Тень креста - Вячеслав Паутов

двери заглядывал знобкий ночной ветер. Тени неустанно сновали по стенам, полу и потолку. Никто не спал в эту пору. Всем хватило забот и работы.

Послушник Огге и святой отец Альбан оказались основными действующими лицами, на плечи которых легла основная тяжесть внезапно сложившейся трагедии. И обсуждать её не нашлось ни желания, ни возможности.

Командир десятка городских стражников предстал перед Альбаном Ирландцем, и святой отец, теперь самый старший служитель храма, распорядился:

— Убийство главного пастыря Нидароса — это драма не только норвежской столицы, но и вызов королевской власти! Зовите градоначальника — он ведает разбирательством таких дел, он же и главный светский судья. О случившемся необходимо сообщить и во дворец, король должен знать о смерти епископа Николаса.

Тела погибших стражей обмыли тёплой водой и укутали в саваны, пока не накрывая голов. К телу епископа отнеслись бережнее: аккуратно вынули копьё — крови больше не было, сняли окровавленную одежду, хорошенько отмыли от крови тело и лицо, а потом положили на белую простынь, уже лежавшую на камышовой циновке, саван же положили сверху, накрыв им обнажённый труп. В заднем помещении храма слышались звуки пилы по дереву и удары молотка по гвоздям — там готовились гробы для новопреставленных.

Первым в храме появился Гамли Лейвссон — градоначальник и командир всей городской стражи, с собой он принёс запах домашнего очага и уюта. Внимательно осмотрев трупы, тот вынес заключение:

— Моих стражников и епископа убили разные люди. Посмотрите вот сюда, — и ярл Гамли дал знак Огге приблизиться, а святой отец Альбан весь обратился в слух. — Удар ножом по горлу стражников нанесён одним точным и выверенным движением, так делает человек, приученный убивать быстро и надёжно. Безусловно, он может быть воином, известным стражникам, а не простым уличным грабителем или разбойникам — те чаще прячутся, чем нападают на опытных бойцов городской стражи.

Здесь Гамли сделал паузу, чтобы нагнуться и взять в руки копьё, а потом продолжил излагать свои умозаключения:

— Кровь на наконечнике уже засохла, но и она не смогла скрыть следы ржавчины на нём, да и пятка древка сколота не вчера — скол тёмный и гладкий. Убийца — не воин, который всегда держит оружие в чистоте и смазке, он — простой человек. Но сам удар нанесён с большой силой, питаемой ненавистью или местью.

Его речь была прервана появлением королевского хольда Арна Сигурдссона, тот самостоятельно осмотрел тела жертв ночных убийств, а потом обратился к ярлу Гамли:

— Король Олав уже извещён о случившемся. И во дворце больше нет покоя… Убийца покусился на самое святое — веру и власть. Кто пойдёт за государём, не способным защитить главных служителей Христу? Какая власть способна снести такой вызов её крепости и влиянию? Преступления должны быть раскрыты и наказаны в ближайшие дни. Этот срок определил сам король Олав. Он в бешенстве, и его гнев может упасть на вашу голову, ярл Гамли Лейвссон.

Даже при скудном освещении в храме, Огге увидел, как побледнело лицо ярла, а рубец через всё лицо стал мучнисто белым. Но в ответ на слова человека короля, Гамли лишь молча поклонился. Передав волю короля Олава, Атли Сигурдсон удалился. Видя состояние градоправителя, Огге с почтением обратился к тому со словами:

— Господин, я могу помочь…

Но в этот момент рука Альбана Ирландца крепко сжала предплечье послушника — святой отец узнал тревожный запах, посетивший его совсем недавно, но об этой тревоге священник продолжал молчать. Его порыв означал лишь то, что Огге должен быть осторожен в своих высказываниях.

— Я знаю чьё это копьё и почему убили епископа Николаса… Уже на заре можно будет задержать убийцу, пока со светом он не ударился в бега.

Пляски ночных теней продолжались до самого утра — до по-осеннему подслеповатой утренней зари. С первыми мутными солнечными лучами у дверей храма уже стоял отряд из двух десятков городских стражников, приведённых ярлом Гамли Лейвссоном. Одновременно и послушник Огге, и святой отец Альбан, но каждый по своему, объяснили себе причины такой прыти градоначальника.

Глава 14

14. Тень креста.

Но Харальд — сын Калле по прозвищу Лодочник и не думал скрываться, не пытался бежать или прятаться. Он, производя неимоверный шум, вывалился из дверей своего дома. Длинная белая рубаха, вся в пятнах от стоялого пива. С ножом в руках Харальд бросился на стражников.

— Прочь, демоны ночи… Прочь, порождения Локи! — в похмельном запале кричал с крыльца Лодочник. — Уничтожу вас всех! Один — бог битвы теперь на моей стороне! Расступись, слуги Распятого Бога!

В ожидании бесноватого, стражники выстроились полукольцом — в центре Гамли Лейвссон и Огге Сванссон. Крайний страж, весьма опытный воин, не стал использовать оружие: он, улучив момент, поставил Лодочнику подножку. И тот во весь свой рост растянулся на сырой осенней земле. Ещё один миг, и пятка копья воина ударила между лопаток строптивца. Весь воздух разом вышел из груди Лодочника, и тот уткнулся лицом в грязь.

— Где твое копьё, Харальд? — прозвучал вопрос градоначальника. — Куда ты его дел, окаянный?

Раздался булькающий смех Лодочника, его грязное от мокрой земли лицо, поднялось вверх, а губы издевательски изрекли:

— Бог Один направил мою руку! И больше нет главного жреца вашего Христа! Он не бессмертен, ваш главный церковник! Он больше не будет совращать и поганить души настоящих норвежцев и их чистых детей. Оставьте меня в покое, бесы Хельхейма!

Навзрыд плакал, разбуженный и напуганный шумом, Рольф, которого полуодетая кормилица вынесла на крыльцо и подняла над собой, делая знак нежданным гостям удалиться. Харальда схватили под руки и быстро доставили к телеге, стоящей в десяти шагах. Связанный по рукам и ногам, Лодочник скоро затих. Стук колёс телеги стал первым предвестником этого хмурого утра.

Нет! — разочарованно и ни к кому не обращаясь, заметил Гамли Лейвссон. — Харальд никак не может быть волком-оборотнем — он просто свихнувшийся от горя пьяница. Но это не уменьшает его ответственности за содеянное. Такой преступник, в любом случае, подлежит казни.

Огге промолчал, он всё ещё подозревал градоначальника в двуличии, потому и не доверял Гамли Лейвссону. Тем более, что