Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов

выгоревшего городка. От этого аромата накатывала вялость, было истомно, рассеянно, не верилось, что здесь идёт война и в темноте притаились люди, подстерегая друг друга.

Он стряхнул с себя вяжущую сонливость и крикнул сотника:

– Яков!

Тухачевский подошёл к нему.

– Пластунов отряди. Пусть проведают, что там у поляка… Да надёжных, чтобы вернулись. Накажи: языка словить!

– Хорошо, Григорий Леонтьевич, – ответил сотник, выжидая и глядя на воеводу, лицо которого в лунном свете, серое и осунувшееся, выглядело болезненным: того и гляди, свалится в горячке.

– Всё, иди. Да возвращайся назад.

Тухачевский ушёл.

А Валуев отыскал Елецкого и двинулся с ним в обход по окопам: осматривать сторожевые посты. Отправив пластунов, Тухачевский присоединился к ним.

– Эй, москва! – вдруг разорвал ночную тишину громкий крик со стороны польских шанцев. – Слышь, москва, – сдавайся!

– Кричат, – сказал Тухачевский.

– Что будем делать, Григорий Леонтьевич? – спросил Елецкий Валуева.

– Пускай кричат, – равнодушно ответил тот. – Горлом много не возьмут. Подойдёт Шуйский – по-иному закричат.

– А если не подойдёт, – тихо пробормотал Тухачевский так, словно подумал об этом про себя.

Валуев резко обернулся и в упор посмотрел на него. У него мелькнула подспудно мысль, что тот был родом из смоленских, откуда-то из волостных, из тех самых, среди которых многие тянули на сторону короля.

– Ты брось, смольнянин, такие речи вести! Присягу давал Василию?! Так гляди у меня, я волен и суд чинить за измену! Думаешь, не знаю, что говорят в острожке? Пора-де и гетману поддаться! Не то передохнем, как кошки по весне без котов!

– Москва! – снова послышался крик из-за польских шанцев. – Новость есть, слышь, москва! Воевода где?! Валуев, а Валуев! Плохи твои дела!.. Сдавайся! Князь Дмитрий убежал! Булаву и хоругви оставил пану гетману! Ха-ха-ха! Слышь, Валуев!..

– Иди ты…! – громко выругался Григорий в темноту ночи, откуда доносились голоса.

– О-о! Слышит воевода, слышит! – раздался насмешливый голос и вслед за ним дружный хохот польских пехотинцев. – Воевода, твои стрельцы здесь пьют горилку! Слышь, Валуев!.. Иди, нальём и тебе!.. Ха-ха-ха!

– Чьи?! – процедил Валуев сквозь зубы. – Я спрашиваю, у кого сбежали? – обвёл он гневным взглядом притихших сотников и стрельцов; те столпились вокруг и с любопытством слушали перебранку.

– Мои, – выступил вперёд и опустил голову остроносый боярский сын. Это был тот, который пришёл от Филарета ещё под Иосифовым монастырем, а потом Валуев принял его к себе в сотники.

– Ещё сбегут – повешу! За…, на башне, чтобы поляк видел твою голую задницу!..

– Григорий, будет тебе, – примирительно сказал Елецкий. – Что делать – вот задача!

– Стоять, князь, стоять! Мочи не будет, но и тогда стоять! Землю грызть и стоять! Князь Фёдор, ты хана Кучума побил! [20]А что тут-то сник?! – пристыдил Валуев его.

– Люди не выдержат, – оправдываясь, промямлил тот.

– Ничего! Поляк хитрит, из острожка выманивает! – уверенно заявил Валуев. – Вот получим от Шуйского весточку, тогда и выступим! А ты, князь Фёдор, послал бы ещё конных на Можайск!

– Сегодня, к ночи, ушли. Вроде прошли – шума не было. Дня через два вернутся.

– Два дня продержимся… Вот только воды нет. С болотной-то кабы худо не вышло, – озабоченно проговорил Валуев.

Он ещё что-то побурчал и распустил всех до утра.

А рано утром со стороны выгоревшего городка послышался необычный шум. И в острожке тут же сыграли тревогу. Забегали по окопам сотники, на башнях завозились у нарядов пушкари. Стрельцы и казаки, не выспавшиеся и злые, засели за тыном, стали готовиться к бою.

Валуев и Елецкий поднялись на башню и уставились на лагерь противника, стараясь разглядеть, из-за чего сходят с ума гусары так рано, когда обычно, в иные дни, дрыхнут до полудня.

А там с громким барабанным боем в стан вошло войско гетмана, и роты выстроились широким фронтом на виду у русских. Гремела, не умолкала, весёлая барабанная дробь. Ей вторили флейты, ликующие крики тысяч воинов, мушкетная пальба, свист и топот копыт.

В это время, спустившись с башни, за невысоким тыном шёл Валуев, а за ним сотники. Около казаков и даточных он остановился.

– Ну что, лапотники, приуныли! Шума испугались?! Так на то он и гусар, чтобы шуметь! Что за гусар – без шума, да в поле?! Там он силён, а при стенке жидок! Уступает нашему брату, пешему-то! Сильно уступает! Тут ведь в глаза надо друг дружке взглянуть! И кто кого!.. Только в моргалки не играть! Он же не девка, чтобы на него пялиться! – прищурился и оглядел Григорий воинов. – Зыркнул – и за глотку!

Мужики молча таращились на него, слушали, хмурили лбы. По их виду было заметно, что они долго не высидят в осаде.

– Григорий, гляди, гляди! – прервал Елецкий тягостную тишину в окопах.

– Ого! Вот тебе и гусары, мать их…! Ха-ха!

– Вдарить по ним из затинных, а?!

– Ну-ну, я вдарю вам по роже! – ворчливо оборвал Валуев расходившихся казаков, с тревогой наблюдая за тем, что делают поляки.

А на поле, перед острожком, жолнеры выставили в ряд трофейные знамёна Шуйского, подкатили и его карету.

– Да то же Шуйского! – недоумённо посмотрел Елецкий на Валуева, ожидая от него реакции.

– Брешет поляк, в обман берёт! – сказал Григорий и выругался. – Чёрт-те что!.. Отставить, не смотреть! – прикрикнул он на стрельцов, тут же понял бессмысленность этого запрета, махнул рукой и ушёл с позиций.

Знамёна и повозка простояли перед острожком до полудня. Потом в острожке увидели странную процессию. Она направилась к ним: впереди шли две сотни жолнеров, а за ними чётким порядком двигались наёмники. Они подошли на выстрел и встали перед острожком.

Озадаченные этим стрельцы и казаки высыпали на брустверы и башни.

Валуев, разглядев наёмников, с удивлением узнал шведов и французов, с которыми два месяца назад штурмовал Иосифов монастырь, когда выбивал оттуда Рудского.

– Что скажешь, Григорий? – с надеждой в голосе спросил Елецкий его.

Стрельцы в окопах тоже уставились на Валуева: все ждали ответа. Вот сейчас он скажет что-то такое, что всё вот это обернётся уловкой гусар и все вздохнут и от души посмеются.

– Пошли ещё дозорных, – пробурчал Валуев, пряча глаза от служилых. – Пусть проведают: где войско Шуйского…

Ближе к вечеру перед острожком появился ротмистр Дуниковский с белым флагом и двумя гусарами.

Григорий выехал к ним с Тухачевским.

– Пан Валуев, – начал ротмистр, – войско Шуйского разбито. Князь Дмитрий бежал. Надеяться тебе не на что. Пан гетман не желает проливать кровь и предлагает тебе сдать острожек, целовать крест королевичу Владиславу на условиях, на каких ему присягнули Салтыков с боярами.

– Салтыков мне не указ, – сказал Григорий. – А крест уже целовал Василию. И в другой раз целовать