Жизнь и удивительные приключения Арчибальда Керра, английского дипломата - Виктор Владимирович Королев

всего, весь персонал дипмиссии заменили после отъезда Криппса. Ишь, какие все молодые да умелые. Красавцы…

– Позвольте войти?

Повар принёс бульон. Чудо-напиток, то что доктор прописал. Но не это сейчас удивило Керра. И не то, как этот молодой человек две недели назад легко приготовил шикарный стол с лимонной водкой. Нет, Керра удивило, как он произнёс вопросительное «позвольте?». Это был posh English.

Элитный, претенциозный акцент. Это язык высших слоёв общества, престижный вариант произношения, когда все согласные произносятся неспешно и вычурно, как будто у вас во рту карамелька. Повар не позволил себе и доли высокомерия, но это был настоящий «пош инглиш», а не лондонский кокни. Уж в этом-то Керр разбирался!

– Благодарю вас за бульон, – протянул больной. – А вы не могли бы, любезный, присесть и рассказать немного о себе?

Молодой парень не стал чваниться. Отвечал коротко, без эмоций.

– Сэр, меня зовут Евгений Йост. В нашей семье говорили и на английском тоже. Готовить научился с детства. Ещё имею врачебные специальности: фельдшер и массажист.

– «И на английском тоже» – вы ещё какие-то языки знаете?

– Немецкий – мой родной. Я из поволжских немцев. Самостоятельно учу французский.

– А можете меня поднять на ноги? Мне неделю никак нельзя лежать, дела ждут.

Что за настои, из каких трав приносил Евгений, какие компрессы и горячие камни прикладывал к спине, – неизвестно. Но на третье утро, бодрый и свежий, Керр поехал в Наркоминдел СССР к заместителю наркома Вышинскому – пора было готовить визит Черчилля в Москву.

Вернулся разочарованный. Написал в дневнике: «С Вышинским установлена тесная связь. Но с ним ничего важного сделать невозможно».

Спина у Керра прошла, но повар Евгений по-прежнему делал послу вечерний массаж. Арчибальд вручил ему бутылку грузинского коньяка.

– Это подарок от господина Сталина.

Парень просиял так, словно его орденом наградили.

«Надо же, простой советский служащий у них знает три языка и много чего ещё умеет, – подумал Арчибальд. – Хотел бы я залезть в голову русских, но, похоже, их невозможно понять никому. Черчилль прав: Россия – это загадка, окутанная тайной…»

Черчилль прилетел в Москву двенадцатого августа. Добирался окольным путём, через Гибралтар, Каир, Тегеран. Последний перелёт занял у него более десяти часов, поэтому с трапа самолёта сошёл он при полном отсутствии радости на лице. Втянув голову в плечи, английский премьер обходил почетный караул, пристально всматриваясь в каждого солдата, как бы взвешивая, сможет ли Красная Армия противостоять Гитлеру.

Нарком Молотов пригласил Черчилля в свою машину и повёз на дачу в Кунцево. Остальные члены делегации должны были разместиться в гостинице «Националь».

Погода стояла прекрасная, вспоминал сэр Уинстон Черчилль в своих подробных мемуарах. В машине стало душновато. Он чуть опустил стекло в дверце и удивился: толщина стекла составляла «более двух дюймов».

– Это превосходит все известные мне рекорды! – воскликнул он. Переводчик ответил спокойно: «Господин Молотов думает, что так будет безопаснее».

И британскому премьер-министру было о чём подумать. Второго фронта нет, и в 1942 году явно не будет, хотя на первой конференции Энтони Иден клятвенно обещал. Он обещал, с него и спрос. Рузвельт тоже хотел помочь Советам, пришлось его обрабатывать, ухаживать за ним, пока не заключили «брачный договор» – Атлантическую хартию. Этот документ, написанный на обратной стороне ресторанного меню, фактически запрещал изменения государственных границ без согласия заинтересованных народов. Теперь, кто бы ни победил в войне, в выигрыше останутся США и Великобритания.

Черчилль был уверен: он сумеет убедить советского лидера, что вторжение в Северную Африку – это и есть второй фронт. По крайней мере, для сорок второго года Африки вполне достаточно. В следующем году будет высадка во Франции – это можно пообещать.

Всё складывалось вроде неплохо, если б не эта неприятность с ледовым караваном PQ-17. Британское Адмиралтейство приказало бросить конвой и возвращаться, оставив транспорты на растерзание немецким подлодкам и самолётам. Две трети судов с экипажами погибло. На дно ушли двести с лишним самолётов, пятьсот танков, более трёх тысяч автомобилей, сотни ящиков с драгоценным пенициллином. А чуть раньше затонул крейсер «Эдинбург» с пятью тоннами золота по «обратному ленд-лизу» – платой СССР за военные поставки.

Черчиллю доложили, что в Кремле больше переживают из-за потерянных танков, а не золота. Ситуация на юге Советского Союза была просто катастрофической. Немецкие танковые колонны, почти не встречая сопротивления, вот-вот выйдут к Волге. Сталин очень рассчитывал на танки и самолёты союзников. Теперь остановить врага нечем. И две недели назад вышел приказ «Ни шагу назад!», согласно которому за пораженческие настроения расстреливали на месте. Словом, переговоры предстоят непростые…

Вместе с премьером прибыли Аверелл Гарриман, личный представитель президента Соединенных Штатов, и несколько высокопоставленных военных. Для отдыха у гостей оставалось мало времени: вечером Черчилль и Гарриман должны встретиться со Сталиным. На этой беседе будут присутствовать также нарком Молотов, маршал Ворошилов и посол Керр.

Потом, позже английский премьер откровенно скажет Арчибальду, что первые два часа встречи в Кремле были «унылыми и мрачными». После дежурных приветствий Сталин стал ходить по комнате.

– Немецко-фашистские войска, – говорил он тихо и медленно, – прилагают колоссальные усилия к тому, чтобы захватить Баку и Сталинград. Советский Союз возлагает большие надежды на открытие в сорок втором году второго фронта. Об этом правительство СССР с настойчивостью говорит союзникам уже несколько месяцев…

Сталин на несколько секунд замолчал и задал вопрос прямо:

– Правильно ли я понимаю, что второго фронта в этом году не будет?

– А что вы понимаете под вторым фронтом? – спросил Черчилль, явно стараясь оттянуть неприятное объяснение.

– Под вторым фронтом я понимаю вторжение большими силами в Европу в этом году, – с явным раздражением ответил Сталин.

– Открыть второй фронт в этом году в Европе англичане не в состоянии, – опасаясь, что его перебьют, Черчилль заторопился. – После всестороннего изучения этого вопроса английскими и американскими специалистами мы пришли к выводу о неспособности начать высадку на другом берегу Ла-Манша в сентябре этого года. Вместо этого ведётся подготовка к высадке во Франции в следующем году. Однако хотелось бы заметить, что к тому времени немцы, вполне вероятно, смогут противопоставить десанту превосходящую по численности группировку своих войск.

Сталин нахмурился, лицо его сразу стало морщинистым, старым.

– Не стоит так бояться немцев, – наконец выдавил он из себя. – Почему вы их так боитесь?

Ответ именно на такой вопрос и готовил английский премьер заранее. Главное он высказал, теперь можно выпускать лёгкую словесную кавалерию. Как с трибуны Адмиралтейства, стал рассказывать он о том, что Ла-Манш – совсем не простая водная преграда, даже Гитлер побоялся её преодолеть. О том, что фашистские