Василий Авенариус - Гоголь-гимназист

Смерть отца произвела в беззаботном школяре, очевидно, серьезный нравственный перелом, почти совпавший с переломом в его школьной жизни — переходом на университетский курс, и, так сказать, подготовила в нем для этого курса духовную почву.

Послесловие

Эта книга была написана и издана сто лет назад. Ее автор всю жизнь преподавал русскую словесность в гимназии, и его литературные опыты во многом предопределены этим занятием. Он создал не научную биографию писателя и не роман высокой художественной ценности. Задача автора была намного скромнее: описать жизнь молодого Гоголя в форме связного повествования, легкого для чтения, не пугающего излишней сухостью и ученостью, с минимальными притязаниями на какую-либо особую художественность, но доступного для юного читателя-учащегося. Словом, сделать книгу по возможности интересную для гимназиста, но выступающую в то же время как дидактический и познавательный материал, дополняющий представления о русской классике.

Нельзя предъявлять к книге требования, превышающие авторские задачи. С позиций академических исследований биографии писателя многие моменты в книге Авенариуса не выдерживают критики; немного наивными и старомодными смотрятся и приемы, которыми автор пользуется, чтобы оживить свое повествование. Возможно, это не самый достоверный источник биографической беллетристики, но книга о Гоголе для юношества все-таки была создана, много раз переиздавалась, и по ней получали свои первые представления о личности великого писателя два-три поколения русских читателей. Потом книга Авенариуса была забыта, но, увы, в литературе не появилось ничего, что могло бы достойно занять ее место. Попытки написать книгу о писателе для молодежи были и позже, необходимость создать книжку с новым освещением фигуры писателя в противовес «устаревшему» и «старорежимному» ощущалась остро, но новые книги такого рода (например, книга Ю. Гаецкого) оказывались вторичными по отношению к книге Авенариуса своей фактографией, а новизна освещения и осмысления фактов не являлась преимуществом книг новой, советской эпохи. И теперь, когда совсем новых работ о Гоголе для читателя соответствующего возраста нет, и можно говорить лишь о переиздании чего-либо из старых сочинений, Авенариус имеет несомненный приоритет перед своими последователями.

Почему?

Книга Авенариуса при всех ее слабостях обладает свойством, впоследствии совершенно утраченным, — свободой интонации. Почтительная дистанция с героем — великим писателем — не мешает автору видеть его характер объемно, во всем многообразии его непростых проявлений, и называть вещи своими именами. Нет попыток подправить, подчистить историю, подлакировать образ, привести его в соответствие с официальной точкой зрения, подтянуть бытовые черты облика писателя к его литературному величию. А именно этим усердно занимались биографы писателя в позднейшее время, — и в этом не только их вина. Сам дух эпохи обязывал подтягивать образ писателя «до уровня», делать из него весельчака, оптимиста, бодрого литературного и театрального функционера, задорного общественного деятеля. Историческое искажение представлений о личности писателя отразилось не только в биографиях — даже памятник Гоголю в Москве был подменен, — грустный, немного понурый Гоголь оказался чуждым эпохе и был заменен на «правильного», жизнерадостного и энергичного.

Молодой Гоголь очень плохо вписывается в стереотипный, хрестоматийный образ юного гения. Робкий, замкнутый, не блистающий успехами в учебе и не проявляющий особых творческих талантов — ничем он не обещал будущего великого писателя. Добросовестно изобразить его таким для автора биографической книги сложно, очень велик соблазн обвинить окружение писателя в том, что они просто недопоняли, не разглядели, недооценили… Ценность книги Авенариуса в том, что он свободен от искушения приукрасить историю, от ложно понятого почтения к герою и — в отличие от своих последователей — от официальной установки на «правильное» изображение писателя. Он свободен, и в книге заурядность названа заурядностью, нелюдимость — нелюдимостью, посредственность — посредственностью. Это другой Гоголь, не совсем тот, который внедряется в сознание школьной программой, который создавался искусственно в угоду сиюминутному политическому лозунгу.

И оттого, что образ Гоголя, человека необычного характера и причудливой судьбы, написан правдивее, он, к нашему удивлению, не утратил масштабности. Наше почтение перед гением писателя не померкнет, если мы узнаем о том, что его юношеские сочинения действительно были посредственны, а характер не всегда располагал окружающих.

Книга Авенариуса не потеряется во времени. Она напоминает читателю об объективности и непредвзятости в творческом процессе, о свободе и независимости мнений, учит представлениям о сложности человеческой натуры и своеобразии проявлений таланта.

Лев Магазаник

Примечания

1

В Нежинской гимназии высшим баллом было 4.

2

Ну! что же! (фр.)

3

Дамоклов меч хорошо известен, он привиделся мне во сне за столом (фр.)

4

Господа, к столу! (нем.)

5

Куда, куда, мой дорогой? (нем.)

6

Стой! Стой! (нем.)

7

Ладно! (нем.)

8

Куда, куда, господа? (нем.)

9

Божьей милостью (лат.)

10

другими словами (лат.)

11

О, будет, любезнейший! Платон мне дорог, но правда дороже (лат.)

12

Речь идет о стихотворении Беранже «Добрая фея». Мы приводим начало стихотворения в переводе В. Курочкина:

«Некогда, милые дети,

Фея Урганда жила,

Маленькой палочкой в свете

Делав большие дела.

Только махнет ею — мигом

Счастье прольется везде…

Добрая фея, скажи нам,

Где твоя палочка, где?»

13

Стихи Сумарокова.

14

Из-за алтаря и очага (лат.)

15

Вне Венгрии нет жизни, а коли есть, так не такая… (лат.)

16

Шапки долой! шапки долой! Слава маркизу Карабасу! (фр.)

17

Из «Наталки-Полтавки» Котляревского.

18

Приведенное в кавычках взято буквально из подлинных «кондуитных списков» нежинской гимназии.

19

Ну, скоро ли? Но что с вами, Яновский? (нем.)

20

О, мой отец!.. В Прагу! (нем.)

21

Дорогой отец (нем.)

22

Трудно не написать сатиры (лат.)

23

Некоторым читателям, быть может, будет небезынтересно по настоящему случаю припомнить сделанное самим Гоголем описание «гусара», которое поэтому выписываем здесь дословно:

«Дамы (просто приятная и приятная во всех отношениях) умели напустить такого тумана в глаза всем, что все, а особенно чиновники, несколько времени оставались ошеломленными. Положение их в первую минуту было похоже на положение школьника, которому сонному товарищи, вставшие поранее, засунули в нос гусара, то есть бумажку, наполненную табаком. Потянувши в просонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившейся речкой там и там пропадающей блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, — и потом уже наконец чувствует, что в носу у него сидит гусар».

Когда из-под пера Гоголя вылились эти живописные строки, в памяти его, несомненно, рисовалась подобная же сцена из его собственного детства в нежинской гимназии, окна которой выходили в густой сад, омываемый заросшим тростником Остром.

24

Моя вина (лат.)

25

О мертвых (говорят) либо доброе, либо ничего, а по-моему, и про живых. (лат.)