Андре Кастело - Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Розе доходит пятнадцатый год. Один из современников изображает ее как «воплощенную грацию», хотя «скорее обольстительную, чем красивую». У этой светлой шатенки бесспорно ослепительная кожа, шелковистые волосы, которые с возрастом потемнеют и приобретут прелестный рыжеватый оттенок, и глаза, цвет которых следует определить как меняющийся. Если окружающим они казались темно-голубыми, а художники чаще всего рисуют их нам коричневыми, цвета подгоревшего кофе, то в обоих ее паспортах, выписанных в 17 95, они характеризуются как «темно-золотистые» или «черные» — различие, проистекающее, без сомнения, от привычки «почти всегда держать их полузакрытыми под длинными, чуточку изогнутыми веками с прекраснейшими в мире ресницами». Она излучает — и всегда будет излучать — обаяние своим кротким взглядом, гибкой поступью, небрежностью движений, улыбки и голоса. Задержимся еще минутку на ее паспортах и отметим рост, которого она вскоре достигнет, — пяти футов, иными словами, метр шестьдесят два сантиметра. Примеры в одном из паспортов описывают нос и рот как «маленькие», в другом — как «красивые», что вполне совместно, а вот подбородок показался одному из писарей «круглым», другому же — «несколько выступающим».

Пока что Роза влюблена. Влюблена в свой гамак, где проводит в мечтаниях долгие часы, влюблена в желе из гайявы, в анисовую настойку, которую готовит Марион, в Версаль, о котором ей рассказывает отец, бывший паж обворожительной дофины Марии Йозефы Саксонской[20], невестки короля Людовика XV.

Влюблена в любовь?

Как ей не быть влюбленной в краю, где все наводит на мысль о любви? В краю, чуждом ложной стыдливости? В краю, где негритянки и мулатки пользуются своими мадрасскими накидками как любовным телеграфом? В те времена, многие из обычаев которых сохранились до наших дней, узел на одном конце накидки означал «сердце свободно», на двух — «сердце нужно взять», на трех — «сердце занято». Иные женщины завязывали ткань так, что на всех ее четырех концах гордо взбухали узлы, зазывно и бесстыдно возвещавшие: «Сердце безумствует».

Была ли рабыня Розы Брижитта ее «кокоткой» — так называли на карибских островах наперсницу, негритянку или мулатку, которая не расставалась с хозяйкой и спала с ней в одной комнате? Нам кажется, что юные креолки из островного дворянства избегали обзаводиться подобными спутницами.

Если верить, — а я думаю, что верить не следует, — некоему Терсье, генералу вандейцев, у будущей «г-жи Наполеон» был с ним роман. Капитан мартиникского полка, он был принят в лучшем обществе острова. «Среди тех, кто составлял его, — пишет он, — я познакомился с м-ль Таше де Ла Пажри, знаменитой императрицей Жозефиной. Я был тесно связан с ее семейством. Часто гостил по несколько дней в поместье ее матушки. М-ль Таше была тогда молода, я тоже…»

Это многоточие проставлено рукой самого генерала, который написал свои «Воспоминания» много позднее, когда он был заклятым врагом Наполеона. Я предпочитаю верить традиции, утверждающей, что Марион внушила Розе: «Не влюбляйся в кого попало».

На масленицу 1779 в Фор-де-Франсе полтора месяца стояла эскадра графа д'Эстена[21]. В ней служило сто пятьдесят офицеров, для которых «устраивались танцы», и не исключено, что Роза позволила себе принимать невинные ухаживания некоего девятнадцатилетнего лейтенанта по имени Сипион дю Рур с корабля «Марселец». Впоследствии м-ль де Ла Пажри вновь встретит его, и он станет ее любовником. Покамест же между ними ничего не произошло, К тому же к этому моменту Роза уже стала невестой, и вся Пажри взволнована этим событием.

Событием во многих эпизодах.

Судите сами. Маркиз де Богарне[22], живущий во Франции любовник Мари Эжени Таше, супруги некоего Ренодена, которому разрешают писаться с дворянской частицей «де», попросил руки Катрин Дезире, сестры Розы, для своего сына Александра.

Александр?

Разумеется, его знали все, потому что он тоже родился на Мартинике в 1760, тремя годами раньше Жозефины, когда его отец исполнял обязанности правителя и губернатора французских Антил, включавших в себя не только Мартинику, Гваделупу, Дезирад и Мари-Галант, но также Доминику, Сент-Люсию, Гренаду, Гренадины, Тобаго, Сент-Винсент и Кайенну. Юный Александр даже остался в Фор-Руайале после отъезда своих родителей и г-жи де Реноден, которые вверили его попечениям г-жи Таше де Ла Пажри, бабушки будущей Жозефины. Произвольно сдвигая даты, кое-кто из историков пытался представить молодого Богарне как первую любовь той, кто станет его женой. Так вот, в 17 65 или начале 17 66 Александр уехал во Францию. Жозефине едва исполнилось тогда три года. Конечно, на берегах Карибского моря все созревает рано, но преувеличивать все-таки не следует.

Этот союз, неожиданный для маленькой бесприданницы Таше, был устроен, разумеется, г-жой Реноден. К несчастью, когда весть о сватовстве достигает Труаз-Иле, Катрин Дезире больше нет — ее унесла чахотка, Отец предлагает свою третью дочь Манетту, «здоровье и веселый нрав которой» сочетаются «с лицом, обещающим стать интересным». Но Манетте всего одиннадцать лет, и г-жа де Ла Пажри не желает еще с ней расставаться. Тогда 2 4 июня 177 8 Гаспар Таше де Ла Пажри предлагает. Розу., Накануне ей исполнилось пятнадцать, она — гордо уточняет ее отец — «весьма зрела для своего возраста, и ей вот уже пять-шесть месяцев можно дать восемнадцать лет». Нрав у нее кроткий. Сверх того она владеет «немного гитарой» и отличается «приятным голосом, красивыми кожей, глазами и руками».

Маркиз ответил: «Я не указываю, которую из двух ваших барышень мы просим вас привезти: та, что, по вашему мнению, больше всего подойдет нашему сыну, и будет для нас желанна, Приезжайте и сами решите, какая из двух прибудет с вами».

Г-н де Ла Пажри «указывает» на старшую дочь, и вот так Роза становится невестой Александра де Богарне. Оглашение о помолвке делается 11, 18 и 25 апреля 177 9 в церкви Труаз-Иле. Тут же начинается переписка между братом и сестрой. Г-жа де Реноден не ленится описать г-ну де Ла Пажри его будущего зятя. По ее словам, у «молодого человека» есть все, чтобы нравиться, — «приятное лицо, отменное сложение, ум, дарования, и — что представляет собой неоценимое достоинство — в нем соединены наилучшие качества души и сердца: он любим всеми, кто его окружает». К тому же у него недурное состояние — 40 000 ливров ренты и надежда получить еще 25 000.

По мнению менее лицеприятного свидетеля — его будущего однополчанина с характерным для эпохи именем Луи Амура де Буйе, физический облик Александра зауряден, но природа наделила его «приятной внешностью, располагающими и привлекательными чертами, изящными манерами»: он уже нравится женщинам. У него было немало романов, и «эти успехи льстят его самолюбию и целиком поглощают его». Скромность не относится к числу его достоинств: он хвастается перед товарищами своими похождениями. «Он даже показывал мне вещественные доказательства, — рассказывает Луи Амур, — которые собирал и хранил, как другие сделали бы с предметами, подтверждающими их славу».

«Почему я не могу полететь к вам! — пишет г-жа де Реноден брату. — Приезжайте, ваша верная сестра молит вас об этом».

Но Франция воюет с Англией, и г-н де Ла Пажри стал драгунским капитаном в ополчении. Подобает ли покидать Мартинику в момент, когда англичане уже завладели соседним островом Сент-Люсия? И потом, не опасно ли предпринимать длительную поездку по морю вместе с совсем юной девушкой, когда океан бороздят корабли его британского величества? Г-жа де Реноден пожимает плечами. Что если долгое ожидание «поостудит пыл молодого человека»?

Но несмотря на издержки, которых требует такое путешествие, на него приходится решиться. И в конце августа 1779 г-н де Ла Пажри, его сестра Розетта, мулатка Эфеми и главный персонаж каравана Роза покидают наконец Фор-Руайаль.

Прощайте, платки,Прощайте, накидки,И золота блестки,И ожерелья!..

Во время долгого плавания военного транспорта «Иль-де-Франс», конвоируемого фрегатом «Помона», Роза мечтает о своем девятнадцатилетнем женихе, этом королевском офицере, с которым она, может быть, играла в те времена, когда он жил у бабушки Таше. Она представляет его себе в щегольском белом мундире с серо-серебристыми отворотами и отделкой.

Четырнадцать лет назад шевалье де Богарне, очень красивый мальчик, совершил такой же переезд, отправляясь к родителям. Его мать умерла через девятнадцать месяцев после его прибытия. Маленького шевалье воспитывала его крестная г-жа де Реноден, уже проживавшая отдельно от мужа и после разрыва с ним состоявшая в фактическом браке с бывшим губернатором. Чета вверила Александра напыщенному педанту-наставнику с причудливой фамилией Патриколь. Он сперва сопровождает Александра и его брата Франсуа в коллеж Плесси, а затем везет своих воспитанников в Гейдельбергский университет. Из высокопарных писем этого педагога мы узнаем, что грамматика вскоре перестала быть для Александра той «особой с морщинистым и безобразным лицом, которая так отвращала его первоначально». Поклонник Вольтера, Патриколь добавляет (и мы представляем себе, с какой улыбкой): «Он весьма своеобразно клюнул на крючок катехизиса. Я опасался, как бы такой ум, как у него, издавна приученный все мерить линейкой и циркулем, не нашел множества изъянов в этих поучениях и не стал выдвигать возражений, на которые мне было бы трудно возразить, но, к счастью, Александр сам разрубил узел трудностей, открыв для себя тот принцип, что не следует углубляться в таинства, которые святая церковь предписывает нам чтить, и что нужно поступиться ради нее доводами разума, поскольку она не может нас обманывать. Принцип этот насквозь ложен, но я чту и бесконечно люблю его, поскольку он оказывает мне большую услугу в данных обстоятельствах».