Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

Елизавета Петровна мысленно представила рядом с Румянцевым покойного родителя, но не смогла уловить между ними сходства. Черты лица молодого офицера были иными, чем у великого государя. И все же он был чем-то на него похож…

— Если не ошибаюсь, граф, — обратилась она к нему после того, как Разумовский кончил чтение, — вы назвали себя капитаном?

— Точно так, ваше величество, — ответил курьер. — Капитан граф Петр Румянцев.

— О нет, вы уже не капитан, — весело возразила государыня, — с сего часа вы полковник.

Румянцеву показалось, что он ослышался. Провожая его с пакетом в Петербург, отец что-то говорил о доброте государыни, но он не ожидал, что ее милость будет столь великой.

— Подойдите ближе, мой друг, — позвала государыня и, когда он подошел, с ласковой улыбкой протянула ему руку. — Я рада, что первая поздравляю вас с новым чином, — сказала она и, чтобы дать ему оправиться от волнения, обратилась к Разумовскому: — Алексей Григорьевич, прикажите послать яхту за графом Ласси. Я хочу лично поздравить его с победой. И еще, — продолжала она после паузы, — на сегодня отменяются всякие дела. Сегодня будет пир. В честь славной победы нашей!

От государыни Румянцев вышел вместе с Разумовским. В коридоре камергер дружески обнял его:

— Примите и мои поздравления. Думаю, полковничий мундир будет вам больше к лицу, нежели капитанский.

— Весьма вам признателен, — в смущении отвечал Румянцев. Он терялся от неожиданного счастья, и ему не хватало слов, чтобы выразить это счастье.

Пир по случаю мира со Швецией не был таким торжественным и пышным, каким виделся поначалу императрице. Разумовскому и Лестоку удалось убедить ее величество отложить главные торжества до возвращения из Або министров, так блистательно завершивших переговоры, а также фельдмаршала Ласси и его генералов-победителей. Сказать точнее, это был куртаг, какие обычно устраивались по праздникам, — с музыкой, танцами, фейерверками, горячительными напитками в трапезном зале.

Румянцев явился на собрание в новеньком полковничьем мундире. Об этом позаботился сам Разумовский. Сразу же после аудиенции у ее величества он повел обласканного офицера к придворному портному, который подогнал по его росту и плечам отличнейшее платье.

В жизни Румянцева это был первый бал. Правда, до сегодняшнего вечера у него были товарищеские пирушки. Но разве можно сравнить те шумные попойки с этим великолепным собранием! Сияние дамских глаз, напудренные парики, разноцветные ленты, ордена на мундирах, блеск золота и бриллиантов и, наконец, музыка — все это поражало зрение и слух, и сам дворец казался Румянцеву чем-то вроде рая.

В окружении свиты государыня находилась на противоположной стороне зала. Румянцев наблюдал за ней издали, не смея подойти ближе: он боялся произвести на нее невыгодное впечатление. Ему почему-то казалось, что в новом мундире есть какой-то изъян, который не заметил ни портной, ни он сам, но который может обнаружиться сейчас…

Музыканты настраивали инструменты. Стоя спиной к стене, Румянцев ждал: вот-вот на середину зала выйдет распорядитель и объявит очередной танец. И тогда кавалеры расшаркаются перед дамами, перетянутыми корсетами, те плавно выплывут в своих изящных платьях и в такт музыке, словно лебеди, начнут чарующие движения.

Вдруг Румянцев почувствовал на себе чей-то взгляд. Он повернулся наугад и почувствовал, как по телу прокатилась теплая волна: на него смотрела княжна Екатерина Голицына, «тетя Катя», как когда-то он называл ее. Семь лет прошло с тех пор, как впервые увиделись они в доме князя Дмитрия Михайловича — был он тогда совсем мальчишкой, — а вот, видно, не забыла его. Сама же княжна совсем не изменилась. Такая же русоволосая, нежнолицая, красивая.

Румянцев поклонился, давая понять, что узнал ее. Княжна тотчас решительно направилась к нему.

— Граф Румянцев, вы ли это? — воскликнула она с той же непринужденностью, с какой когда-то разговаривала с ним в доме своего дяди. — Я так рада за вас! Вы уже полковник! А я все та же старая дева, — со вздохом добавила она. — Пойдемте, я представлю вас своим. — И, взяв его под руку, повела к фельдмаршалу и полной даме, которых только что оставила. Дама оказалась ее сестрой, фельдмаршал — мужем сестры, графом Александром Борисовичем Бутурлиным.

Имя фельдмаршала Румянцев слышал давно. В армии о нем поговаривали без особого почтения. Это был человек средних лет, в свое время окончивший морскую академию и служивший у Петра Первого денщиком. Таланта военного офицеры в нем не признавали, но на службе он был усерден и деятелен. Званием генерал-фельдмаршала Елизавета Петровна удостоила его в день своего коронования 25 апреля 1743 года.

Представляя Румянцева своей сестре и деверю, княжна не сводила с него восхищенных глаз. От фельдмаршала это не ускользнуло. Обменявшись с юным полковником несколькими фразами относительно войны и мира со Швецией, он сказал, что желал бы продолжить разговор в трапезной, после чего повел супругу в смежную комнату, предоставив молодым возможность поговорить без свидетелей.

— Вы живете в Петербурге? — спросил Румянцев княжну, когда они остались одни.

— О нет, — отвечала княжна с напускной веселостью. — Мы живем в Москве. Я приехала просить у государыни милости. А вы прямо из Або? — переменила она разговор. — Своей вестью вы так всех обрадовали! Среди фрейлин только и разговоров, что про вас, — добавила она с некоторым кокетством.

Румянцев не знал, что отвечать, и только смущенно пожимал плечами.

— Нет, это правда, — настаивала княжна с такой пылкостью, словно с его стороны имелись возражения. — Обратите внимание на чернобровую фрейлину в зеленоватом платье, что стоит лицом к нам, рядом с государыней. Я давно заметила: она не сводит с вас глаз. А, знаете, кто это? Это дочь знаменитого Волынского, одна из богатейших невест Петербурга. Говорят, государыня души в ней не чает.

В это время зал пришел в движение. В сопровождении камер-фрейлин Елизавета Петровна направилась к выходу. Когда она проходила мимо Румянцева, в ушах у него зазвенело. Забыв про княжну, он любовался императрицей. В эту минуту государыня казалась ему божеством. Красивая. Беспорочная. Святая.

— Не правда ли, сегодня государыня очень хороша, — ревниво сказала княжна, заметив, какими глазами смотрел на императрицу молодой граф.

Румянцев промолчал.

— Может быть, возьмете на себя труд проводить меня в трапезную? — обиделась на его молчание княжна и, не дожидаясь согласия, сама взяла его под руку.

В трапезной было полно народу. Не выпуская руки графа, княжна отыскала своих, сидевших за отдельным столиком. Граф Бутурлин пил из хрустального бокала красное вино.

— Присаживайтесь, — пригласил он Румянцева и налил ему такой же бокал вина. — За здоровье всемилостивейшей государыни!

Румянцев выпил до дна. После этого фельдмаршал предложил выпить за победу над шведами, и они снова пригубили бокалы. Княжна уговорила сестру присоединиться к обществу дам. С их уходом фельдмаршал воодушевился еще больше. Он пил бокал за бокалом, принуждая делать то же самое и Румянцева.

— Вам повезло, — говорил он ему. — Восемнадцать лет, и уже полковник. В ваши годы я не был даже капитаном. А вообще-то вы этого заслуживаете. Вы хороший, храбрый человек, и за это давайте выпьем.

Пьянея, фельдмаршал обнаруживал в новоиспеченном полковнике все больше и больше достоинств. В заключение он объявил, что любит его сильнее, чем кого-либо, и в доказательство полез целоваться. Румянцев уже раскаивался, что подсел к нему. К счастью, появился адъютант фельдмаршала, и им вдвоем удалось уговорить захмелевшего графа уехать домой.

Румянцев, выпивший лишь немногим меньше Бутурлина, вышел в сад отдохнуть, освежиться.

Занималось утро. На северо-восточном небосклоне белели мелкие рябые облака. Ночь растворялась, над садом разливался свет наступающего дня. В саду было тихо. Трава и цветы на клумбах блестели от росы. С яблонь свисали зеленые, еще не успевшие налиться сладким соком яблоки.

Румянцев выбрал скамейку шагах в пятнадцати от увитой хмелем беседки и сел, с наслаждением вдыхая настоянный зеленью воздух. Рядом не было ни души. Лишь в глубине сада прогуливались несколько пар.

Вдруг из беседки показался молодой человек в мундире армейского капитана. Заметив Румянцева, офицер решительно направился к нему.

— Разрешите сесть.

О Боже, да это же сама императрица! Румянцев мгновенно вскочил, сорвав с головы шляпу.

— Напрасно, — сказала ему государыня. — Для меня вы сейчас старший по чину.

Они сели рядом. От ее близости Румянцев словно окаменел. Он боялся пошевельнуться.

— Расскажите, как воевали с неприятелем, — попросила государыня. — Много убили шведов?