"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– И что же поручил Хелгу-бек сказать нам? – осведомился тархан.

– Если ты непременно желаешь услышать его речи прямо здесь, в этой толпе, я не посмею спорить и исполню твое повеление, – Синай поклонился. – Но не кажется ли досточтимому тархану, что досточтимому булшицы будет любопытно самому увидеть меня и услышать речи Хелгу из моих скромных уст?

Тархан перевел дух. Стоит ли торчать на жаре под солнцем, слушая то, что все равно придется услышать еще раз в тени Песахова шатра?

– Пропустите их, – кивнул он страже и стал разворачивать коня.

Посольство, возглавляемое Синаем, вернулось в русский стан через три дня. Хельги ждал его с тайным нетерпением, не желая терять время, но понимал: и отрокам на дорогу, и Песаху на размышления требуется известный срок. Пусть проходят дни, лишь бы итог не обманул ожиданий…

Оправдались его надежды лишь наполовину. Посольство вернулось благополучно – не утонуло в море, если бы отроки не справились с парусом скутара, не сбежало обратно в Самкрай, и Песах не взял Синая с боспорцами в плен. Даже выслушал их и принял глиняную печать, зная, что именно такими русы и располагают. Но сами переговоры успеха не принесли.

– Я был бы дураком, – так сказал мне досточтимый булшицы, и ты понимаешь, что я со страхом и трепетом передаю тебе его речи, вооружась надеждой на Бога и движимый желанием как можно точнее исполнить порученное, – доложил ему Синай. – Был бы дураком, сказал он, если бы поверил на слово русам, которые в нынешнее лето показали себя самым коварным народом между Кустантиной и морем Самкуш. Вы обманули рахдонитов, сказав, будто собираетесь воевать с греками; вы обманули боспорцев, коварным образом войдя в Самкрай. Вы обманули и греков, заключая с ними союз, но держа в уме уклониться от поставленных условий. Не ждите, что теперь, когда оказалось, что и они намеревались обмануть вас, я охотно встану на вашу сторону лишь потому, что греки – мои враги. А друзья ли мне вы – я увижу по вашим делам. Так сказал досточтимый булшицы Песах.

Хельги, Асмунд, Стейнтор, Гудмар, Семимир, Перезван, Благожа и прочие воеводы молчали, пытаясь уразуметь, что такое им передал хазарский полководец.

– Ну, что же, это ответ разумного человека, – сказал наконец Хельги. – Поверь он мне на слово, он и правда был бы не настолько умен, чтобы стать надежным союзником. Значит, будем управляться сами. И Таврия увидит наши дела! Ты же, Синай, исполнил мое поручение настолько хорошо, насколько это в человеческих силах, и в награду оставь этот кафтан себе. Отрокам выдадут по шелягу. Ну, дубы сражений, – он оглядел своих воевод, – не хочет ли кто из вас проехаться на рынок в Сугдею и прикупить вина?

– Это за что он нас дубами обозвал? – обиженно пробормотал Селимир.

– Это значит, назвал нас удалыми молодцами по-ихнему, по-варяжски, – пояснил киевлянин Милояр.

– А! Ну, тогда я бы съездил, – кивнул Селимир.

Хельги окинул взглядом его грузный стан и круглое лицо, опушенное бородой и отмеченное явным пристрастием ко всем радостям жизни.

– Пожалуй, тебя-то мне и надо.

– Что, на дуб сильно смахиваю? – хмыкнул Селимир и приосанился.

На другой день, еще довольно рано, в гавань Сугдеи вошли два русских скутара. На каждом было человек по десять. Они миновали мол, причалили у ближнего к городу его конца, высадились, оставив по человеку в каждом скутаре, прочие отправились на рынок. Оружия при них не было – как и полагалось по уговору между их вождями и стратигом.

Рынок Нижнего города в это время изобиловал плодами земли. Уже созревали сливы – желтые, красные, розовые, синеватые, – а еще вишни, груши, яблоки, дыни. Целыми горами лежали свежие смоквы, блестя под солнцем лиловыми, бурыми, зелеными боками. Синел в корзинах виноград, продавались орехи. Рыбаки принесли утренний улов, с повозок предлагали пифосы свежего молока, творог и сыр, яйца и домашнюю птицу. От углубленных в землю хлебных печей тянуло запахом горячих лепешек, а от жаровен – жареной рыбы.

Русы толкались среди повозок и лавок, приценивались к припасам. Главным среди них был средних лет довольно полный архонт с румяными щеками и в зеленом кафтане; заломленная набок хазарская шапка с «ушами» придавала ему лихой вид. Разменяв серебряный дирхем на фоллисы, он покупал свежие лепешки, сыр, жареную рыбу, сливы, а его отроки складывали это все в корзины и заплечные короба из темно-желтой коры: это называлось «береста». Трое тащили по амфоре вина.

– Уезжаем домой, – охотно рассказывал архонт торговцам. – Князь уже стан сворачивать приказал. Не поладили было князья наши, да вроде сговорились. Худой мир лучше доброй ссоры, а, борода? Верно говорю? Вот, на дорогу запасаемся. У нас-то такого овоща сладкого не водится… Правда, меды у нас лучше, а то вино это ваше такая кислятина бывает, ну его совсем! Ого…

Он оглянулся вслед женщине, что прошла мимо, улыбнувшись ему из-под края покрывала полусонной улыбкой, будто поднялась раньше, чем ей хотелось бы.

– Вермунд! – заорал толстый архонт. – Вермунд где?

– А вон, смоквы у старухи пробует, – подсказал кто-то из отроков.

– Да плюнь ты свои смоквы! Поди спроси у вон той – она из тех, кого можно, или чья-то?

В недолгом времени русы вновь показались в гавани. Отроки были нагружены корзинами и амфорами, а Селимир шел между двумя потаскушками, что слоняются близ рынка и причалов: обе хохотали, хотя едва ли много понимали из того, что он им рассказывал по-славянски. Зато хорошо понимали звон дирхемов в кошеле у пояса с хазарскими бляшками, что украшал его выпирающий живот – архонт явно не напрасно сходил на Таматарху и мог похвалиться добычей. Сугдиане оглядывались на них, прикрывая рты ладонями, чтобы не смеяться. Рыжая Панагула не зря сегодня встала в такую рань – для нее, конечно, – как знала, что ее поджидает хороший заработок. Синяк под глазом с того случая в кабаке Носатого Закиса у нее уже почти прошел. И подружку прихватила – Элена, тезка василиссы, хоть и располнела на третьем десятке, а тоже была еще ничего. Наверное, про этих женщин русский архонт тоже мог бы сказать: «У нас такого не водится».

Сделав столь прекрасные запасы, домой, то есть в стан, архонт не торопился. Миновав свои лодьи, вся ватага вышла на мол и уселась там, шагах в сорока от машины, которая поднимала в случае надобности железную цепь через гавань. Второй конец цепи был закреплен на берегу, и там тоже стояло пять человек стражи. Старший их находился здесь, при своих людях. Десятник, Фрасас, безо всякой радости смотрел, как человек семь русов усаживаются на мол, откуда открывался и впрямь красивый вид на гавань и Нижний город, как отроки открывают корзины и раскладывают на расстеленном плаще лепешки, свежие смоквы и белый сыр, как архонт отбивает запечатанное смолой горлышко амфоры, кидает его в воду, а сам наливает вина в рог, который принес на поясе. Потом амфору пустили по кругу; отроки пили, угощали женщин – Панагула и Ленико визгливо хохотали, глядя, как дикие русы проливают вино на грудь через неровно обломанные края, но сами тоже не отказывались приложиться. У этих варваров и потаскухи научатся пить неразбавленное!

– Чего вам здесь надо? – Фрасас подошел к пирующим русам, но в голосе его зависти было куда больше, чем удивления. – Не положено здесь. Проваливайте, – без особой уверенности добавил он, не зная, как определить положение архонта. Окажется еще знатный и обидчивый…

– У? – Тот, явно не поняв ни слова, протянул ему амфору.

– Не положено мне, на службе я, – Фрасас попятился, в душе негодуя на руса, который явился жрать вино и развлекаться с девками туда, где честные люди несут свою нелегкую службу.

Не поняв ответа, толстый архонт немедленно про десятника забыл и вновь принялся рассказывать что-то девкам. Они мало что понимали, хоть он и помогал, изображая руками, видимо, сражение. Надо думать, врет про свои ратные подвиги. У кого в кошеле звенит, тот может что угодно врать…