Нина Молева - А. Г. Орлов-Чесменский

— Сама-то пожелала в апраксинском доме поместиться, в том, что адмирал Федор Матвеевич Апраксин государю Петру II завещал. Он бок о бок стоял. И с той же весны архитекту Растреллию поручила третий Зимний дворец строить, чтобы фасадами на Неву, Адмиралтейство и луговую сторону.

— Дальше знаю. Как строительство Растреллий полностью развернул, тетка во временный деревянный дворец перебралась, что он для нее подальше от Невы соорудил.

— Здесь и скончалась государыня наша. Не дождалась.

— Денег жалеть не надо было. Как на туалеты, без счету тратила. Вон две с половиной тысячи платьев оставила как есть ненадеванных. Хвастаться любила, что большого выхода туалеты по два раза не надевает. А дворца настоящего так и не имела.

— Зато ты, душка, первым в него въедешь. Как хорошо, и строить не надо. Словно для тебя подгадали — тоже примета, государь!

ПЕТЕРБУРГ

Зимний дворец, комнаты Екатерины II

Екатерина II, Василий Шкурин, горничная Катерина Ивановна, Е. Р. Дашкова, Петр III

— Вы сегодня на редкость бледны, ваше императорское величество. Вам неможется? Вы не разрешите мне остаться и поухаживать за вами — вы так всегда пренебрегаете вашим здоровьем. К тому же в комнатах несносный холод. Разрешите мне вас устроить поудобнее, накрыть пледом. Я не стану докучать вам своим разговором — я просто посижу вблизи вас.

— Нет, нет, княгиня, отправляйтесь домой. Со мной решительно все в порядке. Немного болит голова, но я подремлю, и все пройдет. Благодарю вас за заботу, но в ней сейчас нет никакой нужды. Прощайте, мой друг, прощайте.

— Но у вас посинели губы. У вас кривится от боли лицо. Нет, ваше величество, я возьму на себя смелость кликнуть лейб-медика.

— Этого ни в коем случае не следует делать. Мне не нужны кривотолки во дворце. Ступайте, ступайте же, мой друг. Я жду вас завтра, а пока…

— А пока я ни за что не оставлю вас в одиночестве. Это было бы бесчеловечно.

— Катерина Ивановна!

— Я здесь, государыня.

— Помогите накинуть мантильку и выйти Екатерине Романовне, да поскорее. Мне необходимо лечь.

— Ваше сиятельство…

— Мне не нужны ваши услуги, Катерина Ивановна. Вы же видите, как плоха государыня. О ней надо позаботиться.

— Ваше сиятельство, это все от сырости строительной да запахов разных. Не извольте беспокоиться, у государыни так после переезда во дворец случается.

— И быстро проходит, мой друг. Нужно только быстро и вовремя заснуть.

— Но у меня сердце не на месте…

— Пойдемте, пойдемте, ваше сиятельство. Если что, я сама первая вас извещу.

— Но…

— Милая княгиня, на этот раз вы истощили мое терпение. Ваша государыня приказывает вам немедленно отправиться к себе и уделить хоть самое небольшое внимание дочке. Идите же!

— Что, государыня, время пришло?

— Да, не ошибаешься, Шкурин. Боли начались, а эта маленькая княгиня как нарочно… Думала, не справимся с ней.

— Еще подождать, государыня, или к себе ехать дом поджигать.

— Собственными руками! Господи, чем только отплатить тебе смогу.

— Тем, государыня, что все по нашему плану состоится. А там уж как Бог даст.

— А жена твоя как же? Что с ней сделал?

— Все как есть устроил. В безопасности она, да и вещички, что подороже, ночным временем еще два дня назад вывезли. Так поехал я?

— С Богом, Василий…

— Только бы вам за время пожара управиться.

— Авось управлюсь. Не впервой ведь. Катерину Ивановну позови, чтоб за тобой все двери закрыла.

— Да вон она стоит с Григорием Григорьевичем да Алексеем Григорьевичем толкует. С ними позвать?

— Что ты, что ты! Их тотчас прочь. Чтоб и вблизи дворца их никто не видел. Да поторопись, Василий, худо мне. Боль-то волна за волной подступает. Поторопись…

— Государыня, побежал Василий — вон уж пролетка по улице полетела. Кони-то который час ждут — застоялись. Бабку бы теперь…

— Что ты, Катерина Ивановна! Только бабки повивальной нам здесь и не хватало. Сама поможешь.

— Да не умею я толком-то, государыня. Вон руки так и летают, туман в глазах. А вдруг…

— Ничего не будет! Слышишь, Катерина Ивановна! Ничего со мной не случится. Ты же меня знаешь… Корзину для белья грязного приготовила? Чтоб и следа здесь не осталося!

— Приготовила, государыня, а как же. С крышкой. Огромную.

— Вот и ладно. А для младенца?

— И для младенчика другую корзинку. Поменьше. Все уж в ней изготовлено.

— А соску с маком — ну, заплачет?

— И маку нажевала, молочком заварила. Самой бы не уснуть. А Алексей Григорьевич сказать велел, что от дому далеко не отъедет, ждать в коляске будет, сам дите домчит. А коли надо, так и сказал, самое родильницу вместе с дитем и с постелью на руках хоть на край Петербурга донесет. Непременно, мол, государыне нашей передай. Такому-то богатырю и впрямь все впору.

— Ты видала, как он яблоко двумя пальцами сжимает: сок не то капает — струей течет, а он посмеивается.

— Да уж одно слово — Илья Муромец. Ох, вот и конец разговорам. Помоги-ка, Катерина Ивановна. Двери-то все заперла?

……………

— Никак, скребется кто? Господи, едва опростаться успела.

— Это за младенчиком нашим, государыня. Сейчас открою. Стук у нас условленный.

— А откуда ж узнали?

— Занавесочку я на окошке загнула, вот Орловы-то и здесь. Вот, господа, две корзины и еще…

— Как государыня?

— Ступай, ступай, Алексей Григорьевич. Обо мне не думай. В порядке я. Сейчас вставать стану.

— Как вставать?

— Идите, идите, Алексей Григорьевич. Неровен час император с пожару вернется — быть беде.

— Ушел? Одевай меня, Катерина Ивановна, да в парадное платье, чтоб к столу выйти.

— Сил-то станет, государыня?

— Уж коли с родами вовремя управилась, и тут справлюсь.

— Ой, никак государь император по переходу ботфортами гремит. Что это так скоро-то?

— Дай-ка к двери стану, о косяк обопрусь, чтоб не заслабнуть. Рада вас видеть в своих покоях, ваше императорское величество!

— Вы на ногах? И даже вышли мне навстречу? Может, окажете честь и отобедать за общим столом?

— Можно и отобедать, если вам это угодно, сир.

— А мне, по совести сказать, шепнули…

— Что же вам донесли?

— Видно, глупость, раз вы на ногах. А в покоях у вас что?

— А что должно в них быть?

— Вы не будете возражать, если я по ним пройдусь?

— Вы окажете мне честь, сир.

— Вот что действительно странно — ваша любезность.

— Может быть, она от недоумения перед вашим неожиданным вниманием. Удивительно, что вы, сир, вообще нашли дорогу к моим покоям.

— Так вот, мне сказали, что сюда слишком хорошо знают дорогу другие и что моя супруга явно неравнодушна к прелестям молодых офицеров.

— Вы оскорбляете меня, ваше императорское величество!

— Оскорбляю? В таком случае, позвольте спросить, откуда пошел слух, что вы беременны и вам пора родить?

— Какая глупость!

— Э, нет! Дыма без огня не бывает. Кстати, вы знаете, откуда я вернулся?

— Судя по закопченным ботфортам и грязным рукавам, с пожара.

— Вот именно. Причем с пожара дома вашего камердинера Василия Шкурина. Ему очень не повезло. Дом занялся как свеча и, несмотря на все наши усилия, сгорел до тла. Вам придется помочь бедному погорельцу деньгами.

— Да, это настоящее несчастье. К тому же у него жена, дети.

— На его счастье, на то время их дома не было. Зато утварь погибла вся. Он сам замешкался с приездом.

— Это понятно, он ехал из дворца и даже не знал, имеет ли пожар в той стороне отношение именно к нему.

— Тем не менее никакого особенного отчаяния я у него не приметил.

— Каждый переживает свое несчастие по-своему, сир.

— А ему еще досталось пережить его на четверг Пасхальной недели, которую так чтут здешние православные.

— Это ваши подданные, сир.

ИЗ ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ

Наконец наступил праздник Святыя Пасхи… К торжеству сему деланы были в Петербурге во всем приуготовления великие. Но нигде так сие приметно не было, как во дворце. Государю неотменно хотелось перейтить к оному в большой новопостроенный дом свой… Оставался наконец один луг перед дворцом неочищенным и так загроможденным, что не могло быть ко дворцу и приезду, то не знали, что с ним делать и как успеть очистить его в столь короткое, оставшееся уже до праздника время.

Луг сей был великий и преобширный, лежавший перед дворцом и Адмиралтейством и простиравшийся поперек почти до самой Мойки, а вдоль от Миллионной до Исаакиевской церкви. Все сие обширное место… загорождено было сплошь премножеством хибарок, избушек, шалашей и сарайчиков, в которых жили все те мастеровые, которые строили Зимний дворец, и где заготовляемы были и материалы. Кроме сего во многих местах лежали целые горы и бугры щеп, мусора, кирпича и половинок, щебня, камня и прочего всякого вздора…