Они ковали ядерный щит СССР - Владимир Шатакишвили

в Ереван отправится с местными товарищами, а в Москву вылетит самолётом. Обнял меня, поблагодарил за службу, дал указания загрузить машину вином, коньяком, спиртом, фруктами, заполнили не только багажник, но и салон. Достал из чемоданчика огромный маузер, на котором было выгравировано: «Русскому офицеру, моему другу И.Н. Медянику – от заместителя наркома НКВД СССР Б.З. Кобулова». К этой 25-зарядной игрушке полагалось удостоверение с печатью, мне его вручили.

– И какова судьба этого маузера?

– Всю войну с собой носил и очень гордился подарком. Уже в середине пятидесятых, когда Хрущёв провёл большое сокращение армии, сдал официально в КГБ.

– Это была последняя ваша встреча с Кобуловым?

– Нет. После войны виделись ещё три раза. Мне довелось побывать в семье Богдана Захарьевича на подмосковной правительственной даче. Познакомил меня со своим водителем Серго, который тоже с семьёй жил на территории дачи, но в другом доме.

Бывая в столице, обычно звонил Серго, тот докладывал шефу, и за мной приезжала машина. Нам было что вспомнить, о чём поговорить. Скромный, порядочный человек, Кобулов с подчинёнными обращался мягко, но умевший так потребовать, что у каждого возникало желание немедленно всё исполнить. Даже тот факт, что семья его шофёра жила у него на даче, говорит о простоте, доступности и порядочности.

Когда в начале пятидесятых его расстреляли, для меня это стало личной трагедией. Никогда не верил и не поверю, что он враг народа. В тот год я работал на «Маяке», и с моим фронтовым другом генералом Иваном Максимовичем Ткаченко мы часто обсуждали случившееся. Он хорошо знал Богдана Захарьевича и не верил в обвинения. Но время было сложное, расправились не только с Берией, а со всем его окружением. Кому это было выгодно? Конечно, тем, кто пришёл на место Сталина и кто боялся Берия, серьёзного претендента на верховную власть. Вместе с ним в одной из тюрем расстреляли и первого секретаря Азербайджана Багирова, других товарищей. Словом, каков век, таков и человек. За свою долгую жизнь я встречался со многими достойными и, не побоюсь этого слова, выдающимися людьми, Богдан Захарьевич – один из них.

– Что было потом, когда вернулись в Ставрополь?

– Выехал по Военно-Грузинской дороге, задержался в Орджоникидзе у Володи Аракелова, кстати, много лет дружили семьями, до самой его смерти. Отдохнул немного, перекусил, заправил машину и к ночи был уже в Ставрополе. Доложил Василию Михайловичу Панкову о прибытии. Да, вот ещё что: по дороге завернул в Пятигорск к родителям – Никифору Степановичу и Татьяне Григорьевне. Угостил продуктами из тех грузинских подарков.

Утром стали распределять вино, коньяк, фрукты: что-то досталось водителям из гаража, что-то отнесли в санчасть, что-то мне, Василию Михайловичу, другим руководителям. Одним словом, всем хватило. Так и закончилась моя долгая командировка, длиной в 18 суток.

На одном из совещаний в крайкоме партии к нам с Панковым подошёл помощник Суслова и попросил задержаться. Михаил Андреевич стал расспрашивать меня о поездке: где был, кто встречал, кто выступал, какие вопросы ставил уполномоченный ГКО перед партийными организациями. Я подробно обо всём доложил. Особенно ему понравилось, что Богдан Захарьевич везде ставил задачу организации партизанского движения, если враг прорвётся в наши места. Считал, что для фашистов партизаны – самый неожиданный и опасный противник, так как всегда может атаковать с тыла. Сам же Суслов возглавлял штаб партизанского движения на Северном Кавказе.

А ещё он сказал, что звонил Богдан Захарьевич, благодарил за хороший автомобиль и за своего телохранителя Вано. Мне было приятно услышать такую высокую оценку своей работе.

Всё это – Суслов

– Иван Никифорович, у меня давно возникло чувство какой-то незавершённости нашего творческого союза. За эти годы мы вспомнили, описали десятки эпизодов вашей многотрудной, но интересной, полной событиями и удивительными встречами жизни со знаковыми фигурами XX века. Чего стоит один только список физиков-ядерщиков, не говоря уже о других известных людях.

– Да, судьба баловала меня общением со многими великими людьми. Другое дело, что ты сейчас заставишь старика вспомнить ещё какой-нибудь эпизод. Угадал?

– Нет, не угадали. Вспоминать, конечно же, будем, но после того, как я открою вам свою точку зрения. У меня возникло некоторое соображение, но, правда, для вывода не хватает фактов, решимости, да и отдельный разговор на эту тему у нас никогда не возникал.

– Давай поговорим, чего тянуть.

– Попробуем. Изучив за годы нашего общения вашу биографию, я открыл для себя могущественного покровителя, сыгравшего решающую роль в вашей жизни. Имя этого человека – Михаил Андреевич Суслов. Давайте загибать пальцы. Возить и охранять в ответственной поездке по Кавказу представителя Государственного КО Б.З. Кобулова – раз. Сопровождать эшелон с гуманитарной помощью земляков воинам-доваторцам в самый разгар военных действий – два. Доставить колонну со снарядами и продуктами в только что освобождённый Сталинград – три. Рекомендация на руководящую должность на секретный «Маяк» – четыре. Словом, это всё Суслов. Другое дело, что все эти ответственные задания и поручения были связаны с огромным риском для жизни, любое из них могло привести к гибели, но на то и война.

– Ты верно заметил: Михаил Андреевич хорошо ко мне относился, все его задания я старался исполнить на «отлично», оправдать его доверие ко мне.

– Вот и давайте поговорим о нём. Из всех членов Политбюро ЦК КПСС Суслов – самая загадочная, малоизученная и закрытая фигура. В период правления Леонида Брежнева был вторым человеком в партии, курировал идеологию, культуру, печать, ему подчинялись все научные учреждения огромной страны. Интеллигенция окрестила его Серым кардиналом.

– В моей судьбе Михаил Андреевич сыграл важную роль, если не главную. Все перечисленные задания действительно исходили от него, или, по крайней мере, с ним согласовывались. Руководителем был строгим, требовательным, принципиальным. Не любил болтовни, пустых обещаний, чутко реагировал на просьбы рядовых тружеников, решал их проблемы.

– Но о Суслове сложилось мнение, как о «сухаре», безразличном к людям, хотя подобного рода информация возникла в горбачёвскую перестройку, когда обществу стали доступны неизвестные ранее факты из жизни партийных лидеров. Возможно, это было впечатление завистников, недоброжелателей.

– Никому не верь! Михаил Андреевич был чутким и заботливым руководителем. Те, кто его хорошо и близко знал, подтвердят мои слова. Все свои дополнительные заработки – гонорары за книги, за статьи в журналах и газетах, за публичные лекции – он отдавал в партийную кассу? Многие его коллеги поступали так?

– Мы сейчас договоримся до того, что ваш патрон и спиртное употреблял.

– Ничего удивительного! Михаил Андреевич был обыкновенным человеком, хотя и занимал ответственные должности, но вот властью своей никогда не