Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2

—       Признаюсь со всей откровенностью, господин Мастный,— Траутмансдорф помедлил, будто собираясь перед прыжком, и, отчетливо выделяя каждое слово, сказал: — Многое, если не все, будет зависеть от отве­та на один-единственный вопрос: как поведет себя Че­хословакия в случае вооруженного столкновения между Германией и Францией? Советско-чехословацкие обя­зательства волнуют нас значительно меньше. Мы не имеем ни общей границы с Советами, ни территориаль­ных споров.

—       Наши отношения с Парижем целиком и пол­ностью определены двусторонним договором,— послан­ник мог дать только такое разъяснение. Нацисты оп­ределенно прощупывали почву. Едва ли Гитлер соби­рался в скором времени развязать войну на Западном фронте. Просматривалась иная цель: подорвать со­юзные договоры Чехословакии, оставив ее в полном одиночестве. Президент Бенеш и министр Крофта ожи­дали, что перед прыжком вермахта обострятся бои на дипломатическом фронте. Помощь русских увязана с выступлением Франции. Немцам достаточно пара­лизовать этот узел, и оба договора утратят действен­ность.

Зловещий признак.

—       Несмотря на немалые трудности, мне все же пред­ставляется, что шансы нормализовать обстановку дале­ко не исчерпаны,— Траутмансдорф всем видом давал понять, что ему есть что предложить чехам.— Возмож­но, нам удастся выработать обоюдовыгодные условия для соглашения. Если понадобится, я готов посетить Прагу.

—      Ваша позиция, граф, подкрепляет присущий мне оптимизм. Смею заверить, что мое правительство ока­жет вам или любому другому германскому представи­телю теплый прием.

43

Получив приглашение министра иностранных дел, Уильям Додд решил взять с собой советника Майера. Пусть видит и слышит, как посол Соединенных Штатов пособничает большевикам. От инсинуаций и низкопроб­ных интриг все равно не уберечься.

Войдя в приемную, он обратил внимание на портрет Гитлера в тяжелой раме черного дерева, водруженный в центре большого ампирного стола, за которым обычно собирались иностранные дипломаты. Примечательная новинка. Особенно на фоне картин в золоченых рамах эпохи Бисмарка. Ровно в час пополудни Дикгоф пригла­сил в кабинет к министру.

—      Я рад, что вы нашли время принять меня,— улыбнулся Додд. Он не забыл, как в конце сентября его чуть ли не час продержали перед закрытой дверью.

Нейрат сделал вид, что не понял намека, и без лиш­них слов вручил копию договора между Германией и Японией.

Додд пробежал глазами преамбулу и первую статью:

—       Надеюсь, что это будет способствовать предот­вращению войны?

—      В этом суть пакта, хотя он и направлен против русского Коминтерна.

—      Вот как? Вы, кажется, собирались положить ко­нец пропаганде?

—      Здесь нет ни грана пропагандистской риторики, господин посол,— глядя куда-то в сторону, отчеканил министр.

Додд живо припомнил последний разговор в этих сте­нах.

«Мы не можем иметь дела с русскими коммуниста­ми»,— напыщенно изрек тогда Дикгоф.— «Трудно не согласиться с тем, что русские совершают глупость, рас­пространяя по всему свету свою пропаганду, но ведь ваше правительство делает то же самое. Так на что же вы жалуетесь?» — «Наша пропаганда касается только немцев, живущих за границей. Мы имеем полное право рассматривать их как часть нашего народа».— «В Ка­наде проживает несколько миллионов американцев. По­чему бы и нам не потребовать аннексии?..»

Ни тогда, ни тем более сейчас не имело смысла пре­рекаться. И Нейрат, и Шахт, и Дикгоф — все они в один голос твердят, что пора покончить с пропагандой. С большевистской, с еврейской, с масонской — словом, со всякой, кроме, конечно, своей собственной.

Договор с Японией Додд предвидел еще два года на­зад. Он не сомневался в том, что Гитлер намеревается зажать Россию в клещи. Получив Австрию, Судеты, и Данциг, наци не замедлят выдвинуть притязания на прибалтийские государства. Это курс. Дипломатически­ми уговорами тут ничего не изменить. После многолет­него поношения всех рас, кроме арийской, они призна­ли японцев равноправным партнером. «Желтой опаснос­ти» больше не существует,— мысленно усмехнулся по­сол.— Что бы сказал старый кайзер Вильгельм, дожива­ющий век в Дорне? Впрочем, он ведь и сам не гну­шался союзом с азиатами. С турками, например. Слова, слова, слова. Прав Шекспир. Мир определенно смахи­вает на балаган. Жаль лишь, что гала-представление закончится повальным избиением публики».

—      Благодарю вас, господин министр, за своевремен­ное оповещение о столь важном международном собы­тии,— Додд предпочел за благо откланяться. Визит продолжался около пяти минут.

В приемной уже сидели, дожидаясь своей очереди, другие послы.

—      Антикоминтерновский пакт? — тихо спросил Эрик Фиппс.

Додд утвердительно опустил веки.

—       Сегодня они оповестят об этом весь мир,— пони­мающе кивнул англичанин.— Наших газетчиков уже вызвали в министерство пропаганды.

Устроившись на заднем сиденье, как положено по протоколу, справа от посла, советник Майер впервые нарушил молчание:

—       Истинная направленность договора легко прос­матривается, сэр. Гитлер желает положить предел ком­мунистической деятельности за пределами СССР.

—      По крайней мере, таково первое впечатление. Но, несомненно, есть и более глубинный аспект. В своих секретных статьях соглашение почти наверняка касает­ся чисто военных вопросов.

—       Вы имеете в виду действия, направленные про­тив России? — оживился Майер.— Если на Дальнем Востоке начнется война, Гитлер способен оказать Япо­нии серьезную помощь.

—      Против любой страны, которая не признает при­тязания агрессора на чужие территории. Мне кажется, что помимо всего они пытаются лишний раз припугнуть западные державы.— Посол глянул в окно.

На Унтер-ден-Линден уже вывешивали флаги: бе­лый с красным солнцем, красный со свастикой в белом круге и зелено-бело-красный с крестом на подкоронном щите Итальянского королевства. Отель «Адлон» укра­сился гирляндой дубовых листьев.

В министерстве пропаганды, куда для «важного со­общения» были вызваны журналисты, ждали появле­ния Риббентропа. Все уже знали, что именно он подпи­сал договор с германской стороны.

—      Почему не фон Нейрат? — спросил Уолтер Ширер коллегу из лондонской «Тайме».— Ведь Риббентроп всего лишь посол.

—       Всего лишь! А «бюро Риббентропа»? Фюрер вся­чески продвигает виноторговца. У нас, надо признать, он зарекомендовал себя не с самой лучшей стороны. Явившись в Букингемский дворец, начал с того, что отдал нацистский салют... Можете себе такое пред­ставить?.. На королевской аудиенции!.. Фигляр. Фрак сидит на нем, как на корове седло. А вот и он сам.

Риббентроп вышел из боковой двери и развинчен­ной походкой направился к столу, сплошь заставлен­ному микрофонами.

Первые пятнадцать минут он посвятил восхвалению пакта, всячески подчеркивая его значение для «судеб мира». Затем перешел непосредственно к содержанию. Стороны взаимно обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести с ним борьбу совместными усилиями и принимать все необходимые меры «против тех, кто внутри или вне страны, прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала ».

—      Кроме всего прочего, господа,— под занавес Риб­бентроп внушительно погрозил пальцем,— этот шаг оз­начает объединение Германии и Японии в целях защи­ты западной цивилизации.

Решив, что ослышался, Ширер недоуменно перемиг­нулся с соседом. Нет, кажется, все правильно: «запад­ной».

—       Неслыханная идея,— склонившись, шепнул он.— Особенно для японцев.

—      О да! — с веселым изумлением откликнулся лон­донец.— «Азия — для азиатов!»

Сидевший рядом корреспондент «Правды» Климов недовольно поморщился, не отрывая глаз от исписан­ного стенографическими знаками блокнота.

—      Простите, ваше превосходительство,— журна­лист из «Таймса» первым задал вопрос.— Вы, кажется, сказали: «западной»? Я верно понял.

—       Совершенно верно,— Риббентроп слово в слово повторил свое беспрецедентное заявление. До него так и не дошло, чем вызвано оживление зала.