Виктор Поротников - Олег Черниговский: Клубок Сварога

- Лучше смерть, чем ложе Изяслава, - вставила Эльжбета, настроенная не менее решительно.

- Тогда возьмите ещё и кинжалы, в ближней схватке они незаменимы, - Бажен достал из ларца два клинка в ножнах. - Коль дело дойдёт до схватки, то копьём лучше всего разить в живот, а кинжалом - в лицо и шею. Да действуйте молчком, чтобы голосом не выдать себя.

Идя полутёмными переходами и залами огромного дворца, Бажен и его спутницы все время держались в затылок друг другу, как и надлежало передвигаться при смене караулов. Дважды Бажену приходилось называть пароль и объяснять, откуда и куда он ведёт двух сменившихся стражей.

Уже при выходе из дворца сотник, остановивший Бажена, вместо пароля вдруг спросил, откуда взялись эти два красивых воина, их он не видел раньше.

- Прислал на днях нашему князю Болеслав Польский, - мигом нашёлся Бажен. - Они и по-русски-то еле кумекают. Им велено охранять польку, зазнобу княжескую.

Сотник понимающе закивал головой, усмехаясь:

- Видать, дорожит Эльжбетой Изяслав Ярославич, коль такую милость ей оказывает. Может, для Оды Немцов наберёт, а?

- Про то не ведаю, - ответил Бажен. - Но по мне лучше поляки, чем немцы.

- Что верно, то верно, - сотник дал знак стражникам отворить тяжёлые двери, которые являлись последним препятствием для княгинь на пути к свободе.

Глава четырнадцатая. ТМУТАРАКАНЬ.

Семь лет не видел Олег брата Романа и при встрече поразился его стати и красоте.

Роман был всего на год моложе Олега, но в свои двадцать восемь лет выглядел солидно благодаря кудрявой бородке и усам. Он неимоверно раздался в плечах и выглядел прямо-таки былинным богатырём, несмотря на то что ростом был невысок. Золотистые вьющиеся волосы, густо ниспадающие на плечи, в сочетании с высоким открытым лбом, прямым гордым носом и большими ослепительно-синими очами придавали Роману облик древнего эллинского бога.

- Я вижу, смерть родителя нашего преисполнила дядей наглой самоуверенности. Они решили, что кому- то из Святославичей они соизволят дать княжеский стол, а кого-то обрекут на изгойство, - гневно сказал Роман, выслушав печальный рассказ Олега.

При разговоре присутствовал и Борис Вячеславич.

Олег сразу же повинился перед ним за то, что не внял вразумлениям и доверился Изяславу.

Борис не стал укорять Олега, а тем более злорадствовать, сказав лишь, что теперь-то Олег знает, кто ему друг, кто враг.

- Я намереваюсь вести полки на Русь и биться с дядьями за Чернигов, - решительно произнёс Борис. - Пойдёшь со мной?

- Конечно, пойду, - без колебаний ответил Олег. Он взглянул на Романа: - А ты пойдёшь с нами, брат?

- Я бы с радостью, - вздохнул Роман, - но у меня здесь своя война не закончена.

- Завоевать всю Тавриду хочет, - пояснил Борис. - С его войском это можно сделать.

- У тебя дружина тоже не слабее моей! - Роман усмехнулся, блеснув белыми ровными зубами. Не удержавшись, он протянул руку и хлопнул сидевшего рядом Пориса по плечу.

Олегу невольно бросилось в глаза, с какой глубокой симпатией относятся друг к другу два этих красавца-витязя.

Борис был на голову выше Романа, тоже широкоплеч, красив. Но если в чертах лица Романа проступало что-то мягкое, почти женственное, то лицо Бориса более напоминало мужественный лик Святого Георгия. Борис не носил усов и бороды, переняв эту моду у греков. Роман хоть и был старше Бориса на четыре года, но держался с ним на равных. Так, две похожие натуры живо находят общий язык и обретают самую крепкую привязанность друг к другу благодаря родству характеров.

- Так, может, мы с Борисом поможем тебе одолеть здесь твоих врагов, а ты опосля пособишь нам утвердиться на Руси. - Олег обратился к Роману: - Давай, рассказывай, кто тебе противостоит в Тавриде.

- Кабы токмо в Тавриде, - вздохнул Роман. - Сначала-то я воевал с восставшим катепаном Мокием Зилотом, так велел мне отец. Было это в прошлое лето. Против Зилота сражался стратиг[70] Епифан, посланный императором ромеев: я был союзником Епифана. Затем, когда я узнал, что мою наречённую невесту выдали замуж за брата императора, то велел ромеям немедленно убираться из Тмутаракани. Епифан погрузил своих воинов на корабли и перебрался в Тану к генуэзцам, те тоже воевали с Зилотом.

Зилот в конце концов разбил Епифана и генуэзцев. Епифан пал в битве, а генуэзцы выторговали себе мир. Зилот возгордился настолько, что стал зариться на мои земли. Пришлось мне начать с ним войну. Флот Зилота я потопил и выбил его гарнизоны из Феодосии и Корчева. Теперь пойду прямо на Корсунь, столицу Зилота.

- Вместе пойдём, брат, - решил Олег…

Цитадель Тмутаракани, сложенная из белого камня, возвышалась на холме, с которого открывался прекрасный вид на обширную бухту, заполненную множеством торговых судов, на скопище глинобитных и каменных домов, расползшихся по склонам холма и утопающих в густой зелени садов. Вдалеке виднелось море, зеленовато-бирюзовые воды которого были подкрашены бледным пурпуром заката.

В первые дни Олег удивлялся тому, как стремительно в этих краях наступает ночь. Казалось, только-только начало темнеть и вот уже погасли последние отблески заката и все окутал густой мрак.

Находясь на крепостной башне, Олег с удовольствием подставил лицо тёплым струям влажного ветра. Стоял конец ноября, но было тепло, как в мае.

- Хорошо тут, - с глубоким вздохом произнёс Олег. - Зимой, небось, и снега не бывает.

- Бывает, - отозвался Роман, стоявший рядом. - Море сковывает льдом, так что из Тмутаракани до Корчева на другой берег пролива можно верхом доехать за полдня. Однако таких холодов, как на Руси, конечно, не бывает.

- Ты говоришь, у тебя война с мятежным катепаном ромеев. А почто тогда гавань Тмутаракани полна кораблей купеческих? - повернулся к Роману Олег. - Иль купцов война не страшит?

- А что им война? - Роман усмехнулся. - Другого пути на Дон и с Дона нету, кроме как через Тмутаракань. Купчишки народ ушлый, за выгодой они хоть за тридевять земель идти готовы. Нипочём им война, непогода иль лихие людишки. А война и торговлю кормит: оружие всегда в цене. И рабы всегда в цене, и кони.

- Коль возьмёшь ты Тавриду под свою руку, тогда на тебя более могучий враг ополчится - император ромеев, - предостерёг брата Олег. - У него же и войско несметное и корабли огнемётные. Но главное оружие ромеев - это подкуп. Против этого храбрость бессильна.

- Вот завоюю Тавриду, и у меня злата-серебра будет не меньше, чем у ромеев, - уверенно проговорил Роман. - Тогда потягаемся на равных с василевсом ромеев. По слухам, Михаилу Дуке ныне не до Тавриды. В Европе его теснят болгары да норманны, в Азии сельджуки бесчинствуют. А тут ещё восстал ромейский полководец Никифор Вотаниат. Не иначе опять свара за трон начинается. - Роман усмехнулся. - Нам это на руку, брат.

Олег помолчал, потом спросил тихо:

- Марию-то вспоминаешь?

- Ни к чему прошлое ворошить, брат, - проворчал Роман. - Что было, то прошло. Отец незадолго до смерти письмо мне прислал: извещал, что митрополит противится моему браку с Марией, ибо мы с ней двоюродные брат и сестра. Мол, Всеволод Ярославич не смеет против Церкви выступить, потому и отдаёт младшую дочь замуж за знатного гречина.

Олег хотел сказать, что брат Глеб живёт в супружестве с Янкой, которая ему тоже двоюродная сестра, и ничего, но промолчал.

Он перевёл разговор на другое:

- А жив ли сказитель и песнетворец Боян, которого ты взял с собой, отправляясь на княжение в Тмутаракань?

- Жив-здоров, - кивнул Роман. - Ныне он про мои походы песни слагает. Вот только ослеп совсем мой песнетворец, и никакие снадобья заморские не помогают. Беда, да и только.

Глава пятнадцатая. ПОХОД НА ПОЛОЦК.

Бегство наложниц привело Изяслава в дикую ярость. Это усугубилось ещё тем, что вместе с Одой и Эльжбетой бежал один из гридней. Но особенно Изяслава разозлило то, что сотворили с его верным постельничим, который по-существу стал евнухом.

Боярин Богуслав, дабы не поплатиться головой за отчаянную дерзость своего сына, предпочёл укрыться не где-нибудь, а у полоцкого князя. Именно это обстоятельство и навело Изяслава на мысль, что обе беглянки наверняка подались туда же. Соглядатаи, возглавляемые Спирком, который из постельничего превратился в главного прелагатая[71] при великом князе, обшарили все города и веси земли киевской, побывали в Переяславле, Чернигове и Владимире. Но все было напрасно.

Изяслав решил, что Ода и Эльжбета нашли убежище у Всеслава в Полоцке.

Больше всего Изяслава раздражали слухи, ходившие по Киеву. Народ на торгу судачил, злорадствуя, как две слабые женщины одурачили самого великого князя, да ещё и отомстили ему, кастрировав верного слугу. Киевляне втихомолку восхищались и Всеславом, который даёт приют всем несправедливо обиженным. Сколько ни бьются с ним сыновья и внуки Ярослава Мудрого, а одолеть не могут.