"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

С усилием рванувшись на свободу, Эльга отпрянула и возмущенно взглянула на Мистину – и встретила требовательный взгляд, ужаснувший ее своей хищной целеустремленностью. Похоже, для него тот вечер все еще продолжался, и он успел пожалеть, что так легко отступил. Ута с дитем должна была лишь сегодня вечером вернуться домой из бани, и в эти долгие зимние ночи, пока он в одиночестве ворочался на лежанке, ему только и оставалось воображать, как оно все могло бы быть, если бы он тогда не ушел…

– Ты что? – с возмущением воскликнула Эльга. – Ты… правда готов… со мной…

– Потрогай, как я готов, – тихо сказал он, взял ее ладонь и потянул к своему паху.

Эльга отдернула руку, будто ее влекли в огонь; кровь бросилась в лицо. И за миг его объятий она успела почувствовать, что там за зверь пробудился. Тот самый, которого она уже столько времени дразнила.

Шутки кончились. Напрасно она себя баюкала, отмахиваясь от мыслей об опасности – больше нельзя было забавляться этим, как игрой, приятно будоражащей кровь. Оставалось или распахнуть дверь и шагнуть вперед, или захлопнуть и спрятаться.

– Не смей мне говорить об этом! – в негодовании выдохнула Эльга. – Ты… – на уме у нее был Ингвар, – вы же побратимы!

– У братьев с невестками везде такие дела водятся. Не слышала разве?

Задыхаясь от возмущения, Эльга не находила ответа; почему-то дела, казавшиеся вполне житейскими где-нибудь в лесном займище, между Ингваром и Мистиной, родовитыми людьми, к тому же побратимами, то есть избравшими друг друга по доброй воле, превращались в предательство. Глаза ее широко раскрылись и сияли, как два зеленовато-голубых самоцвета, лицо пылало, и она не понимала, что сам вид ее мешает Мистине вслушиваться в ее доводы.

– А если тебе этого мало… – Он снова придвинулся к ней, – то вспомни: Ингвар ведь спал с моей женой. И не раз! Мы можем сделать то же самое, и этим лишь получим долг.

Эльга не сразу поняла, о чем он. Даже хотела спросить: «А разве у тебя раньше была другая жена?» – ничего такого она не слышала. А потом сообразила: да ведь речь идет об Уте! И да, это правда…

– Но это совсем другое! – тем не менее возразила Эльга. – Она тогда не была твоей женой. А Ингвар не был моим мужем.

– Что это меняет сейчас? Я знаю, ему передо мной совестно.

И с каким-то злобно-веселым выражением двинул бровями: дескать, я знаю, как делу помочь!

– Не смей! – Эльга попятилась. – Ты что – отомстить ему хочешь?

– Вот еще. Я простил бы ему тот случай, будь его жена какой-то другой. Но тебя я добивался бы, чьей бы женой ты ни была. Ухитрись на тебе жениться кто-нибудь из бояр, до того как я тебя увидел… он мог бы и умереть из-за этого.

И это тоже не была шутка – уж настолько-то Эльга за три года научилась его понимать!

– Нет! – твердила она, сжимая кулаки перед грудью в знак своей решимости, но отчетливо понимая: вздумай он применить силу, она ему не соперник.

Мысли лихорадочно метались, Эльга не могла решить: кричать, звать на помощь отроков с крыльца – или молчать, не срамить на весь город себя, мужа, всю семью… и пусть Мистина берет на себя тайный позор предательства и бесчестья…

А решать надо сейчас – ему остался один шаг… Если он правда намерен не отступать, то стопчет ее сопротивление одним махом, как тур – цветок полевой. Вот к чему привели их шутки и забавы – разбудили зверя, который шутить не умел.

– Уходи, – выдохнула она, как последнее заклинание.

Мистина не двигался с места. На лице его застыло ожесточение, кулаки опущенных рук тоже были сжаты, но он будто сдерживал сам себя. Или того, кто жил в нем и еще не получил полной воли. Пристальным взглядом Мистина смотрел ей в лицо, оценивая, насколько тверда ее решимость. Потом он вдруг повернулся и без единого слова вышел, оставив Эльгу унимать колотящееся сердце.

И только глядя на затворенную дверь, среди тишины Эльга осознала, что мешало ей сосредоточиться. Горячее лихорадочное биение между ног. Вернулось ощущение, как его губы прильнули к ее губам, вспомнился вкус его рта и вновь, как в тот миг, ее пробила молния от затылка до низа живота. Она отчаянно пыталась избежать бесчестья для себя и для него – но как мужчину была готова принять его. И наверное, он чувствовал это, оттого и был так настойчив.

Это колдовство. Эльга села на скамью и еще раз пыталась вспомнить, не доедала ли она когда-нибудь за Мистиной хлеба или он за ней, но ничего такого на ум не приходило. Что такое с ней случилось за последний год? Его голос, его запах сводят ее с ума, один взгляд на его сломанный нос заставляет ее внутренне вздрогнуть от страстного восторга. Она не владеет собой, она больна!

«Он мог бы и умереть из-за этого…» Нет, ради желания владеть ею Мистина не поступит с Ингваром так, как мог бы поступить с кем-то другим… Нет, нет, это уж слишком!

О боги! Сжимая руки на коленях, будто пытаясь таким путем обрести власть над собой, Эльга дала себе слово: больше она никогда не позволит ему подойти настолько близко, чтобы вновь накинуть на нее эти чары.

С этого дня обращение Эльги со свояком решительно изменилось. Она перестала звать Мистину в жилую избу (разве только вместе с Утой), виделась с ним лишь в гриднице, здоровалась и прощалась издалека, а если он приходил без зова, то при ней всегда был кто-то из женской родни или челяди.

В первые дни и даже недели она тревожилась – второй человек после князя, к тому же такой настойчивый и изобретательный, отыскал бы способ добиться своего. И в то же время раздор с ним мучил ощущением большой, почти невосполнимой потери. И ни с кем она не могла поделиться. Не с Утой же!

Она лишилась человека, чьему уму полностью доверяла. Мистина, конечно, останется ей предан как княгине, но это желание быть нужным ей она сама в нем погасила. А как иначе? Оставь она все по-старому – и ее потерей стала бы честь.

Но Мистина предпочел отступить.

– Эльга, не бойся меня, – шепнул он ей однажды, почтительно помогая сойти с лошади на глазах у всего двора. – Ты же не думаешь, что я стану тебя принуждать. Я просто хотел, чтобы ты знала: я весь твой. А дальше как ты сама захочешь.

– Чтобы я знала… – Она задержалась возле него, и сама желая избавиться от этой тяжести, и мягко закончила: – Что у тебя совести нет?

– Совесть я еще мальцом где-то обронил. Но тебе я не враг.

Мистина поцеловал кончики пальцев и коснулся костяной рукояти скрама на боку. Улыбнулся. И хотя взгляд его оставался напряженным, этот привычный клятвенный знак успокоил Эльгу. Она улыбнулась в ответ. И даже сейчас при виде его лица ей приходилось давить в себе страстный восторг, одолевать шум в пылающей голове и навязчивую мысль: попытайся он в тот раз снова ее обнять… кричать она не стала бы.

– И еще я знаю, – прошептал он, отвернувшись от людей во дворе, чтобы никакой излишне проницательный взгляд не смог угадать его слова по движению губ, – меня отвергает то, что у тебя в голове… а не то, что между ног.

Одолевая мучительный стыд – хотя его проницательность для Эльги новостью не была, – она заставила себя поднять глаза и встретиться с ним взглядом. И увидела тоску и жажду – но не злобу, и у нее несколько отлегло от сердца.

– Никогда не говори мне об этом, – невольно подражая ему и едва шевеля губами, ответила она. – Я тебе запрещаю, слышишь? Раз и навсегда. Иначе мы поссоримся… и даже Ингвар в другой раз меня с тобой мириться не заставит.

Ничего не сказав, Мистина склонил голову, будто княгиня дала ему поручение, а он изъявил готовность служить. Что бы там ни было, ссориться с Эльгой он не хотел. А к тому же знал: то «никогда», что живет в голове, далеко не так неумолимо, как другое…

После этого гнетущее чувство ссоры и потери прошло, однако возвращаться к прежней короткости было бы неразумно. Вежливые поцелуи между ними с тех пор бывали только по торжественным случаям, при народе, когда никакой вольности Мистина себе не мог позволить, зато немилость княгини к свояку была бы замечена и вызвала бы пересуды. Ко времени возвращения Ингвара между ними опять все шло гладко, и даже князь, ежедневно видевший жену и побратима, не заметил никакой перемены.