За кулисами театра военных действий I - Виктор Владимирович Королев

матросов обеспечивали безупречный комфорт богатым пассажирам и ходовую скорость гигантского лайнера.

Всё шло, как всегда, как и должно было идти. На борту уже поселилась скука, обычная для вояжа в замкнутом пространстве. Встречи и разговоры в ресторанах за столом стали самыми важными событиями дня. Жизнь потекла от завтрака до обеда, от обеда до ужина. Знакомства нередко перерастали в скоротечные романы. Как говорится, ничто не предвещало.

Следующие два дня погода радовала. На борту «Лузитании» было тихо. Пассажиры, вальяжно расположившись в шезлонгах, читали книги и свежую почту, вели неторопливые разговоры, нежились на солнце или бесцельно фланировали туда-сюда по прогулочной палубе.

С почтой Тёрнеру передали грузовой манифест. В Нью-Йорке он получил лишь краткий вариант, на одном листе, где удостоверялось, что грузов, запрещённых и предназначенных для военных действий, на корабле нет и ему разрешен выход из гавани. Полный текст капитана сильно озадачил.

Манифест содержал более двадцати страниц, на которых перечислялось подробно всё, что везла сейчас «Люси». Триста с лишним наименований! Там было немало любопытного. Например, ящик «Картины маслом, работы Рубенса, Тициана, Рембрандта и других художников». Ящик застрахован на четыре миллиона долларов — вся «Лузитания», наверно, столько не стоит!

Или вот ящик, названный «Копии дневника русского поэта Александра Пушкина» и адресованный через Ливерпуль в Лондон великому князю России Михаилу Михайловичу. Тёрнер слышал про Пушкина и даже знал, что получатель ящика — внук русского царя, женатый на внучке этого самого поэта, — недавно стал лордом и председателем англорусского комитета.

Но капитана Уильяма Тёрнера намного больше заинтересовало другое: в манифесте были указаны какие-то запчасти для аэропланов, алюминиевый порошок в бочках, больше тысячи ящиков со шрапнельными снарядами без запалов и четыре с лишним тысячи ящиков с патронами для винтовок «ремингтон» — любая таможня могла определить такой груз как военную контрабанду. Это уже намного серьёзнее, чем опоздание на сутки.

Пошёл второй час, как он сидел перед этим секретным документом и не знал, что делать. Курил трубку и думал.

— Похоже, меня подставили, — шептал он, тупо глядя перед собой. — Меня просто использовали…

В капитанскую каюту постучал старший офицер.

— Кэп, стюарды провели проверку корабля на предмет безбилетников. Обнаружено тридцать два человека. Ждём ваших распоряжений!

Тёрнер натянул поглубже шляпу и вышел. «Я всегда надеваю котелок, когда не чувствую себя капитаном», — так говорил он друзьям.

«Зайцев» собрали в пустом помещении трюма. Их уже допросили, как они попали на корабль, — служба безопасности изучала все способы, чтобы перекрыть эти лазейки. Матросы успели и обыскать безбилетников, у одного нашли фотоаппарат, у другого — револьвер. Первый оказался немцем, это явно шпион, с ним разговор особый. А вооружённый сразу сознался, что он член сербской тайной организации и направляется в Британию по заданию своих командиров.

— Этих двоих под замок! — приказал Тёрнер. — А остальных поставить к топкам, пусть кочегарам помогают. Да обыщите их ещё раз, спички отберите!

Он-то знает, как взрывается угольная пыль, притворившись негорючей сажей. Один раз сумели потушить такой пожар в трюме, но даже шляпе капитанской досталось, пришлось её выбросить. И тогда он не патроны вёз, а тут — тысячи ящиков, это пострашнее торпедной атаки!

Чем больше неприятностей случилось за эти дни, тем сильнее Тёрнер хотел войти в график. Потому и отправил в кочегарку «зайцев», чтобы запустить котлы четвёртой трубы и довести скорость до двадцати пяти узлов. Ещё хорошо бы подрулить к родным берегам с юга, но Адмиралтейством предписан северный путь.

Естественно, капитан не знал, что секретная служба Адмиралтейства, организованная первым лордом Уинстоном Черчиллем, уже расшифровала все переговоры радистов военных кораблей Германии. В тайной комнате номер сорок знали местонахождение всех кайзеровских субмарин. Знали, что встречать «Лузитанию» вышли ещё шесть подлодок, и им передан маршрут лайнера.

Этого не знал и не мог знать капитан Тёрнер. Единственное, о чём ему сообщили: кораблей сопровождения не будет, а если что пойдёт не так, читай параграф первый в памятке. В том параграфе говорилось: «Всем без исключения британским торговым судам, выходящим в океан, запрещается идти на помощь кораблю, торпедированному субмариной». Если коротко: спасайся кто может, сам погибай и товарища не выручай — такой вот странный приказ.

Много позже станет известна переписка первого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля. «Крайне важно привлечь к нашим берегам судоходство нейтральных держав, особенно в надежде на смуту в отношениях между Соединёнными Штатами и Германией, — писал он. — Мы со своей стороны хотим, чтобы суда шли — чем больше, тем лучше; если же какие-то из них попадут в беду, тем лучше. Торговым судам надлежит самим заботиться о себе».

…На борту «Лузитании» всё было привычно, спокойно. Трубы дымили, турбины крутились, лайнер навёрстывал отставание от графика. До прибытия в Ливерпуль оставалось два дня.

Вечером шестого мая был концерт. Во время антракта Тёрнер выступил с краткой речью. Он говорил правдиво о германских субмаринах и страшной силе их торпед, но потом сравнил скорость лайнера и подводных лодок, рассказал о полной исправности спасательных средств на «Лузитании», а в конце почему-то заверил слушателей, что вскоре они окажутся под защитой военного флота. Офицерам же капитан приказал ещё раз проверить иллюминаторы, велел закрыть их шторками, чтобы свет не проникал наружу, и вообще отключить на корабле все ходовые огни.

Рано утром в пятницу многие пассажиры вышли на верхние палубы наблюдать восход солнца. Стоял полный штиль. На небе — ни облачка. Вода — как ровное блюдце. Зелёные холмы Ирландии — вот он, берег, уже отчётливо виден, до него с десяток миль.

Шёл последний день плавания. Когда часовая стрелка закрыла цифру два, Уильям Тёрнер спустился с мостика и отправился к себе. Он был уже перед дверью своей каюты, когда услышал крик вахтенного:

— Торпеда по правому борту!

Тёрнер даже успел краем глаза увидеть зеленовато-белую полоску в воде и бронзовую тень торпеды. Через секунду из моря вырвался гигантский фонтан грязной воды и какого-то мусора. Корабль качнуло так, что капитан едва удержался на ногах. Он тут же помчался обратно на мостик. Сзади с диким грохотом оседал на палубы многотонный столб металлических и стеклянных осколков, разбитых вдребезги шлюпок и жуткой смеси чего-то людского.

Спустя несколько мгновений второй взрыв заставил задрожать весь корпус корабля. Стальной гигант ещё сильнее накренился и застонал. Уильям Тёрнер, точный как всегда, засёк время: прошло тридцать секунд после первого взрыва. И этот не был похож на первый. Он показался капитану каким-то приглушенным, словно шёл из глубины, откуда-то снизу. Что взорвалось — патроны, угольная пыль или что другое —