Исторические портреты - Александр Борисович Широкорад

всегда предпочитали судить политических противников не за их проступки, а навешивать на них ярлыки. В начале XVII века был ярлык — колдун, а в XX веке — шпион. Вспомним, что Троцкий, Тухачевский, Ежов и Берия были агентами иностранных разведок. И если с первых двух обвинения в шпионстве были позже сняты, то в 2000 году «демократическая» Фемида ещё раз подтвердила, что Ежов и Берия были платными агентами иностранных разведок. Соответственно, Романовым и их сторонникам в вину было поставлено колдовство и «коренья». Борису очень хотелось показать, что он борется не с большим боярским кланом, а с отдельными колдунами, посягнувшими на здоровье и жизнь членов царской семьи.

В летописи дело представлено так: дворовый человек и казначей боярина Александра Никитича Романова, Бартенев, пришёл тайно к дворецкому Семёну Годунову и объявил, что готов исполнить волю царскую над господином своим. По приказу царя Семён с Бартеневым наложили в мешки разных корешков, и мешок этот Бартенев должен был подкинуть в кладовую Александра Никитича. Бартенев исполнил это и вернулся к Семёну Годунову с доносом, что его господин припас отравленное зелье. Борис Годунов приказал окольничему Салтыкову обыскать дом Александра Никитича. Тот нашёл мешки с какими-то корешками и привёз их прямо на подворье к патриарху Иову. Собрано было много народу, и при всех из мешков высыпали корешки. Привели братьев Никитичей. Многие бояре кричали на них, обвиняемые же не могли ничего ответить в своё оправдание из-за криков и шума. Романовых арестовали вместе с их родственниками и сторонниками — князьями Черкасскими, Шастуновыми, Репниными, Сицкими, Карповыми. Братьев Никитичей и их племянника князя Ивана Борисовича Черкасского не раз пытали. Дворовых людей Романовых, мужчин и женщин, пытали и подстрекали оговорить своих господ, но те не сказали ничего.

Обвинённые находились под стражей до июня 1601 года, когда Боярская дума вынесла приговор. Фёдора Никитича Романова постригли в монахи под именем Филарета и послали в Антониево-Сийский монастырь. Его жену Ксению Ивановну также постригли под именем Марфы и сослали в один из заонежских погостов. Её мать сослали в монастырь в Чебоксары. Александра Никитича Романова сослали к Белому морю в Усолье-Луду, Михаила Никитича — в Пермь, Ивана Никитича — в Пелым, Василия Никитича — в Яренск, сестру их с мужем Борисом Черкасским и детьми Фёдора Никитича, пятилетним Михаилом и его сестрой Татьяной, с их тёткой Настасьей Никитичной и с женой Александра Никитича сослали на Белоозеро. Князя Ивана Борисовича Черкасского — на Вятку в Малмыж, князя Ивана Сицкого — в Кожеозерский монастырь, других Сицких, Шастуновых, Репниных и Карповых разослали по разным дальним городам.

Итак, из-за «кореньев» десятки представителей знатных родов были отправлены в монастыри и в ссылку. Понятно, что коренья или наговоры доносчиков тут явно ни при чём.

Мне пришлось перелопатить всю дореволюционную литературу о предках Романовых. На девяносто процентов эти источники повторяют друг друга. Но вдруг в «Сборнике материалов по истории предков царя Михаила Фёдоровича», изданном в Петербурге в 1901 году, я натолкнулся на прелюбопытнейшую деталь. В XVIII веке по приказу Екатерины II в селе Коломенском был сломан деревянный дворец царя Алексея Михайловича. При этом обнаружили портрет монаха Филарета, в миру Фёдора Никитича Романова. Краска на картине начала облезать, и под ней открылось совсем другое изображение — тот же Филарет, но уже в другом, царском, одеянии, со скипетром в руке. Внизу была подпись: «Царь Фёдор Никитич».

Комментарии в «Сборнике...» по сему поводу отсутствуют. Надо полагать, что честолюбивый Фёдор поторопился и заранее заказал себе этот портрет.[21]

Борис Годунов был самым разумным московским правителем со времён Ивана Калиты, но ему катастрофически не везло. В его царствование Россия пережила самый сильный голод за три столетия. Самое большое похолодание в Европе за последнюю тысячу лет произошло в начале XVII века.[22] В странах с более благоприятными почвенно-климатическими условиями и высоким для своего времени уровнем агрокультуры это похолодание не привело к серьёзным экономическим последствиям. Но во многих странах северной и восточной Европы это похолодание вызвало настоящую аграрную катастрофу.

Как сказано в летописи, в 1601 году по всей России лили дожди всё лето. Хлеб не созрел и стоял, налившись, зелёный, как трава. На праздник Успения Богородицы[23] ударили морозы, и урожай окончательно погиб. В этот год народ ещё кое-как кормился прошлогодним хлебом и тем, что удалось собрать. Весной 1602 года поля засеяли невызревшим зерном, собранным в прошлом году, и семена не взошли. Вот тогда-то настал настоящий голод. Купить хлеба было негде, люди умирали от голода, как не умирали во время эпидемий. Люди щипали траву, подобно скоту, зимой ели сено. У мёртвых находили во рту вместе с навозом человеческий кал. Отцы и матери ели детей, дети — родителей, хозяева — гостей. Человеческое мясо продавалось на рынках за говяжье в пирогах. Путешественники боялись останавливаться в гостиницах. Лишившись семенных фондов, крестьяне вынуждены были засеять поля «зяблыми» семенами, что привело к недороду в 1603 году.

Сведения о ценах на хлеб можно почерпнуть в воспоминаниях царских наёмников Я. Маржерета и К. Буссова, владевших поместьями в центральных уездах и осведомлённых насчёт хлебной торговли. По словам Маржерета, мера ржи, стоившая 15 солей (около 6 копеек), в годы голода продавалась почти за 20 ливров (почти 3 рубля). Бруссов писал, что хлебные цены держались на высоком уровне до 1604 года, когда кадь ржи продавали в 25 раз дороже, чем в обычное время. Таким образом, и Маржерет, и Буссов одинаково считали, что хлеб подорожал примерно в 25 раз.

В первые месяцы своего царствования Борис попытался исполнить обещания, данные народу при коронации. Податное население было на год освобождено от налогов. Финансовые меры Годунова клонились к тому, чтобы облегчить участь беднейших слоёв населения, сделать обложение более равномерным и справедливым, чтобы народу «впредь платить без нужи, чтоб впредь (всем) состоятельно и прочно и без нужи было». Эта доктрина всеобщего благоденствия нашла отражение и в дипломатической документации. Характеризуя деятельность царя Бориса, Посольский приказ подчёркивал, что новый царь «всероссийской земле облегчение и радость и веселие показал... всю Русскую землю в покое, и в тишине, и во благоденственном житии устроил».

Накануне голода Борис организовал систему общественного призрения, учредив богадельни в Москве. Чтобы обеспечить заработок нуждающимся, царь приказал расширить строительные работы в Москве.

Естественно, что Борис принял энергичные меры по спасению подданных от голода. Однако царь не имел опыта в подобных мероприятиях, да и не представлял масштабов разразившейся катастрофы.