Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война

В связи с провалом основного радиста и шифровальщика Федорова перехожу на резервный канал и запасной код».

На эту информацию Центр отреагировал немедленно:

Центр Дервишу.

«Данные об изменениях в плане „Кантокуэн“ и маневрах военно-морской группировки Нагумо представляют особый интерес. Главная задача: не просмотреть нападение Японии на СССР.

Наряду с этим прошу вас всесторонне проанализировать причины провала Федорова и разведгруппы в Хулиане. Вероятно, в резидентуре действует агент японской или, возможно, белогвардейской контрразведки. В связи с этим примите исчерпывающие меры по его выявлению и нейтрализации. Особое внимание уделите обеспечению безопасной работы Гордеева. Поставленные перед ним и вами задачи должны быть безусловно выполнены. Работу на резервном канале санкционирую».

Глава 7

Веселый хоровод снежинок, кружившийся за окном, и фантастические узоры, нарисованные морозом на стекле, не могли отвлечь Павла Фитина от мрачных мыслей. Печальными глазами он смотрел перед собой, и пальцы сжимались в кулаки. Огромные окна здания, стоявшего напротив, зияли мрачной пустотой, за ними, в глубине, угадывались пулеметные гнезда. В сквере у Политехнического музея под кронами лип притаилась зенитная батарея, а над Кремлем серыми тушами нависли аэростаты.

Перед ним лежала ощетинившаяся стволами зенитных орудий и «ежами», осажденная фашистами Москва. Об этом напоминала и серая гусеница из грузовиков. Прямо с колес — с Ярославского вокзала — свежие сибирские дивизии направлялись на фронт, чтобы поддержать обескровленные в боях части народного ополчения, 16-й и 20-й армий.

Всего в двух десятках километров от Лубянки гитлеровские войска предпринимали отчаянные усилия, чтобы прорваться к Москве. Но ни об этом думал Фитин. Он мысленно находился далеко от столицы — в Америке. Начатая меньше месяца назад одна из самых секретных и рискованных операций Управления разведки находилась на грани провала. Дервиш вместе со своими разведчиками совершил, казалось, невозможное — добыл важнейшие данные о планах японского командования. А дальше дело застопорилось. Ведущий нелегал НКВД в США Грин — Ицхак Ахмеров — дважды безуспешно пытался подвести к обсуждению этой информации Гарри Гопкинса — советника президента США. Тот на нее не среагировал.

Время, неумолимое время катастрофически убывало. Все возможные варианты активизации операции были испробованы, но ни один шаг не приблизил к цели. Фитин возвратился к столу и принялся заново перечитывать разведдонесения, надеясь, что за деталью или мелочью может всплыть неожиданное решение, которое радикально изменит ситуацию. Первой на глаза попалась злополучная радиограмма Грина, в которую нарком ткнул его носом…

Грин Центру.

№ 4217 от 17.11.41 г.

«По сведениям наших хорошо информированных источников, близких к госсекретарю Корделлу Хэллу и советнику президента Рузвельта Гарри Гопкинсу, империалистические круги США и Японии в обстановке строжайшей секретности продолжают вести тайные переговоры с целью заключения сепаратной сделки.

В середине августа 1941 года японскому послу в США Номура был передан меморандум президента Рузвельта. По имеющейся информации, в нем содержится предупреждение правительству Японии о том, что США оставляют за собой право применить все меры, которые сочтут необходимыми, если японская сторона предпримет дальнейшие шаги в проведении политики военного господства при помощи силы или угрозы ее применения.

Этот демарш американской стороны вынудил японскую военщину к продолжению переговоров, которые были прерваны Хэллом в июле из-за вторжения Японии в Индокитай. Их целью является организация личной встречи японского премьера с президентом Рузвельтом в интересах урегулирования спорных вопросов.

В ноябре, ориентировочно 15, более точными данными не располагаем, в Вашингтон прибыл бывший посол Японии в Германии Курусу и провел ряд встреч с Хэллом. Их содержание установить не удалось. Вместе с тем по некоторым признакам можно судить о том, что переговоры направлены против СССР.

В одном из частных разговоров с нашим источником Гордоном Гопкинс упомянул о своей беседе с Рузвельтом. Она касалась положения на Тихом океане. Президент сравнил его с футбольной игрой. По его словам, „здесь в данный момент основными игроками являются русские, японцы, китайцы и в меньшей степени англичане, а нам предназначена роль вступить в игру, когда форварды выдохнутся, чтобы забить решающий гол…“».

В этом месте шифровки стояли жирный вопросительный и восклицательный знаки, а ниже короткая и выразительная резолюция. В нескольких местах карандаш прорвал бумагу. Нарком был в бешенстве.

«т. Фитин

Вы проявляете преступную медлительность! Операция находится на грани срыва! До настоящего времени не найдено надежных подходов к Хэллу и Гопкинсу. Прошу принять энергичные меры, но задачу выполнить в срок! Пора дать этим футболистам по ногам, а лучше — по яйцам. СССР — не футбольный мяч, который могут себе позволить пинать инвалиды!»

Оставшуюся часть шифровки Фитин пробежал глазами. В другое время содержащиеся в ней сухие цифры оказались бы бесценны. Резидент сообщал, что, несмотря на эмбарго, экспорт из США в Японию к концу октября 41-го года вырос: по металлическому лому почти в четыре с половиной раза, чугуну и листовой стали — втрое. Американцы спешили закачать военную машину Японии в тайной надежде направить ее на Россию.

«Все норовят поживиться за наш счет, а свои барыши оплатить русской кровью. Мало того, что Гитлер лезет из кожи вон, чтобы натравить Японию на нас. Так тут еще американцы ведут двойную игру», — с ожесточением подумал Фитин.

Подтверждение своим мыслям он находил в разведдонесениях швейцарской и голландской резидентур. С ними перекликались сообщения из Берлина агентов Разведывательного управления Генштаба Красной армии Корсиканца и Старшины. Они не оставляли сомнений в том, что гитлеровцы как никогда были близки к своей цели — втягиванию Японии в войну против СССР.

В этой невидимой для непосвященного схватке не на жизнь, а на смерть усилия дипломатов Молотова и разведчиков НКВД пока не приносили успеха. Времени, чтобы изменить ситуацию и выполнить задачу Сталина, почти не оставалось. Счет шел не на недели, а на дни. Япония, подталкиваемая с разных сторон Германией и США, балансировала на грани войны. Казалось, еще одно усилие Берлина, и она, потеряв равновесие, обрушится всей мощью отмобилизованных дивизий на Дальний Восток и Сибирь.

«Если это произойдет, то..?» — Фитина бросило в жар.

Три недели назад Сталин решился снять с Дальнего Востока и Сибири 16 самых боеспособных дивизий и перебросил их под Москву. Операция проводилась в глубочайшей тайне, и пока, по данным харбинской резидентуры, японцы о ней не пронюхали.

«Пока», — но об этом Фитину не хотелось даже думать.

Он в сердцах отбросил радиограмму Грина — надежды, возлагавшиеся на его резидентуру, не оправдались. Ее немногочисленная агентура пользовалась второстепенными источникам в окружении Хелла, Гопкинса, Номуры, и потому о каком-либо ее влиянии на ход переговоров между японцами и американцами не могло быть и речи. Это становилось все более очевидным для Фитина. Как и большинство резидентур, американская так и не оправилась после репрессий 37-го года.

Фитин поежился при воспоминании о том времени. Коса массовых репрессий безжалостно выкашивала ряды советских разведчиков. Дело дошло до того, что докладную записку в Политбюро подписывал простой опер.

В 1938-м, когда фашисты захватили Чехословакию, а японцы проверяли крепость советских границ на Дальнем Востоке, из обескровленных резидентур ничего не поступало.

Руководство советской разведки в течение 127 дней не могло представить ни одного внятного доклада в Политбюро. Со смертью наставников были утрачены ценнейшие источники информации.

Их следы Фитин надеялся отыскать на пыльных полках архивов в делах «врагов народа, проникших в органы НКВД». Одно из них, на бывшего начальника Четвертого (Разведывательного) управления Генштаба Красной армии Яна Берзина, лежало перед ним. Накануне, просматривая архивные материалы, он наткнулся на его докладную записку в Политбюро. Она относилась к концу 1935 года. В ней лаконично излагалась военно-политическая обстановка в Японии, Китае и США, давался ее смелый прогноз на ближайшие годы. Последующее развитие событий в Китае и Монголии подтвердили его с поразительной точностью. Особое место в записке отводилось перспективам развития японо-американских отношений. Ссылаясь на мнение неведомого источника, Берзин делал смелый вывод о неизбежности столкновения интересов Японии и США в Китае и Юго-Восточной Азии.