Преклони предо мною колена - Богумил Ржига

Вот и сейчас он переписывает для кутногорской знати чешский сборник духовных песнопений, и ему безразлично, что на некоторых страницах оказываются хоралы, против которых его сердце католика должно бы было восстать. В минуты творчества он отдает предпочтение искусству перед религией. Он ни за что на свете не упростит ни один хорал, не сделает его менее величественным. Нотные линейки ровны, ноты вписаны четко и аккуратно, буквы сохраняют нежную округлость, а заглавные буквы разного размера расцвечены красками. В разрисовку заглавных букв отец Амброзий вкладывает свое представление о гармоничности или бессмысленности мира.

— Марек, ты не сказал мне, что произошло, — напоминает отец Амброзий. Он любопытен, как всякий монах. Он внимательно слушает историю об Анделе Смиржицкой из Роуднице, о путешествии по Лабе и о том, как очутились рядом два одинаковых креста.

— Не чудо ли это? — кончает Марек свой рассказ.

— Нет, — качает головой старый монах. — Это только предзнаменование. Ты любишь ее?

— Да, — отвечает Марек просто.

— Будь осторожен, — говорит отец Амброзий, — нет ничего удивительного в том, что мой брат Штепан дал Анделе свой крестик. Удивительно то, что крестики попали в руки двух молодых людей, которые понравились друг другу. Быть может, это перст божий указует на то, что рождается очень редко: большое и верное чувство.

— Оно уже родилось.

— Марек, что ты знаешь, — говорит задумчиво монах. — Жить труднее, чем рисовать. Жить труднее, чем молиться. Жить труднее, чем знать все о целой вселенной. Но быть верным в любви труднее, чем жить.

В тынецкую крепость Марек добирается уже в сумерки. В начале декабря день — бедняга. Ночь отнимает у него и утро и вечер. Едва рассветет, и опять уже темно. Хорошо, что светил месяц. Освещает стайку остро разрезанных туч, и все вокруг превращается в сказочную картину. Темные пятна лесов, серебряная гладь реки, космическая тишина и холодный свет звезд.

Оружие стражи, расположившейся за изгородью из кольев, при свете месяца отливает фантастическим блеском. Вечернего посетителя выслушивают с вниманием. Стражники заметили Марека раньше, чем он остановился у ворот. Тревожный шепот достигает ушей пана Ванека из Милетинка. Он подходит к воротам и приказывает их отворить.

— Простите, пан Ванек, мне нужен Дивиш.

Марек вглядывается в лицо хозяина. Изменился ли он? Пожалуй, нет. Те же порывистые движения, та же рыжая борода. Или она уже поседела?

— Дивиш отправился за невестой, — смеется пан Ванек. — Проходи в дом.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает Марек вежливо. Он старается скрыть досаду. Неожиданно он осознает, что приехал в Тынец главным образом к Дивишу. Только с ним он может говорить об Анделе совершенно откровенно. Дивиш его понимает.

— Старею понемногу, — отвечает пан Ванек, тормошит гостя и ведет в дом.

— И для нас на службе у пана Иржи тоже время бежит.

— Да-да, — подтверждает пан Ванек, — а Иржи все богатеет, становится все более влиятельным.

— Наверное, хочет сделать мирным наш век.

— Сначала сделать мирным, а потом властвовать.

— Вы так думаете?

— Марек, — смеется пан Ванек, — я желаю ему этого. Наше государство нуждается в крепкой руке. А у Иржи из Подебрад она крепкая. Поэтому я послал к нему Дивиша.

Подают ужин. Пан Ванек — вдовец. Дочь вышла замуж в западную Чехию, Дивиш наезжает в Тынец лишь изредка, и обычно пан Ванек садится за стол один. Он настолько привык к одиночеству, что это его не тяготит.

Сначала они едят молча. Блюда сменяются одно за другим: щука в рассоле, суп с мясом, заяц в темно-коричневом соусе, сладкий пряник. Красное вино. Один кубок, потом еще и еще.

— Я одобряю помолвку Дивиша, — говорит пан Ванек, словно выбор Дивиша зависел от него.

— Я знаю Бланку, это замечательная девушка.

— Из хорошего рода, — кивает пан Ванек. — Для Дивиша будет лучше, когда он женится. Он питает слабость к женщинам. Может, Бланка его образумит.

— Дивиш останется на службе у пана Иржи?

— Да. Куплю им в Подебрадах деревню, и там будут жить. Ну а ты, Марек? Присмотрел себе кого-нибудь? — любопытствует пан Ванек.

Он разрумянился, лицо стало под цвет бороды.

— Такие мечты, как моя, исполняются только в сказках... — отвечает Марек.

Он не может оторваться от мыслей об Анделе. Он хотел сейчас поговорить с Дивишем — бог весть, может быть, узнал бы о ней что-нибудь. Что делает Андела в Роуднице? Как там живет? Она так же беззащитна, как и Марек? С такой же пустотой в сердце, которое тоскует о нежности? Ждет она Марека? Хранит ему верность? Марек знает, пан Ванек не сможет ответить ему, но он должен спрашивать хотя бы сам себя, потому что настоящая любовь всегда сомневается.

— Человек живет на свете не для того, чтобы отказываться от своей мечты, — говорит пан Ванек мудро. — Только он должен решиться поставить на карту как можно больше.

— Прежде всего самого себя?

— Конечно, — соглашается пан Ванек. — Славно победить, но и не менее славно пасть в бою.

— Я знаю.

— В жизни человека происходят события невероятные. Рассказывала тебе пани Магдалена о Регине?

— Немного. Я не все понял.

— Помнишь, как Шимон из Стражнице украл ее?

— Слишком хорошо помню, — нахмурился Марек.

Эти события он вспоминал неохотно. Еще и теперь ощущает их как насилие, за которое должен отомстить.

— Марек, представь себе, — пан Ванек от волнения встает и ходит по комнате, — девушка сходит с ума по Шимону. Иначе этого не объяснишь. Работает у него в доме как служанка. Она, конечно, знает, что Шимон ищет себе невесту из дворянок. Но и на это закрывает глаза. Она прислуживает ему в доме и спит с ним.

— Мерзавец! — возмущается Марек. Он старается сдержать охвативший его гнев.

— И за что она его так любит? — рассуждает вслух пан Ванек. Оба брата из Стражнице и у него сидят в печенках. Они его соседи. Он знает, что они роют ему яму. Его ненависть постоянна, но более сдержанна.

— Придет их час. Но Регину мне ужасно жаль.

— Что толку горевать. Теперь пусть печется о ней ее собственная судьба.

Ночь проходит. Мужчины пьют вино и разжигают в себе любовь и ненависть. Изменят ли они мир? Ничуть. Ускорят события? Нисколько.

Вот эпизоды, которые Марек не любит вспоминать.

Он проснулся в доме священника, в своем чулане рядом с большой комнатой. Сначала он заворочался и прислушался. До него донеслись звон