Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая

И как будто где-то в темноте лопнула невидимая струна – а скорее удавка: сразу стало легче. Торлейв вздохнул во всю глубину груди – вдруг обнаружил, что не хватает воздуха, не забыл ли он дышать? Неведомый гость исчез, и повеяло теплом летнего вечера. Звезды ярче засияли в вышине, полусозревший месяц проглянул, будто только сейчас посмел появиться.

– Как ты, госпожа? – обратился Агнер к Прияне.

Она опустила голову и закрыла лицо руками. Поняв, что все закончилось, Торлейв поднялся, подошел к ней и обнял за плечи. Ощутил, что она дрожит.

– Что это было? – спросил он у Агнера.

Торлейв слышал только вопросы, которые задавались, но не слышал ответов; он видел, что они ужасают Прияну.

– Это была моя бабка… – сквозь ладони простонала Прияна. – Рагнора. Я уже пыталась ее вызвать, но она не откликалась. Получилось только с Агнером. Но не знаю… стоило ли мне задавать эти вопросы… Но я хотела знать… Виновен ли мой муж в том, что случилось, к чему все это идет, как мне защитить моего ребенка? Иначе я не знаю, как мне быть, не потеряю ли я свою честь и удачу, если все оставлю… как есть?

– С тех пор как Один вручил ему золотой меч, мы все знаем, что он ведет конунга, – напомнил Агнер. – Но вот куда ведет – это ведомо лишь ему одному.

– Твоя бабка сказала что-то ужасное? – спросил Торлейв. – Может, она просто была в дурном расположении духа? Когда живешь в Хель и все время видишь вокруг разных чудовищ, трудно быть доброй.

Прияна опустила руки на колени и уставилась в затухающий огонь. Тушка петуха уже сгорела на своем маленьком погребальном костре, и теперь голос этой птицы бодро звучит за черной стеной владений Хель.

– Ты такая смелая! – ласково шепнул Торлейв на ухо Прияне, прижимая ее к груди. – Я тут чуть «теплого» в порты не пустил со страху, а ты еще говорила с ней.

– Ты испугался? – Она улыбнулась. – Разве ты ее видел?

– Нет. Но так ведь еще страшнее, когда не видишь. Вдруг там какая-нибудь мать великанов с девятью головами? И вдруг, я думал, ты привела меня сюда как приманку и собираешься скормить ей, как того сына конунга, что всех краше на свете?

Прияна не ответила, прислонившись головой к его груди и вслушиваясь в стук живого сердца. Когда-то давно, в другой жизни, она, еще шестнадцатилетняя невеста незнакомого жениха, спрашивала у Пламень-Хакона, хорош ли собой Святослав, его племянник. И Хакон ответил: у Святослава такой решительный вид, что о красоте его как-то не думаешь. Теперь она хорошо знала Святослава и могла подтвердить, что его покойный дядя, умный и добрый человек, был совершенно прав. В Святославе живет настолько сильный дух, что он просвечивает сквозь телесную оболочку, и ее так же трудно разглядеть, как трудно было бы разглядеть платок, в который завернуто само солнце – лучи рвутся наружу и ослепляют.

С Торлейвом было иначе. Год назад она вдруг увидела в недавнем отроке мужчину, которым он стал, и была уверена: он красивее всех на свете. Никакой норне она не отдала бы его, ни старой, ни молодой. Ей приятно было думать о нем, даже мечтать о его любви. Особенно сейчас, когда она дрожала от холода из Хель, как прекрасно было бы прижаться к нему и забыть страх в его объятиях, ощутить тепло и благоухание жизни, отгоняющие смерть прочь… Кровь застучала от желания: как легко он, у кого горячая кровь играла в каждой жилке, помог бы ей избавиться от тянущей, тоскливой пустоты внутри.

Но это лишь мечты, невесомые, как тени облаков на воде. Семь лет назад она дала слово связать свою судьбу со Святославом и следовать за ним. А его судьба была такой мощной, что увлекала за собой всех, кого касалась. Хочет она того или не хочет – три великанши готовят чашу из черепа, полную пламени, и когда-нибудь ей предстоит нести ее сквозь мрак.

Глава 7

– Вот же – голова мертвая.

Мистина остановился над расстеленным полотном и показал в середину. В округлом пятне ясно видны были очертания черепа, и Прияна отметила: она его вчера не разглядела.

Княгиня Эльга от своей челяди слышала, что вчера на Олеговой могиле вопрошали богов. Рано утром она послала за Торлейвом, желая узнать, что там произошло, а выслушав его, послала и за Прияной. Теперь полотно, по которому вчера бегал черный безголовый петух, было расстелено от двери к дальней стене избы, а Эльга, Мистина, Прияна, Агнер и Торлейв ходили вдоль него, разглядывая пятна и обсуждая их вероятные значения.

– Вот это глаз. – Прияна указала на то пятно, что разглядела еще вчера. – А глаз – это Один. Я хотела знать, по чьей воле все это случилось – вот ответ. Кто как не Один любит вносить раздор между родичами? Этот проклятый золотой меч – знак его благоволения. Мало кому оно приносило счастье, но все только к нему и стремятся! Думают, что уж они-то сумеют проскочить между даром и расплатой и выйдут сухими из воды, но Один таких умных уже видел… Вот это – чаша. Мы сперва подумали, что это рот, а рот может означать и Локи, и Одина – руна Ансуз. Но видите эти капли над чашей? Это капает яд. Это – наказание Локи. И она, Рагнора, сказала о чаше, которую жене Локи придется над ним держать, и что… – голос Прияны упал, – что она видит перед собой эту жену. Видела она меня. А значит, в этом деле Святослав – Локи. И вот – стрела! – Прияна показала на еще один знак. – Агнер говорит, что это Одиново копье, но я знаю: это стрела. А стрела – это омела. Это убийство Бальдра. Кто был Бальдром, незачем называть. Кто был Локи – тоже ясно. Но кто тогда был Хёдом? Игмор?

– Выходит, что он. И вот это, – Мистина показал на пятно-череп, – и есть то, к чему они придут.

– Рагнора сказала, что Локи избежал наказания, потому что подставил вместо себя другую жертву, то есть Хёда. И тем выиграл для себя время. Она посоветовала мне поступить так же. Это значит… – Прияна посмотрела на Мистину, потом на Эльгу, – если месть падет на Игмора, Святослав сумеет ее избежать. Он ведь и правда не виноват в