Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

единорогом и небольшим запасом провианта. От встречных киргизов Серов узнал, что село Икан, стоящее в 20 верстах от города уже занято неприятелем, но в каком именно числе – киргизы не знали. Стало темнеть, когда сотня подходила к Икану, правее которого горели огни. Посланный киргиз Ахмет вернулся с известием, что коканцев «так много, как камыша в озере». Раздумывать было некогда, казаки заняли канавку, развьючили верблюдов и окружили себя завалами из мешков с провиантом, лошадей уложили в середину. Не успели они еще приладиться, как конная толпа коканцев, приблизившись «тихим молчанием», вдруг с визгом и криком бросилась в атаку. Уральцы дали залп из ружей, артиллеристы угостили картечью, что сразу охладило азиатский пыл. Однако, оправившись, они опять повторили удар – опять та же встреча, меткий губительный огонь, наваливший груды трупов. Коканцы кидались еще 2–3 раза, наконец расположились станом недалеко от казаков. Вскоре у них запылали костры. Положение казаков, заброшенных вглубь страны, лицом к лицу с неприятельской силой, казалось отчаянным. Но это были люди закаленные в невзгодах, встречавшие не раз киргизов и коканцев, были между ними и такие, которые пережили тяжелые дни севастопольской осады. Бодрость и надежда таких людей не покидают, к тому же офицеры знали свое дело и распоряжались отлично. Так началось трехдневное отсиживание. Неприятель палил всю ночь, с рассветом огонь усилился. Гранаты, ядра все чаще и чаще ложились в отряд, убивали лошадей, ранили людей. Казаки также не сидели без дела, они метили в артиллеристов, снимали с лошадей джигитов, подъезжавших ради удальства поближе или же били начальников, отличавшихся нарядной одеждой и убранством коней. Многие вызывались кинуться в атаку, но Серов не позволил. Им и в голову не приходило, что перед ними не шайка бродячая, каких в Туркестане бывало много, а целая армия, снабженная всем необходимым для продолжительных действий. Коканцы тоже видно не сразу оценили силы казаков, знай они состав сотни, едва ли бы держали ее 3 дня в осаде, Как бы там ни было, а дело их не выгорело, потому что тайный умысел Алимкула сам собой разоблачился. Чтобы скорее покончить, они приказали плести хворостяные щиты и пока подвозили хворост, пальба не смолкала ни на минуту. Уже полегли 4 артиллериста у своего единорога, на их места заступили казаки. Около 2 часов по полудни уральцам послышались со стороны города орудийные выстрелы. Не было никакого сомнения, что то приближается выручка. Здоровые встрепенулись, ободрились, раненные приподнялись, стали прислушиваться. Пальба то стихала, то снова возобновлялась. Вот-вот совсем близко и вдруг сразу замолкла. Как ни напрягали слух уральцы – нет ни звука, точно хотели их только подразнить. А дело было так. По выстрелам от Икана в городе догадались, что казаки отбиваются, почему комендант выслал на утро небольшой отряд с приказанием, если неприятель окажется чересчур силен, то в бой отнюдь не вступать, а отойти назад. В таком большом городе, как Туркестан всего-то находилось 2½ роты, почему каждый защитник был на счету. Маленький отряд, не дойдя 3 верст до казаков, был окружен коканцами, угрожавшим отрезать его от города. Тогда он повернул назад, с трудом уже пробился к Туркестану, а в 6 часов вечера преследовавший его неприятель рассыпался в городских садах.

Алимкуль сделал попытку склонить казаков на измену. Он прислал Серову такую записку: «Куда теперь уйдешь от меня? Отряд, высланный из Азрета, разбит и прогнан назад, из тысячи(!) твоих не останется ни одного – сдайся и прими нашу веру: никого не обижу!». Доблестный командир сотни не отвечал, за него ответили казаки усиленной пальбой. Все думали, как один, розни не было. Наступила ночь. Два казака – Борисов и Черняев, да верный киргиз Ахмет снарядились в опасный путь. Получив от сотника записку, они сели на лошадей и среди добрых пожеланий товарищей скрылись во тьме. На них возлагалась последняя надежда, они должны были или умереть, или пробраться в Туркестан. Просидели в истоме удальцы другую ночь, приближался праздник заступника русской земли – Николая Чудотворца. Не радостно встретили его казаки. Истомленные голодом и жаждой, измученные трудом и бдением они выглядели страшно, точно с того света, лишь воспаленные глаза дико блуждали, ни на чем не останавливаясь. Смерть для многих была бы отрадой, спасением – и она стерегла свои жертвы.

В 7 часов утра закипел отчаянный бой. Неприятель палил жарко, наступал с трех сторон разом. Все лошади были перебиты, 37 человек лежали уже мертвыми, остальные отбивались в каком-то чаду. Отбив 4 атаки, одну за другой уральцы поднялись, крикнули, что было мочи «ура!» и пошли напролом. Отчаяние придало этим людям нечеловеческую силу. Коканцы, не встречавшие ничего подобного, расступились перед горсткой людей, готовых умереть… Бодро и мужественно продвигалась кучка казаков по направлению к Туркестану, но хищные коканцы скоро сообразили, что их можно перестрелять, не подвергая себя ни малейшей опасности. Конные сажали на крупы лошадей пеших сарбазов и подвозили их на близкий выстрел. Если кто из уральцев падал, истекал кровью, то конные налетали, как ястребы на свою жертву и спешили отрезать голову. Часто меткая пуля снимала такого хищника в минуту его торжества, когда он поднимал свою добычу. При виде такого поругания раненые казаки тащились из последних сил, скрипя зубами, других вели под руки. Сотнику Абрамичеву пуля попала в висок – он пошел под руку, другая ударила в бок – продолжал идти, наконец, разом две пули прострелили ему ноги. «Рубите скорее голову, не могу идти!» – вскрикнул сотник отчаянным голосом, склоняясь к земле. После едва узнали его истерзанный труп.

Зимний день кончался, начинало темнеть. Напрягая последние силы, уральцы все шли да шли. Уже совсем под городом они услышали ружейные выстрелы, поднатужились, прибавили шагу и вскоре завидели бегущих навстречу солдат, то была вторая выручка, высланная как раз во время, чтобы принять на руки уцелевших бойцов. Их уложили на подводы и отвезли прямо в лазарет. «Иканская» сотня, как ее стали называть, потеряла половину своего состава, сверх того 36 человек было ранено. Этой сравнительно ничтожной потерей они заплатили за спасение края. Бог знает, чем бы закончилась затея Алимкула, не задержи его уральцы. Их подвиг остановил поход коканских полчищ, он прогремел на всю Среднюю Азию и восстановил славу русского оружия.

Государь Император пожаловал всем участникам Иканского боя знаки отличия Военного ордена, а есаулу Серову орден Св. Георгия IV степени, кроме того, следующий чин. Многие из героев этой сотни здравствуют и поныне.