Иван Наживин - Распутин

Разлучиться с Россией было ему не очень трудно. Огромные средства его были размещены в иностранных банках, а кровь ничего пожилому принцу не говорила, ибо по крови это был какой-то воплощенный интернационалист: его предок, один из шумных наполеоновских генералов, француз по крови, был сделан каким-то корольком в Италии и женился, конечно, на немецкой принцессе. Его сыновья тоже все переженились на разных принцессах: испанских, русских, конечно, германских, итальянских, датских. Мать принца Георга, бившая сороку и ворону, еще более интернационализировала кровь высокого рода: все знали, что в ее детях течет кровь и нескольких французских атташе, и русских конногвардейцев, и немецких принцев, и одного итальянского князя церкви, и одного итальянского тенора, и одного русского баса и даже, как говорили, одного очень ловкого ниццкого парикмахера. Чей, собственно, сын был принц Георг, она не знала, да и не интересовалась этим: не все ли это равно в сравнении с вечностью?

Повидавшись с тихо умиравшим отцом и получив свою часть наследства, принц Георг почувствовал прилив солидности и купил в Баварии у одного немецкого принца на берегу красивого Инна прекрасный старый замок. Он стрелял в коз, в зайцев и в фазанов, ловил в Инне форель, стрелял из пистолета в собственном тире, носился на автомобиле, пил старый портвейн с чудесными бисквитиками, принимал многие визиты, играл в крокет, в хоккей, в лаун-теннис, в покер, в бридж, на бильярде и на бирже, раскладывал пасьянс, читал французские газеты, занимался фотографией, катался на лодке и на лыжах, но, конечно, этого было мало, и принц решил спасать Россию. Решив спасать Россию, он прежде всего купил себе пишущую машинку, но оказалось, что писать на машинке надо было учиться. Принц провожжался с ней целое утро и решил, что учиться незачем, что сойдет и так. И вот собственноручно настрочил он на машинке несколько писем — они состояли из одних опечаток — своим хорошим знакомым: безработным генералам, отставным шталмейстерам и егермейстерам и вообще особам значительным, чтобы они приезжали к нему сговариваться, как спасти Россию. И они приехали в старый замок и раз, и два, и три, пили портвейн, пили мадеру, пили бургундское, играли в бридж и решили издавать газету и разные книги. Но они в этом ничего не понимали. Тогда позвали они на помощь случайно подвернувшегося Тарабукина и вдруг с удовольствием узнали, что тут же, в Баварии, живет один настоящий редактор-издатель, Евгений Иванович, который все им наладит. Женат принц Георг был на морганатической дочери одного великого князя. Принцессу чрезвычайно угнетали все эти Тарабукины, какие-то там редакторы-издатели, но она принимала их с грустно-покорным видом: если эта жертва нужна для России, она охотно возьмет свой крест на себя…

Большой сверкающий автомобиль, строго ухая на баварских ребятишек, собак и встречных крестьян с кисточками на шляпах, стрелой нес графа Саломатина и Евгения Ивановича по превосходному шоссе. Шофер был сдержан и величав. Встречные все кланялись…

Слева на крутой скале среди столетних дубов и лип забелелся большой красивый замок.

— Если вы хотите сделать здесь дело, — сказал, улыбаясь, граф Михаил Михайлович, — вам непременно надо понравиться принцессе, а если вы хотите понравиться принцессе, вы должны понравиться ее японским собачкам… Предупреждаю вас.

— А разве без японских собачек сделать дело нельзя?

— Труднее. Во всяком деле есть своя японская собачка, и с этим надо мириться. Я предпочитаю простейшие способы: собачка — собачка…

Автомобиль красиво влетел в монументальные чугунные ворота, описал красивую дугу по широкому, усыпанному гравием двору и остановился у величественного подъезда. Лакей с большими медными пуговицами почтительно выскочил из дверей и, приняв гостей, передал их другому лакею, который проводил их в приготовленные для них комнаты.

— Когда вы будете готовы, благоволите позвонить мне… — почтительно сказал лакей Евгению Ивановичу. — И я провожу вас к его светлости, они ожидают вас…

Евгений Иванович, собственно, не знал, что ему надо сделать, чтобы быть готовым, но сказал:

— Хорошо…

Он вымыл руки, посмотрелся в зеркало, снял одну пылинку с рукава, посмотрел несколько минут в окно на прекрасные извивы Инна по широкой долине, на лесистые холмы, прошелся по мягкому ковру прекрасно обставленной комнаты и уныло решил, что он ввязался в глупую историю. И — позвонил.

— Пожалуйте!..

Старый опрятный лакей, неслышно ступая вежливыми сапогами, провел его длинным сводчатым коридором — все стены его были завешены оленьими и всякими другими рогами — на другой конец замка и осторожно постучал у массивной дубовой двери. Оттуда что-то отвечали глухо, старичок почтительно отворил дверь и пропустил Евгения Ивановича в огромный уютный и теплый кабинет, полный ружей, рогов и икон. Навстречу ему поднялся граф Михаил Михайлович, а принц лежал в кресле с ногами, прикрытыми тигровым покрывалом.

— Вы, пожалуйста, извините бедного калеку, что не встаю приветствовать вас… — ласково сказал принц.

— Позвольте представить вашей светлости Евгения Ивановича Громова… — сказал граф.

— Очень, очень рад… — пожав гостю руку, сказал принц. — Прошу вас… Мы будем пить чай и предварительно познакомимся, а затем перед обедом у нас будет уже общее заседание со всеми участниками предполагаемого дела. Садитесь ближе к столу и берите себе чаю по своему вкусу… — на столе стоял на спиртовке серебряный чайник и все необходимое и даже нарезанный по-русски кусочками лимон. — Вот так… А перед беседой нашей позвольте вам сделать маленькое предисловие: я — человек прямой и люблю, чтобы и со мной говорили напрямки, по-русски, и не оставляли возможных глупостей моих — я в деле полный профан — без замечаний. Дело — это дело, не так ли? И всякую дипломатию я ненавижу…

Евгений Иванович слегка поклонился. Ему казалось, что принц чего-то очень конфузится. Граф помешивал изящной серебряной ложечкой в стакане дымящегося чая и спокойно молчал.

— Ну-с… — начал принц. — Вся русская печать в эмиграции захвачена жидами, которые, конечно, ведут свою линию, а не нашу. И я решил основать русскую национальную газету, независимую от господ брюнетов, а при ней русское издательство. Так как люди нашего круга в этом деле ни бельмеса не понимают, то мы решили., э-э… техническую — можно так выразиться? — часть дела передать в руки специалиста. И вот чтобы доказать вам сразу, как я ненавижу всякую дипломатию, я сейчас же скажу вам, что уже после того, как графу было поручено пригласить вас, ко мне приехал сюда с очень солидными рекомендациями присяжный поверенный… э-э… Сердечкин, который считается, говорят, большим специалистом в вашей области. Но я прямо скажу вам: не люблю адвокатов… Все они какие-то… склизкие… А кроме того, он еще и профессиональный политик и, говорят, раньше был даже кадетом. Я предпочел бы иметь дело с вами. Ведь вы, надеюсь, не кадет?

— Нет! — усмехнулся Евгений Иванович.

— И не социалист?

— Нет.

— А кто же вы, собственно, политически?

— Скорее никто…

— Беспартийный? Это лучше всего… Но все же вы, надеюсь, легитимист?

— Тоже нет. Я думаю, что решать все эти дела будет Россия, а не мы. И легитимистов, кажется, очень немного. Даже Врангель и тот…

— О, могу вас уверить, что Пипер только притворяется!

— Какой Пипер? — удивился Евгений Иванович.

— Мы в нашем кругу так Врангеля зовем… — пояснил принц. — Все, что он говорит, это, конечно, так только все, за нос людей водит. Он большой фюмист! А там, когда все наладит, он, конечно, повернет куда нужно…

— Я этого не думал… Мне всегда казалось, что он неглупый и искренний человек… — сказал Евгений Иванович.

— О, вы не знаете Пипера!

— Тогда я скажу: тем хуже… Но разрешите на вашу откровенность ответить откровенностью же… — сказал Евгений Иванович. — Хотя я в политике скорее и никто, но… не кажется ли вам, что мы люди слишком разных кругов, чтобы сговориться в таком деликатном деле, как издательское?

Принц с недоумением смотрел на него. Граф пришел на помощь.

— Евгений Иванович, видимо, хочет сказать, что, хотя он и никто, но все же он опасается несколько, как бы вы не ударились круто в черносотенство… Так я вас понял?

— Пожалуй, что и так…

— О, напрасно! — воскликнул принц. — Конечно, мы и националисты, и монархисты, и легитимисты, и все такое, но ведь и мы после всего этого… переворота там и прочее… поумнели. С этой стороны вы можете быть спокойны. Конечно, если мы с вами все же не сойдемся в этих переговорах, то придется взять Сердечкина. Faute de mieu on couche avec sa femme…,[108] — сорвавшись в прежний стиль, пояснил он. — Впрочем, мне начинает казаться, граф, что мы напрасно так уединились — лучше, если мы начнем обсуждение всего дела с самого начала вместе. Не так ли? Подождите, я приглашу сейчас сюда остальных участников дела, а вы вот пока просмотрите приблизительную программу предполагаемого дела. Тут масса опечаток, но на машине я пишу недавно, а исправить их было некогда: вчера было много гостей, музыка, катанье…