Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Натан Яковлевич Эйдельман

Преобладают, естественно, обер-офицеры, от прапорщика до капитана включительно, – молодые люди не старше 25 – 30 лег; однако пришли и штаб-офицеры, до гвардейских полковников включительно. Большая же часть старших чинов – генералы Талызин, Депрерадович, Уваров, полковники Вяземский, Запольский, Арсеньев, Волконский, Мансуров, Кутузов – находится во дворце или при солдатах.

Что же привело сюда, к Талызину, десятки людей?

Прежде всего настоятельная рекомендация или приказ Палена и наследника (таковы Козловский, Аргамаков). Многие современники, даже сочувствующие (а позже декабристы), подчеркивали личные, своекорыстные мотивы у большинства собравшихся: один грубо обижен царем, другой сидел в крепости, третий мстит за собственный страх – простой, дворянский «цинический» или полуцинический подход!

Пушкин в оде «Вольность» гениально формулирует то, что говорилось в кругу Николая Тургенева и других ранних декабристов: Павел для них тиран, но – «падут бесславные удары…»; «на лицах дерзость, в сердце страх…»; и далее известные образы: «неверный часовой», «рукой предательства наемной», «о стыд! о ужас наших дней!», «звери», «янычары»…

Позже, в 10-й главе «Евгения Онегина», семеновцы –

Потешный полк Петра – титана,

Дружина старых усачей,

Предавших некогда тирана

Свирепой шайке палачей…

Были, мы знаем, и другие оттенки во взгляде «детей 1825-го» на «отцов 1801-го» (вспомним беседу Пестеля и Палена). Однако главное обвинение не снималось: тогда, 11 марта, шли на кровь и убийство не ради высокой цели, что еще могло быть предметом рассуждения и спора о Бруте и тираноборцах. Шли из корысти…

«В 1801 году, – запишет декабрист Никита Муравьев, – заговор под руководством Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России».

Не просто с этим согласиться или не согласиться. Пока же отметим только чрезвычайную трудность при выяснении истинных мотивов, двигавших заговорщиками. Большинство не оставило мемуаров, о своих целях мало писали и говорили. Однако даже «поверхностный смотр» участников обнаруживает разнородность их состава. Единство действий еще не означало единства мотивов. События временно сплотили идейных и циничных противников Павла… К тому же ночью с 11 на 12 марта вихрь событий, приказов не дает офицерам задуматься. Их почти не спрашивают – приказывают! Реальные отношения вождей заговора и рядовых участников совсем иные, чем у декабристов с их равенством и сравнительно широким обсуждением цели и средств. И там и тут структура заговора во многом предвосхищает структуру будущей власти: конституционное правительство в случае успеха декабристов было бы продолжением тайных обществ на ином уровне; «улучшенное самодержавие», которого добивались конспираторы 1801 г., предвосхищалось «самодержавной структурой» паленского заговора.

Итак, с 11 часов финальный ужин обер– и штаб-офицеров. Как и на предыдущих – много разговоров, обычных анекдотов и насмешек в адрес Павла.

И вот – кульминация. Открывается дверь, и входят вожди (все вместе или сначала Пален, а за ним Зубовы). Это 11 часов (Коцебу) или половина 12-го (Вельяминов-Зернов), после полуночи (Беннигсен).

В Михайловском замке жизнь уже замерла: внешние и внутренние ночные караулы, свечи, тишина. Павел уже вернулся от прекрасной Анны наверх в свою комнату… Из последних фраз, будто бы запомнившихся легкомысленной Гагариной, к нам еще раз долетает: «…завтра полетят головы».

Царь в постели; нетрудно вообразить кошмарную бессонную ночь Александра. Капитан Козловский, как и многие другие, вскоре узнает, что наследник не раздевался (довод в пользу участия его в деле). Ближе всего к его апартаментам расположились как бы представляющие его в заговоре Уваров, Волконский, а также полковник Николай Бороздин.

Что гвардия?

Преображенский полковой адъютант Аргамаков объезжает своих. Вскоре он сыграет важную роль в событиях, так как по должности имеет право входить куда угодно и когда угодно.

Историк кавалергардов, опираясь на рассказы Сафонова, Горданова и других офицеров, собрал материалы о своем полке в последний день Павла, но, не включив их в основной труд, поместил в приложение «для высочайшего пользования».

Еще перед вечером Пален, Уваров и полковой адъютант кавалергардов подпоручик Евсей Горданов встречаются во французском ресторане на углу Адмиралтейской площади и Гороховой. Оттуда Уваров поедет с Паленом к кавалергардам, а Горданову поручается проверить состояние караулов в Михайловском замке.

«Непосредственно перед происшествием все офицеры полка были собраны вместе и обедали, когда к ним вошел Уваров. Он спросил, «готовы ли офицеры пожертвовать жизнью за цесаревича Александра?». Офицеры отвечали утвердительно». О цареубийстве ничего не было сказано. Тогда же в полку был выделен караул, «на который можно было положиться», под начальством все того же Горданова.

Как видим, роль полковых адъютантов огромна; пользуясь своими исключительными служебными правами и возможностями «проходить всюду», они становятся важнейшими двигателями дела…

В измайловских казармах уже напоили допьяна командира полка Малютина, и целый полк, в общим слабо охваченный заговором, вполне нейтрализован.

Третий семеновский батальон на внешнем карауле.

«Трудно определить, – замечает Лобанов-Ростовский, – где было сообщничество и где недосмотр или умышленный недостаток бдительности в замке. Например, Павел Алексеевич Тучков (служивший потом уже, в 1812 г., генералом, одни из четырех братьев уцелевший в эту войну и скончавшийся в 1858 г. членом Государственного совета) рассказывал, что в эту ночь он был в замке при пушках; имя его в числе заговорщиков никогда не упоминалось, сам он ничего больше не высказывал, и, может быть, он узнал только о совершившемся факте; но как знать, какую роль играла в этой драме та или другая восторженная личность?».

Для уяснения социально-психологической ситуации мы стараемся, однако, не упустить периферии заговора. Тут будет уместно вспомнить, что уже не раз появлявшийся в нашем повествовании Саблуков докладывает именно в этот час командиру конногвардейцев Тормасову невеселый приказ о высылке полка из столицы. Солдаты не спят – готовятся к походу, начинающемуся в 4 утра.

У дома Шевалье специальные посланцы ждут Кутайсова, чтобы доставить к Палену, может быть, чтобы использовать трусливого, жалкого человечка, если придется говорить с Павлом… Но Кутайсова нет. Коцебу позже узнает, что он вернулся от француженки раньше времени…

Офицеры, пирующие за длинными талызинскими столами, встают, когда входит Пален с адъютантами Морелли и Тираном; Зубовы – «орлы», хоть на подбор; Беннигсен (согласно Воейкову) – «высокий, сухощавый, с длинным лицом и орлиным носом, с видной осанкой, прямым станом и холодной физиономией» – резко выделялся своей наружностью «между круглыми, скулистыми и курносыми лицами русских генералов и сановников». А. М. Тургенев же помнит, что Беннигсен был «длинный, как шест, сухой, хладнокровный, как черепаха».

Тосты умножаются. По Вельяминову-Зернову, Пален и Беннигсен пьют «по одному бокалу», и Пален сейчас произнесет необыкновенный тост… Но пока что подходят опоздавшие,