Одна из двух роз - Жюльетта Бенцони

от сквозняков, ласково мигал ночничок, а королева не решалась сомкнуть глаз, потому что, стоило их закрыть, в темноте появлялся Уорик с горящим взором и бросал ей признание в любви, как бросают перчатку, вызывая на поединок. И ей вдруг захотелось принять этот вызов, потому что опасность всегда притягивала ее, потому что крайности всегда влекли к себе, потому что было задето ее женское любопытство. Наверное, граф в любви страстен до варварства и ничуть не похож на сладкого Сомерсета. Уорик, наверное, берет женщин приступом, как города, тогда как его соперник – да, его можно теперь так назвать – обволакивает их нежной лаской, что очень приятно. Он читает красивые стихи, привезенные из Франции, где поэтов ценят гораздо больше, чем в Англии, стране суровой и грубой. После кельтских бардов у англичан появился только один поэт – Чосер.

Поутру молодая королева, стыдясь ночных мыслей, стала еще внимательнее к своему новому любовнику. Рядом с ним она чувствовала себя и женщиной, и богиней. Приятное чувство во времена грубых нравов.

Год 1451-й был необыкновенно тяжелым для королевы Маргариты. С каждым днем она все острее чувствовала, что англичане отделили ее от супруга неодолимой пропастью, хотя отношения между ней и мужем были по-прежнему теплыми и доверительными. Очевидные всем мягкость и незлобивость Генриха по-прежнему привлекали к нему сердца подданных. Король умилял их, а королева-чужеземка была виновна во всех бедах и несчастьях англичан. А кто, спрашивается, еще?!

Ричард Йорк и вместе с ним оскорбленный пренебрежением Уорик подливали масло в этот огонь.

Денег по-прежнему не хватало. Парламент, от которого зависели доходы короля, становился все скупее и скупее, прислушиваясь к советам недоброжелателей, носивших на груди Белую розу. А по ту сторону моря, в довершение несчастий островитян, Карл VII продолжал с успехом воевать, возвращая себе потерянные земли. После Мэна и Нормандии у англичан отобрали Аквитанию – главное украшение короны. Ее в качестве приданого принесла королева Алиенора, и вот уже триста лет этой землей владела Англия. 30 июня этого года орлеанский бастард Жан де Дюнуа вошел в Бордо.

Англия скорчилась от унижения.

Расплатиться за него снова должна была Маргарита. Парламент собрался на очередную сессию, и один из его членов внес предложение – объявить герцога Ричарда Йорка законным наследником английской короны.

– Он таковым и является, – утверждал он, – поскольку француженка, которая нас разоряет, не способна даже подарить королю наследника. Так почему нам медлить?

Ему стали возражать, находя, что подобное решение будет для государя обидным. Он хоть и ведет почти что монашескую жизнь, но в монастырь все-таки не ушел. В любом случае подобное решение будет преждевременным.

– А чего нам ждать? И чего мы дождемся? Разве того, что вместо Генриха Сомерсет сделает королеве ребенка!

Так далеко заходить все же было нельзя. И хотя большинство в парламенте были на стороне Йорков и ненавидели Сомерсета, были и те, кто его защищал. К тому же добродетели короля в глазах людей, которые не имели их даже близко, обладали неизъяснимой притягательностью, поэтому было решено заточить смутьяна в Тауэр.

Уорик, узнав об этом, рассвирепел.

– Вам должно действовать, монсеньор, – заявил он своему дяде. – Парламент – стадо баранов, блеющее от восторга при виде короля. Вполне возможно, он святой, но святость не помогает командовать войском. Из-за нее нам придется вновь отвоевывать земли Плантагенетов, на которых родились наши предки, и ваши в первую очередь. Пора поднять голос и с оружием в руках высказать свою волю!..

Герцог посмотрел на племянника с улыбкой:

– А какова, по-вашему, должна быть моя воля?

– Вы не можете не хотеть убрать Сомерсета, вояку из картона, и самому встать у кормила власти. Король, несмотря на всю свою святость, не способен править государством, а королева постоянно нас предает. Пусть она подчиняется нашему закону. Она не имеет права вмешиваться в порядки Англии. Веретено и иголка – единственное оружие, достойное женских рук. И нужно ей об этом напомнить.

– Королева никогда не отдаст нам Сомерсета. Она его любит.

Уорик позеленел.

– Жалкий хлыщ способен только кудахтать возле женщины! Неужели она не понимает, что он оболочка, пустое место, он…

– Сомерсет ваш личный враг? Что он вам сделал, чтобы заслужить такую ненависть?

– Ненависть? Я не удостаиваю его ненависти, я его презираю. Я ненавижу Маргариту, эту вызывающе упрямую женщину, которая…

– Вы ненавидите слишком пылко, боюсь, это несчастная любовь.

– Любовь? У меня? К ней?!

– Королева так хороша, что нет ничего удивительного, если и вы стали одним из многих, мечтающих о ее улыбке.

– Обидно такое слышать, дядя! Дайте мне возможность действовать согласно моим желаниям, и настанет день, когда я брошу ее к вашим ногам в цепях и с обритой головой, чтобы больше никого не соблазняла! Думаю, таким образом я окажу немалую услугу королевству. Вы ведь знаете, говорят, даже старого Тальбота, великого полководца, олицетворение нашей славы, угораздило в нее влюбиться!

Герцог не сумел сдержаться и рассмеялся.

– Надеюсь, вы не станете требовать за это его головы? Он великий человек, и я очень его люблю! Но прошу вас, Ричард, давайте успокоимся! Поверьте, я вовсе не считаю, что вы не правы, и тоже думаю, что настало время действовать, как вы того желаете. По крайней мере, я постараюсь, чтобы вы получили голову Сомерсета.

– Как собака – кость? – вновь вскипел молодой человек. – Я хочу получить королеву, дядюшка, ее в первую очередь. Все остальное само упадет нам в руки.

– Неужели вы думаете, что я этого не понимаю? Я осознал это давным-давно, – пожав плечами, ответил племяннику дядюшка.

И вновь Ричард Йорк собрал войско, покинул замок Фотерингей, остановился в предместье Лондона и грозно потребовал ареста Сомерсета.

Во дворце при этом известии тоже разыгралось сражение. Узнав, что войско Йорка стоит под столицей, Маргарита поспешила к супругу, которого нашла, как обычно, в молельне.

– Сир, супруг мой, – начала она, – если мы хотим остаться в живых, нужно собрать войско и покончить раз и навсегда со смутьяном Йорком. Он опять привел солдат к столице. Вы не можете и дальше терпеть его дерзость…

– То, чего вы хотите, моя королева, называется гражданской войной, а вы знаете, что даже такие слова внушают мне ужас. Нет для меня страшнее кошмара, чем мои подданные, которые убивают друг друга.

– А какое место вы отводите мне в своем страшном сне? Вы знаете, что будет со мной, если Йорк возьмет верх? Посягнуть на вас они не дерзнут. Вас отведут в Тауэр или запрут в Вестминстере и сделают это с величайшим почтением, показывая народу, который вас любит, что герцог тоже