Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман

Ознакомительный фрагмент

Гурвичем, повела компанию одноклассников в буфет.

Подростков ждало чаепитие, но Наташа махнула рукой:

– Пусть поедят сладкого. Они растут, Маша за последний год стала выше меня, и Саша тоже очень вытянулся… – подружки дочери краснели, разглядывая высокого мальчика, в безукоризненном, парадном белом кителе. Саша не распространялся, где он провел новый год:

– Наверное, с коллегами покойного отца, – решила Наталья, – может быть, кто-то вернулся из заграничной командировки, то есть с задания… – генерал Журавлев, сегодня утром, тоже улетел в командировку. Муж навещал строящийся полигон, в низовьях Волги. Наташа погладила рыжие косички углубившейся в книгу Марты:

– Ее родители тоже погибли на полигоне, только на севере. Что-то пошло не так, случилась авария. Господи, убереги Михаила Ивановича от всякого зла… – хотя Наташа точно знала, что мужа крестили, она никогда бы не сказала Михаилу Ивановичу о записках, поданных в церкви за его здравие:

– Его небесный покровитель архангел Михаил, – вспомнила женщина, – надо поставить ему свечку… – Наташа волновалась за мужа, но его отсутствие было Журавлевой очень на руку. Вчера, от маникюрши, она услышала подробности случившегося на улице Чкалова. Втирая крем в пальцы Наташи, женщина зашептала:

– Говорят, что через Зою слышно голос Богородицы, Наталья Ивановна. Мол, матерь Божья двигает ее устами. Что Зоя скажет, то и сбудется… – Наташа пришла в церковь Петра и Павла, ближайшую к улице Чкалова, надеясь узнать о судьбе Зои:

Она смотрела на тяжелый, золоченый занавес:

– И нашла. Я даже не думала, что мне так повезет… – завтра Вера обещала попытаться провести ее к Зое:

– Она отвлечет вахтера, в вестибюле, милиционеры, у палаты, отправятся на обед… – сердце Наташи глухо забилось, – я только хочу попросить у Богоматери благословения, для Машеньки… – в последние дни дочь ходила с бледным, взволнованным лицом. Наташа беспокоилась за девочку:

– Надо ее показать врачу. По-женски у нее еще ничего не случилось, но это время не за горами. Она быстро растет, занимается спортом, она может уставать… – она послушала спокойный стук маленького сердечка Марты:

– Для нее я тоже попрошу благословения. Зоя, может быть, просто сумасшедшая, но вдруг она вправду видит Богоматерь и всех святых? Вера сказала, что девушка не выпускает из рук иконы, только она теперь лежит, то есть, ее привязали к койке. Надо успеть увидеться с ней, перед тем, как ее отвезут в Москву…

Заглянув в книгу Марты, Наташа, смешливо сказала:

– Ты и во втором акте будешь решать задачи по геометрии… – Марта приехала в театр со школьным учебником старшей сестры. Весь первый акт, аккуратно расправив подол шелкового платья, девочка просидела под тусклой лампочкой: «Выход», уткнув нос в книжку. Платье, как и ее домашние халатики, тоже было синим:

– Задачи легкие, – рассеянно, сказала Марта, – я почти во всем разобралась, но есть еще следующая глава… – Наташа коснулась губами теплого виска девочки. От Марты пахло по-детски, сладостями:

– Господь нас простит, за Володю, – твердо сказала себе Журавлева, – мы взяли сироту, мы искупили свою вину. Я только хочу, чтобы мои девочки были счастливы… – завыл гонг.

Из приоткрытой в коридор двери раздался уверенный голос Саши Гурвича:

– Разумеется, нас ждет война с Америкой, но капитализм, во всем мире, скоро рухнет… – Наташа позвала:

– Садитесь, антракт заканчивается… – перегнувшись через плечо Марты, Саша опустил на страницу учебника сочную грушу:

– Держи, мышка… – Наташа улыбнулась:

– Она и вправду тихая, как мышонок… – Марта облизнулась:

– Спасибо. Ситро вы тоже принесли… – дети галдели, шурша фольгой. Наташа полюбовалась красивым профилем старшей дочери:

– Я ничего плохого не делаю. Я не могу спасти Зою, никто не может. Я прошу блага, для моей семьи. Любая мать поступила бы так же… – дирижер вышел на подиум. Кусая грушу, Марта перебралась на свое место, под лампочкой. Наташа вздохнула:

– Пусть Зоя пообещает, что с моими девочками все будет хорошо, и ничего другого мне не надо… – занавес, медленно, пополз вверх.

Главе прилетевших из Москвы специалистов, профессору Лунцу, обед принесли в кабинет главного врача психиатрической больницы. Даниил Романович ожидал разговора с Москвой. Фарфоровые тарелки и столовое серебро приборов происходили явно не из столовой. Пациентам выдавали выщербленные миски и алюминиевые ложки, которыми ели все, от супа до компота. По соображениям безопасности, в таких больницах не использовали ножи или вилки.

Лунцу не подали серый, жидкий суп на рыбьих головах и склеившийся кусок ячневой сечки, которыми сегодня кормили больных. В тарелке шафранным золотом светилась стерляжья уха. К первому полагались румяные расстегайчики, с визигой. На кухне не забыли о бутербродах с черной икрой, о сливочном соусе, со свежей зеленью, для белоснежного судака. Вместо пахнущего затхлостью компота принесли ароматный, крепкий кофе, с изящными пирожными.

Лунцу, тем не менее, кусок в горло не лез.

Три года назад, при жизни Сталина, Даниил Романович, заведующий особым отделением в институте Сербского, едва избежал ареста. Лунца хотели присоединить к врачам, обвиняемым в отравлениях высшего руководства страны. Даниил Романович, психиатр, вообще не появлялся в кремлевской поликлинике или больнице. Он проводил экспертизы преступников, подозреваемых в душевных расстройствах, читал лекции офицерам МГБ и курировал закрытые больницы, где содержались опасные умалишенные:

– Но Берия это не интересовало… – он пил свой кофе, – евреи, врачи, тогда скопом шли по делу докторов. Какие-нибудь заштатные рентгенологи, в районных поликлиниках, тоже считались агентами «Джойнта» … – Лунц миновал тюрьму, но неприятности профессора не закончились.

Недавно Комиссия Партийного Контроля, при ЦК, занялась проверкой дел осужденных, содержащихся в лагерях. Летом в Москве появились непривычно выглядящие, постаревшие люди, с седыми головами. Несмотря на жару, они носили ватники или телогрейки:

– Реабилитация, – вспомнил Лунц, – скоро выпустят на свободу невинно обвиненных. То есть тех из них, кто выжил… – он предполагал, что реабилитация затронет и арестованных, проходивших экспертизу в институте Сербского. Лунц боялся жалоб бывших подследственных:

– Сутяги настрочат в Комиссию о несправедливых диагнозах. Проходивших по религиозным делам никто не выпустит на свободу, но к нам посылали и обыкновенных людей… – по мнению Лунца, многие арестованные были обязаны врачам жизнью:

– Лучше сидеть в уютной больнице, занимаясь трудотерапией, чем махать киркой, в шахте, в вечной мерзлоте. Но от людей никогда не дождешься благодарности… – Лунц, впрочем, надеялся, что его опасения беспочвенны:

– Даже если сумасшедшие и пожалуются, никто их не послушает, на то они и сумасшедшие…

От больной Z, как обозначили пациентку закрытой палаты в документах, жалоб ждать не приходилось. Поработав с девушкой, Лунц изменил свое первоначальное мнение.

Покуривая у окна, он рассматривал седобородого старика, копошащегося за оградой больницы. Пожилой человек в тулупе прилаживал к дереву кормушку для птиц. Рядом лежали пустые санки. Лунц улыбнулся:

– Дед вышел на прогулку, а малыш куда-то от него убежал… – психиатрическая больница стояла в глубине заброшенного парка. В прошлом веке, когда выстроили крепкое здание, деревня Томашев Колок, еще не стала частью города:

– Но и сейчас здесь окраина, – Лунц выпустил дым в форточку, – к больнице ходит один автобус, и то редко… – посетители добирались до проходной на такси.

Сегодня день был не приемный. После обхода и завтрака больные разбрелись по этажам, или отправились в мастерские трудотерапии:

– Мастерские тоже возвели в прошлом веке, – вспомнил Лунц, – по тем временам, проект здания очень хорошо продумали… – при больнице имелась артезианская скважина, электростанция, и даже лифты.

Больную Z подняли на этаж грузовой платформой. Девушка не могла передвигаться, скорая помощь привязала ее к носилкам:

– Можно было не использовать ремни, – хмыкнул профессор, – у нее настоящая кататония, вплоть до пресловутых сломанных иголок… – со вчерашнего дня девушку кормили через зонд. Таким же путем подавались лекарства.

Лунц считал, что фармакология, в случае Z, бессильна:

– У нее острый психоз, на религиозной почве. У нас встречались такие пациенты. Надо проводить поддерживающую терапию, ожидая перехода помешательства в хроническую стадию. Она, все равно, навсегда останется овощем…

Даниил Романович хотел забрать Z под свое крыло. Девушка послужила бы отличным материалом для очередной статьи цикла исследований о мотивации