Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов

от 9 октября 1951 года. По этому Указу было много вопросов, и вот теперь пришли разъяснения, но все равно было непонятно. Полковник всю жизнь путался в многочисленных категориях ссыльных граждан, для каждой в Указе были свои, специально прописанные условия.

«...“навечно” оставить на спецпоселении... бывших военнослужащих Красной Армии, попавших в плен и служивших в немецкой армии, в специальных немецких формированиях, власовцев и полицейских;

— “навечно” оставить на спецпоселении направленных с территорий выселений коренных лиц немецкой, чеченской, калмыцкой, ингушской, балкарской, карачаевской, греческой национальностей и крымских татар...»

Полковник сосредоточенно тер кулаком подбородок. Ему все равно было, кого оставляют навечно, а кому разрешат выехать, он пытался понять внутреннюю сущность «разъяснения». У всех бумаг, приходящих из Москвы, обязательно было второе дно. Он пока не понимал, на что указывает начальство этим «разъяснением» или что собирается делать на самом деле.

Ссыльных было много по всей стране, только в его крае сидело больше ста пятидесяти тысяч, и везде был бардак. Все проверки по учету выявляли недостачи на местах сотен и даже тысяч ссыльных, коменданты за взятку выправляли документы, а бывало, и отпускали за бутылку спирта. В побегах по стране числилось семнадцать тысяч ссыльных поселенцев. Власовцев и бандеровцев в основном. И бардак этот шел из Москвы. По учету, режиму содержания, освобождению, материальному обеспечению, трудоустройству, оплате труда, по вычетам и налогам ссыльных было выпущено сотни инструкций. Одни категории граждан надо было содержать так, другие эдак... то освобождали детей прибалтов старше шестнадцати и отправляли домой, то снова брали и гнали по этапу на прежнее место ссылки. Иногда у полковника складывалось впечатление, что там, в Москве, им нечего делать...

— Старший лейтенант Антипин, — заговорил селектор бодрым голосом секретаря.

— Пусти!

В кабинет вошел стройный красивый офицер.

— Здравия желаю, товарищ полковник госбезопасности, разрешите, — действия лейтенанта были вольны, видно было, что и себе знает цену, и к начальству умеет с уважением подойти.

— Ну что у тебя на этого Белова? — полковник кивнул на кресло у стола.

— Работаем, Иван Тимофеич! — старший лейтенант присел, улыбаясь. — Созревает клиент, нервный уже, вслух разговаривает. Сегодня к нему курочку пущу. Работаем.

— Дело должно быть крайней важности! Обязательно — большая группа! Головка заговора в Енисейском пароходстве — чем выше возьмем, тем лучше! Кого-нибудь из обкома к ним для весу и евреев побольше! Чует мое сердце, Хозяин что-то с евреями задумал! — полковник глянул строго на лейтенанта, подчеркивая конфиденциальность соображения. — Да учти, в Москве у Макарова большие заступники сидят! Без этих дел постарайтесь, — он помял свой немаленький кулак.

— Обижаете, Иван Тимофеич!

— Иди, работай!

Полковник смотрел на закрывшуюся дверь и думал, что всего десять-двенадцать лет назад он приказал бы ровно наоборот, еще и сам спустился бы в подвал, помочь... а всякие Макаровы, что ходят заступаться, уже сидели бы рядом с Беловым А. А.

Иван Тимофеевич снял китель, подошел к буфету и налил себе рюмку водки. Сам все думал о стареющем Хозяине. Времена менялись, а как, не понять было. Из этого беловского дела можно сварганить верную антисоветчину, по всему Енисею пройтись, капитаны народ вольный, твердый... Начальник пароходства во время войны стопроцентно под расстрел шел, а выкрутился... Полковник глянул недовольно на хрустальную рюмку, перелил водку в граненый стакан. Добавил до середины и махнул залпом. Потянул в себя воздух.

Надо пяток комендантов, что ссыльным за взятки помогают, добавить в это дело! — мелькнула хорошая догадка. Полковник госбезопасности налил еще полстакана и неторопливо, с удовольствием выпил.

В камере Сан Саныча вторая койка была опущена, на ней сидел кругломордый мужик, с животом и щеками. Он был крупный, но какой-то обвисший, поднял на Белова безвольный взгляд маленьких трусоватых глаз, кивнул на приветствие. Сан Саныч месяц ни с кем не разговаривал, обрадовался товарищу:

— Меня Александр зовут... Белов.

— Кротовский Валерий Сергеевич. Газета «Красноярский рабочий». Редактор отдела транспорта. У вас не будет закурить?

— Я не курю.

— Жалко... я тоже не курю, а здесь закурил. У меня жену и старшую дочку арестовали!

— Давно сидите?

— Второй месяц.

— А за что?

— За взятку, которую я не взял! — Кротовский сокрушенно закачал головой, примолк на секунду и заговорил нервно: — Я фельетон готовил на начальника ОРСа — на людей такого уровня материал всегда дает начальство! Я сам подсобрал кое-что еще и уже начал писать, и тут от начальника ОРСа человек приходит и приносит взятку... ну продукты, понимаете? Я не взял! Хотя... жизнь у корреспондентов не самая сытая. И вот, почти дописал, на следующий день сдавать должен был главному редактору, а за мной приходят! Понимаете?! — Кротовский говорил не возмущенно, но растерянно сокрушаясь, время от времени озирался на дверь и переходил на шепот. — Обвинили в том, что я не написал на него заявление!

— На кого? — не понял Сан Саныч.

— На начальника ОРСа. Я говорю, мол, фельетон писал, там все рассказано, после такого ему уже не отвертеться было! Ничего не знаем, должны были информировать органы! — Кротовский замолчал, потом поднял покорные глаза. — Недоносительство! Статья 58! И тут же редактор отдела культуры написал на меня, что это не первый случай, что я таким образом уже брал взятки! Но мы все брали, понимаете, у нас зарплаты небольшие, и он сам брал, я знаю. А написал он, потому что мы вместе жили в коммуналке. У нас была комната на четверых, и у них так же. Мне дали квартиру в новом районе, а старшую дочь я оставил там, в коммуналке. Понимаете?! Я имел право! А он написал, и теперь у него будет целая квартира!

Сан Саныч помалкивал, рассматривая соседа.

— А ведь не арестовали! — зашептал журналист.

— Кого?

— Да начальника ОРСа! Работает, как работал! И мой фельетон не опубликовали!

— Откуда знаете?

— А очная ставка! Он пришел, как свободный человек, пропуск ему подписали! Да-да! Такая у нас профессия, всю жизнь я ждал чего-то такого. Работал! Все точно по линии партии сверял! Думал, за мои заслуги не тронут. Знаете, сколько я фельетонов написал, вы, наверное, их читали? Я полжизни в отделе транспорта, мы и речников прорабатывали... — он посмотрел, знает ли Белов его фамилию, но Сан Саныч не знал. — Что я все про себя? Вас-то за что?

— Не