Дорогие мои москвичи - Александр Николаевич Посохов

так он и сказал продавщице.

А она смотрит на него и ничего не делает.

Он внятно и громко повторил свою просьбу.

Та опять ничего не делает. Просто стоит, как памятник со скрещенными руками на могучей груди, и смотрит на него.

— В чём дело? — спрашивает Георгий.

— На какие остальные? — спрашивает в свою очередь продавщица.

— Послушайте, мне сейчас не до смеха. Я устал, как собака. Дома шаром покати, а есть хочется.

— Сочувствую, молодой человек. Но я должна знать, на какие остальные вам сырки отпустить.

— Не морочьте мне голову, — начал сердиться Георгий. — Трудно, что ли, подсчитать, сколько сырков получается.

— Это ещё надо разобраться, кто кому голову морочит, — тоже заметно повысив голос, ответила продавщица. — Почему я должна чего-то там подсчитывать за вас?

— А зачем вы тогда нужны здесь? — Видимо, это уже был перебор со стороны Георгия.

— Не твоё собачье дело! — отрезала продавщица. — Ты будешь брать свои вонючие пельмени или нет?

— А сырки?

— Да задолбал ты меня уже с этими сырками! Ты можешь нормально сказать, сколько тебе их надо?

— А я откуда знаю. Вы должны взять и подсчитать, сколько получается.

— Как?

— Вы что, арифметику в школе не проходили или мозгов не хватает?

— Мы тебе сейчас полицию вызовем и посмотрим, у кого чего не хватает.

— А я вам кого-нибудь из столичного управления торговли вызову.

После таких обоюдных угроз продавщица сорвалась с места и вскоре вернулась в сопровождении администратора магазина.

— Вот, полюбуйтесь, требует от меня, чтобы я ему на какие-то остальные сырки продала.

— Да, категорически требую! — подтвердил Георгий.

— Так, успокойтесь оба, — сказала администратор и спросила Георгия. — Скажите, а вы деньги, которыми располагаете, показывали продавцу?

— Нет, — честно признался Георгий.

— А как же тогда она могла рассчитать, сколько сырков получается?

— Действительно, — улыбаясь, согласился Георгий. — Извините меня, пожалуйста. Что-то у меня сегодня с головой не того. Я лучше пойду.

— Подождите, — остановила его администратор. — Сколько у вас денег?

— Только пятьсот рублей, одной бумажкой в кармане.

— Ну, наконец-то! — радостно воскликнула продавщица. — Сейчас всё сделаем в лучшем виде.

Ушёл Георгий из магазина с пельменями, с сырками и с готовым для себя решением — кончать надо с Рубиконом.

Страшный экзамен

Брониславу Станиславовичу, молодому доценту кафедры государственного и муниципального управления, внезапно поручили в индивидуальном порядке принять экзамены у одного полковника. Небольшая группа, в составе которой числился этот самый военный, состояла сплошь из работников различных министерств, в том числе почему-то министерства обороны, причём в ранге не ниже руководителей департаментов. Почти все они давно всё сдали, а этот слушатель по засекреченным причинам экзамен не сдавал, и ему предоставили дополнительную возможность.

Доцентом весьма престижной и сугубо гражданской столичной академии Бронислав Станиславович стал всего неделю назад, и раньше принимать экзамены ему не доверяли, разве что зачёты. Он очень разволновался ещё и потому, что экзамен должен был состояться уже на следующий день. Поздно вечером перед сном Бронислав Станиславович разложил на прикроватном столике экзаменационные билеты, улёгся поудобнее, надел очки и стал просматривать вопросы, а вдруг на какой-то из них он и сам толком ответить не смог бы.

Один билет проштудировал, другой…  и вдруг дверь в спальную комнату открывается и перед Брониславом Станиславовичем вырастает мужская фигура в кожаной куртке, с папахой на голове, с шашкой на левом боку и с маузером на правом.

— Вы кто, Чапаев? — робко спросил Брониславов Станиславович.

— Нет, я из другой дивизии, — ответил незнакомец и бесцеремонно уселся на край постели. — Некогда Василию Ивановичу по академиям разъезжать, он своих белых добивает.

— А вы своих добили уже?

— Всех под корень вырезал, отдыхаю пока, заслужил. Вот он и попросил меня, боевого соратника, вместо себя экзамен тебе сдать. Так что, давай спрашивай.

— А как к вам обращаться, голубчик? — приподнимая голову над подушкой, спросил Бронислав Станиславович.

— Какой я тебе голубчик! — насупив брови, возмутился посланник Чапаева.

— Тогда, может быть, господин красный командир? — осторожно предложил Бронислав Станиславович.

— Да я тебя сейчас пополам разрублю за господина!

— Извините, ради Бога, я это нечаянно оговорился.

— А за Бога ещё и расстреляю!

— Я больше не буду, правда, — не соображая, чего не будет, но всё равно пообещал Бронислав Станиславович. — Берите билетик, пожалуйста.

— Ну, взял.

— Читайте.

— Сам читай.

— Кадровая политика в системе государственного управления, — послушно зачитал первый вопрос Бронислав Станиславович.

— И что?

— Отвечайте.

— Я, что ли?

— Вы, конечно, не я же.

— А что говорить?

— Ну, расскажите, например, как вы подбираете и расставляете кадры у себя в дивизии, какими принципами и критериями руководствуетесь при этом?

— Чего, какие ещё принципы с критериями! Ты мне голову не морочь. Говори так, чтобы я понял, буржуй недорезанный.

— Ну, какой же я буржуй, — попытался возразить Бронислав Станиславович.

— А кто же ты! Ишь, морду какую наел. На чистенькой простынке лежит, одеяльце в цветочек, лампочка светит.

— Хорошо, товарищ. Давайте сначала. Как вы подбираете и расставляете своих подчинённых?

— Да проще простого. Подбираю, кто не подчиняется, и расставляю к стенке.

— Потрясающе. И второй вопрос, товарищ. Учёт национального состава населения при формировании органов местного самоуправления.

— Опять начинаешь!

— Хорошо. Давайте яснее. Кого, кроме русских, вы берёте в отряд красноармейцев?

— Тебя бы не взял.

— Это почему же, разрешите полюбопытствовать?

— Так ты же непонятно кто. Отравишь лошадь и смоешься.

— Куда?

— А леший тебя разберёт. К предкам, наверно.

— Неужели в Польшу?

— Так ты шляхтич, что ли? А я думал еврей.

— Я не еврей, а поляк. Преподаватель в третьем поколении. Сын профессора, между прочим.

— А зовут-то тебя как, интеллигентишка?

— Бронислав Станиславович.

— Да как же тебя с таким именем в академию генерального штаба взяли! Хрен выговоришь. И не поляк ты никакой, если ты Броня. Форменный еврей.

— Послушайте, уважаемый. Я ничего не имею против евреев, но я поляк. И горжусь этим.

— А я говорю, еврей.

— А я утверждаю, что поляк. И корни у меня польские.

— Под эти самые корни я и изрублю тебя, как всякую белую сволочь. Плевать мне на твоих предков, будь они хоть трижды папуасами. Глянь вот, какой острый клинок у моей наградной шашки.