"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Тогда – это когда?

– Обещай, что оставите мне жизнь!

– А стоит ли того твоя тайна? – с презрением спросил Бер, явно недовольный задержкой.

– Сами узнаете. Теперь уже совсем мало осталось людей, кто знает. А если вы узнаете, у вас в руках будет не только Игмор, но и сам…

– Святослав?

Красен коротко кивнул, сколько позволяла петля на горле. Жесткая и холодная, она пока не сжималась, но Красен всем существом ощущал, что от смерти его отделяет пара мгновений.

– И ты его выдашь? – Торлейв недоверчиво прищурился. – Я думал, вы все готовы за него умереть… вся ваша ублюдочная братия…

– Я умер бы за него на поле боя. Но тем, что скажу, я его не предам, а спасу.

– Как так?

– Если уж вы оба здесь и на Игмора умышляете… – Красен посмотрел в решительные лица того и другого мстителя, – вам знать надо, к чему смерть Игмора приведет. И уж тогда сами решайте. Вы оба – Святославу родичи. И если вы мою тайну ему во зло употребите – это будет ваше решение, не мое.

– Святославу во зло?

Торлейв и Бер переглянулись. Петля на горле Красена ослабла.

– Если твоя тайна и правда того стоит… – протянул Торлейв, – мы оставим тебе жизнь.

– Стоит, – угрюмо заверил Красен. – Святослав не станет мстит нам, потому что… его жизнь привязана к жизни Игмора. Если Игмор будет убит, Святослав погибнет вслед за ним. Не знаю, сразу ли, или только при первой опасности, но удача его уйдет вместе с Игмором, и сам он протянет недолго.

– Что за ётуновы басни? – воскликнул Бер.

Братья еще раз переглянулись, на лицах ясно отражалось изумление и недоверие.

– Это правда.

– Но откуда такое… почему? Никогда не слышал ничего подобного!

– Почти никто в Киеве не знает. Знаем только мы трое, да еще Вемунд, Хавлот и Белча. Нас тогда было восемь со Святославом, когда мы шли от Карши, а Улеб в это время мостился на княжий стол…

– Ты говоришь про то лето, когда Святослав пропал, и мы все думали, что он погиб? – сообразил Торлейв.

– Да. Нас было с ним восемь: я, Игмор, Грим, Девята, Градимир, Вемунд, Хавлот и Белча. Эти трое в Киеве. Грим, Девята и Градимир мертвы.

– Так что там случилось?

– На Святослава однажды ночью напал степной пард…

…Они двигались на запад от Бычьего брода[833], вдоль южного берега моря Самакуш, которое греки называют Меотидой[834]. Сперва их было девять человек: сам Святослав – двадцатилетний князь, а с ним восемь гридей. Все, что имел Святослав после бури, разметавшей лодьи близ хазарской Карши. Восемь человек – из восьми сотен. Что сталось с остальными – они не знали, и хотя Святослав надеялся, что его войско уцелело и только разбросано, невозможно было ждать, пока кто-то его соберет и найдет потерянного князя. Скорее хазары найдут здесь кучку русов и продадут в рабство. Повезло, что с ними был Вемунд. Много лет назад он, в дружине Хельги Красного, через эти места ходил на Таматарху и кое-что о них знал. Он взялся вывести князя из окрестностей Карши к днепровским порогам, где уже можно было рассчитывать на помощь своих. Но до той помощи было еще очень далеко.

Избегая встреч с людьми, они пробирались вдоль берега Самакуша, обходили заливы с соленой морской водой. Под ноги то и дело попадались пышные шары из ветвей – перекати-поле, в которых русы с непривычки видели живые существа и невольно отскакивали с их пути. А что еще подумаешь, когда видишь, как эти клубки перепутанных побегов катятся, по одиночке или целой стаей, будто знают, куда и зачем? Часто показывались вдали большие и малые табуны невысоких диких лошадей – они носились по мелководным заливам, и казалось, это духи и облике коней, способные бегать по воде. Глядя на них, Святослав понимал, откуда взялись предания о табунах морского царя.

Потом плыли на маленьком суденышке, захваченном в рыбацком селении. Добрались до Ликостомы в устье Волчьей реки, там купили лошадей и наняли проводника-хазарина. Теперь он вел их через степи к Днепру, от одного источника до другого. Порой малая дружина натыкалась на белые кости, разбросанные волками и птицами-падальщиками: иногда конские, а иногда и человечьи, с остатками одежды, поклажи, истлевшими обломками оружия. Даже думать не хотелось, кто это был и от чего принял смерть – в какой-то из былых войн, от рук разбойников? Вечером, устраиваясь на ночлег, Святослав невольно думал: а ну как выйдут к тлеющему костру оборванные молчаливые люди с провалившимися глазами – те, что в мире живых неспособны говорить?

Как-то раз остановились на ночлег в балке, где было немного растительности. Ветер из степи нес запах полыни, оглушительно трещали цикады. Темнота за пределами пятачка, где горел костер, наваливалась и душила. Лишь частые огоньки звезд помогали понять, где небо, а где земля. Передвигаться за пределами света от убогого костра было страшно – на земле ни видно ни ям, ни кочек, и кажется, запнешься, упадешь – и улетишь прямо в эту бездну черноты, перепутав, где верх, а где низ. Мир ночной степи был огромен и беспределен, а человек в нем не просто мал – настолько мал, что его как бы и не было. Глядя вниз, Святослав не видел собственных ног и сомневался, а есть ли они у него. Есть ли у него тело, или он – такая же крошечная звездочка, искра света, потерянная в бездне? Он вспоминал Киев, мать, жену, сына Ярика, но казалось, что это не его жизнь, а лишь слышанная сказка. Он – искра в бездне, и нет у него больше никакой семьи. Чтобы ее обрести, предстоит родиться заново. Никогда в жизни Святослав не знал одиночества: всегда при нем были мать и тетка Ута, братья и сестры, товарищи – будущие его гриди, а еще взрослые гриди, жившие на княжьем дворе и всегда готовые взять на руки Ингварова наследника. Теперь он постиг, что значит быть одному, и девять спящих рядом спутников не могли нарушить этого чувства. Их искры-души были так же одиноки и так же далеки, как вон те, в беспредельной верхней бездне. Наверное, в те три года, когда Прияна еще девочкой жила в Кощеевом Подземье, она видела над собой такое же неземное небо.

Страха не было – было чувство свободы, непривязанности ни к чему, даже к собственному телу. Вот знакомый шум – промчались вдали степные кони. Почему не спят? Что их потревожило? Благословенна эта темнота, что укрывает надежнее всякой крепости…

В этом он ошибался…

Взошла луна, свет ее молоком пролился на землю сквозь решето ветвей. И вот тут Святослав заметил: во мраке кустов одно белое пятно не лежит смирно, а шевелится. Движется. Неслышно скользит с места на место, потихоньку приближаясь…

Пробил холодный пот. Две ночи назад с Белчей случилось происшествие, которое гриди до сих пор обсуждали. Проснувшись с чего-то еще в темноте, весь в росе, тот вдруг увидел, вернее, ощутил, что вокруг него вьется целый рой какой-то мелкой нечисти. «У них тушки птичьи, морды навроде человечьих, и еще рожки вот такие! – рассказывал Белча потом, показывая рожки двумя согнутыми грязными пальцами. – Вьются надо мной, чего-то чирикают по-своему. И вроде они не злые, не кусаются, а жуть такая – ни охнуть, ни вздохнуть!» Не смея шевельнуться, он только сумел спрятать голову в ком травы, служивший подушкой, и степные навьи отвязались. Дома над ним посмеялись бы, дескать, пить надо умеючи. Но тут все знали: пить нечего, кроме теплой воды. И нынче была первая ночь, когда Белча осмелился лечь, а то все сидел, совиными глазами таращась в костер, и потом весь день засыпал на ходу.

А теперь Святослав видел – ему досталась нечисть покрупнее. Или это человек? Лазутчик? В этих степях им встречались и печенеги, и угры. Русы старались остаться незамеченными, но что если их все же приметили и теперь выслеживают, чтобы повязать и увезти в Каршу на продажу? Или просто порубить на месте.

Неслышно подобрав с земли секиру, Святослав двинулся к белому пятну. Оно исчезло. Так все-таки морок? Блазень? Святослав сделал еще несколько шагов, вошел под тень ветвей, изо всех сил вглядываясь и вышаривая глазами белое пятно.