"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Жениться, что ли, и впрямь на Остромире? Такая невеста рода его не посрамит, да и сама она дева добрая…

Через пару дней после того лова, в сумрачный полдень, в гридницу явился мальчонка, сын Херстейна Топора, и попросил Торлейва заглянуть в гостиный двор: мол, там его приезжий человек дожидается. Известие было обыкновенное, но Торлейва на миг взял озноб. При мысли о Херстейновом дворе ему пришла на ум Дединка – что если этот «человек» как-то связан с ней? Может, по дороге вятичи передумали насчет дружбы со Святославом… Или еще что… Додумывал он уже на ходу – схватил кожух и устремился наружу, не взглянув, идут ли за ним бережатые.

Но то, что его ожидало, он предвидеть никак не мог…

В гостином дворе все было как обычно: кто-то из постояльцев спал на помостах и полатях, у очага готовили еду в котлах, тут же, при свете огня, играли в кости, а кто-то разложил кованые ножи для заглянувших покупателей. Торлейв огляделся, выискивая взглядом того, кому понадобился.

– Торлейв сын Хельги, – произнес поблизости незнакомый молодой голос. – Хейльду[816]!

Торлейв обернулся… и издал придушенный звук, выражавший изумление. На него смотрел парень примерно его лет, ниже ростом, крепкий, широкоплечий, с уверенной осанкой. Светлые волосы красиво лежали над широким высоким лбом и завивались кольцами чуть ниже плеч. Лицом парень был не слишком хорош: ястребиный нос, тяжелый подбородок под золотистой маленькой бородкой. Но при первом же взгляде на это лицо в мыслях Торлейва встал Святослав – лоб, голубые глаза, брови были те же самые. Только взгляд другой: пристальный, умный, выражавший нрав твердый, но не вздорный.

– Это я за тобой послал, – продолжал парень; он заметил изумление Торлейва, но понял его и не удивился. – Угадаешь, кто я такой?

«Угадаешь, которая из девушек моя дочь?» – при первой встрече в гриднице предложил ему Станибор. Тогда Торлейв справился с этой задачей без малейшего труда. Теперь его накрыло странное чувство: он видел этого парня впервые в жизни, это несомненно, и в то же время уже его знал, что тоже несомненно.

Вернулось недавно пережитое ощущение близости Темного Света, но сейчас, в тишине и обыденности гостиного двора, проняло даже сильнее, чем в огненной ночи Карачуна.

– Хейльду! – вспомнив о вежливости, на том же языке ответил Торлейв. – Может, мы были знакомы во сне? Я вижу тебя в первый раз, но как будто знаю…

– Ты знаешь кое-кого, кто очень похож на меня.

– Святослав! – вырвалось у Торлейва, хоть он и понимал странность этой догадки.

– Святослав, – подтвердил парень, как будто иначе и быть не могло.

Откуда здесь, в Свинческе, парень, похожий на Святослава? Не морок ли это, опоздавший уйти назад в Темный Свет после Карачуна?

Пробрало холодом – что это за весть с того света? Кому угрожает – Святославу или самому Торлейву?

– Да не смотри на меня так, будто я твоя фюльгья[817]. Поищи среди живых людей. Ну?

Торлейв быстро перебрал в мыслях родню. Парень его лет, общая кровь со Святославом, из северных ветвей семьи… Выговор как у северной руси…

– Если ты не фюльгья, тогда ты или Придимир сын Кетиля…

Парень дернул углом рта: не угадал.

– Или Берислав сын Тородда.

– Дроттнинг[818] Сванхейд звала меня Бер. – В подтверждение тот протянул ему руку. – Ну вот мы и знакомы, бродир мин[819].

– Откуда ты здесь взялся? – в изумлении спросил Торлейв, пожимая протянутую руку и убеждаясь, что она ничуть не призрачная.

– Тут за два роздыха мой родной отец живет, Тородд сын Олава, если ты не знал.

– Знал, конечно. Мы с ним виделись.

– Ну а теперь и я вот приехал с ним увидеться. Не такое уж и чудо, если подумать.

– Но откуда мне было… А ты как меня узнал?

– Я, правда, видел княгиню Эльгу всего один раз… но ты похож на нее больше, чем ее родной сын. Да и кто еще здесь может щеголять щипаным бобром!

Они еще раз осмотрели друг друга: Торлейв был в синей шерстяной рубахе под кожухом, а Бер – в белой, из грубоватой некрашеной шерсти. Тородд упоминал о своем единственном сыне, но говорил, что тот живет в Хольмгарде у Сванхейд. И ни слова не сказал, что, мол, ждет его к себе после Йоля. Поэтому встретить Берислава здесь Торлейв никак не ожидал, хотя, конечно, ничего нет удивительного, если сын навестил отца на праздники.

– Мы «в печали» по одному и тому же человеку, да? – спросил Торлейв.

– Если ты про Улеба, то да. Но я еще по дроттнинг Сванхейд.

– Она умерла? – Торлейв слышал об этом впервые.

– Совсем недавно, в предзимье. Я с этой вестью к отцу приехал.

– Давно приехал?

– Третий день нынче. Вчера услышал о тебе. От отца. Сегодня вот решил познакомиться.

– Польщен. – Торлейв ухмыльнулся. – Сожалею о госпоже Сванхейд. Никогда ее не видел, но много слышал.

– Она меня вырастила, – серьезно сказал Бер. – Если мне суждено стать достойным человеком, то это целиком ее заслуга. Пойдем. – Он показал на помост, где стояла корчага и лежала на деревянном блюде какая-то снедь. – Выпьем за встречу и за наших покойных. Поговорим.

Торлейв пошел за ним, на ходу стягивая кожух. Его бережатые сели чуть поодаль и вскоре погрузились в беседу со Свеном – старшим бережатым Бера. Двоюродные братья выпили и помолчали, рассматривая друг друга, выискивая признаки общей крови, по глазам пытаясь понять хоть примерно: что он за человек, мой брат. Предметов для беседы им хватало, и даже трудно было выбрать, с чего начать.

– Меня здесь считают самым близким родичем Святослава из мужчин, – заметил Торлейв. – Но если подумать, на самом деле это ты. У вас ведь отцы – родные братья, а матери – родные сестры, да?

– Это так. Но почетное звание самого близкого родича можешь оставить себе.

По тому, как Бер это сказал, Торлейв заподозрил, что горячим приверженцем киевского князя его назвать нельзя. И не то чтобы его это удивило.

– У тебя вроде нет родных братьев? – спросил Торлейв.

– Только две сестры, замужем обе. А у тебя?

– Родных – никого. Отец погиб молодым, я его не помню, они с матерью прожили года три-четыре, и то по большей части его не было дома. – Торлейв улыбнулся, имея в виду, что для руси это обычное дело. – Сводный есть брат, – Торлейв кивнул на Орлеца, и Бер с любопытством осмотрел его тоже, – от пленницы, гречанки. Есть единокровный брат – Вальга, он старше меня и со своим отцом живет, Асмундом…

– Я его знаю, он летом у нас был. Со всей дружиной.

– И если тебе любопытно, как моя мать – вдова по второму браку, когда жив ее первый муж и живет уже с третьей законной женой, я потом расскажу. – Торлейв ухмыльнулся, зная, что эта чудная сага вызывает много недоумения у людей.

– Еще как любопытно! – серьезно и искренне заверил Бер: он принимал близко к сердцу все, что касается семьи.

Постепенно они перебрали, кто кого знает из общей родни, живущей кто в Киеве или Чернигове, кто в Пскове или Хольмгарде. Бера, рано потерявшего мать, вырастила его бабка Сванхейд, но Эльгу он видел лишь однажды; Торлейв вовсе не знал Сванхейд, но много слышал о ней от Эльги, которая вырастила его. Не говоря об этом прямо, каждый из них вскоре заподозрил, что к Святославу, самому знаменитому родичу, двоюродному брату их обоих, они оба особой любви не питают. Наилучшим общим знакомым у них был Лют Свенельдич; Бер познакомился с ним только минувшим летом, но они очень сблизились за то время, как в Хольмгарде пытались по горячим следам найти убийц Улеба.

Заговорив об этом, они дальше не могли остановиться. Бер еще раз в подробностях рассказал о последнем вечере Улеба, о том, как сам его проводил на встречу с Игморовой братией, откуда тому не суждено было вернуться, как ждал всю короткую летнюю ночь – ровно полгода назад, – как потом отправился искать и нашел три изрубленных тела… Торлейв уже знал все это от Люта, но слушал, ловя каждое слово. Это свидетельство было еще важнее: не считая убийц, Бер последним видел Улеба живым и первым – уже мертвым. Все связанное со смертью Улеба, позабывшееся за последние три месяца, заново оживало в мыслях. Когда Бер упомянул о Правене, Улебовой вдове, Торлейв сперва улыбнулся, потом огорчился; потом подпрыгнул, когда услышал о ее желании пойти на тот свет вслед за мужем: