"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Короткий день предзимья для Торлейва тянулся долго; казалось бы, сумерки висят с самого утра, а нужный час все еще далек. Пытаясь приблизить его в мыслях, на деле только отдаляешь; Торлейв старался не думать о Дединке, но невольно поворачивал голову при появлении всякой женщины, даже если видел по низкому росту, что не та. Рагнора и Остромира не показывались. Несколько раз он ловил на себе взгляд Унезора – вызывающий и насмешливый. Даже обещающий.

– Этот парень задумал какую-то каверзу, хабиби, – шепнул Торлейву Агнер.

– Иначе я бы в нем разочаровался. И чем раньше он себя покажет, тем лучше. Похоже, он воображает меня медведем, ввалившимся в его берлогу.

– Оно ведь так и есть! – Илисар подмигнул, намекая на Рагнору.

– Тем хуже для него!

Наконец стемнело, в гриднице зажглись огни. В двери мелькнуло что-то белое, и Торлейва потянуло встать, но он заставил себя сидеть спокойно, пока Дединка не подошла и не поклонилась. Теперь на ней был платок из шерсти и овчинный кожух, по которому стекала темно-русая коса.

– Пойдем, господин Торлав. Коли не передумал…

Говоря это, она окинула взглядом его одежду: верхнюю рубаху из шерсти приятного красновато-коричневого цвета, с отделкой темно-красным узорным шелком, серые порты, синие обмотки, узкий кожаный пояс с позолоченной пряжкой и хвостовиком. Видно, что человек состоятельный, но без бьющего в глаза богатства, что на молодежных посиделках ни к чему.

– Почему же Дединка-то? – шепнула в растерянности княгиня Прибыслава, обернувшись к Ведоме. – Наши девки разве не… ты сказала, они его позвали…

– Орча сказала, что позвали… – ответила Ведома, с испугом предчувствуя какой-то сором и гнев мужа.

– Я думала, твоя или моя его поведет…

– И я думала. А они к нему оковскую девку подослали, паршивки…

– Ой, беда бедная! – Прибыслава схватилась за щеки. – А коли он себе в обиду сочтет, что его с такой девкой в пару посадили? Для такого гостя получше кого не сыскали! Кто он и кто она! Еще бы рабыню прислали!

– Счел бы за обиду – отказался бы, – с сомнением сказала Ведома.

– Может, он не знает, кто она? Ты не говорила?

– Нет…

– И я нет…

Но что-то делать было поздно: подмигнув на прощание Агнеру и Орлецу, Торлейв взял свой кожух и вышел вслед за Дединкой. Его провожали глазами, переглядываясь: всем чудно было видеть, что самого знатного из княжеских гостей ведет на игрища девка-заложница, мало не рабыня, к тому же такая некрасивая, по всеобщему мнению. Разве она ему пара?

Но, глядя, как они идут через гридницу, даже встревоженная Прибыслава залюбовалась: они были в точности одного роста, оба стройные, легкие на ногу. «Бровь в бровь, глаз в глаз, будто из одной плахи вытесаны!» – подумалось Ведоме. Рядом с Торлейвом Долговязая Пятница не выглядела так нелепо, как с кем-то другим, но и Торлейв, сильный и уверенный, возле нее не терялся.

– Ты давно здесь? – спросил Торлейв, когда они вышли из гридницы. – В Свинческе?

– Третью зиму.

Видно было, что Дединка – не первой юности девушка, лет ей было не меньше восемнадцати. Надо думать, попадание в таль помешало ей в нужное время выйти замуж. Торлейва все сильнее разбирало любопытство, почему она здесь оказалась, но он догадывался, что она не захочет об этом говорить.

– А я три зимы назад был во Франконовурте… – припомнил Торлейв, сам удивляясь, что судьба свела их здесь из столь разных мест. – И говорил с королевой Адельхайд. Даже не буду пытаться растолковать тебе, где это. Ой нет, вру. Еще раньше. А в начале той зимы я был здесь, за Прияной приезжал. Тебя еще вроде здесь не было.

– Меня в конце зимы привезли.

– Мы тогда уже уехали.

Дединка повернула голову и посмотрела на него, Торлейв тоже повернулся и не смог сдержать широкой усмешки.

– Что ты все время смеешься? – не без досады спросила Дединка. – Я такая потешная?

– Давным-давно не видел такого, чтобы смотреть девке в глаза, не наклоняясь. Думал, таких на свете нет.

Зрелище ее глаз на одной высоте со своими и правда до сих пор смешило Торлейва, он не мог взглянуть на Дединку без того, чтобы потянуло улыбнуться.

– Разве что лежа…

Последнее вырвалось у него против воли; именно сейчас, на улице за воротами княжьего двора, под светом полной луны и зимних звезд, он вдруг осознал, что его веселое волнение при виде этой странной девушки, Долговязой Пятницы, порождено желанием. И она, глядя ему в глаза, ясно это понимает.

– И не думай! – строго, резко ответила Дединка. – Я тебе не раба. Ты моих братьев в полон не брал.

– Тебя зато брал.

– Со мной тебе управиться – не великое дело. А я свою волю выкупила. Побываешь на наших посиделках – сможешь к любой здешней девке свататься. К тем, что тебе в версту. Доволен?

– Пойдем. – Предпочитая не отвечать, чем он на самом деле доволен, Торлейв слегка взял ее за локоть и подтолкнул.

Она дернула плечом, освобождаясь, и пошла вперед.

Торлейв понимал, почему Дединка вдруг стала такой колючей: оставаясь свободной, в тали она была обязана оберегать свою честь, но именно ее зависимое положение делало эту заботу изрядно трудной.

Изба-беседа стояла в конце той улицы, что вела к княжьему двору. Когда Дединка, отворив дверь, вошла первой, а Торлейв за ней, здесь уже было полно народу: девушки сидели на длинной лавке с одной стороны, парни с другой.

– Здорово вам во беседе! – задорно крикнула Дединка.

Торлейв снова чуть не засмеялся: у нее получалось «ва биседя», и ее выговор тоже его смешил.

В середине стоял стол, но разместиться вокруг него все не смогли бы, и на нем теснились блюда и миски с угощениями, чтобы просто брать и есть из рук. Все утро девки хлопотали, пекли пироги, варили кашу, жарили птицу. Несколько подруг Остромиры и сейчас трудились у стола: резали и раскладывали хлеб, мясо, сало, сыр. Печь протопили, было тепло, почти жарко. У задней стены и в углу громоздились прялки: сегодня они были не нужны, и их убрали со скамей. В ближнем углу горой были навалены кожухи. Дединка сунула туда свой, овчинный, а Торлейв – свой, на щипаном бобре. Дединка подхватила его – не могла смотреть, как небрежно обращаются с такой вещью, которая одна стоила дороже всех остальных вместе взятых. Провела рукой по мягкому холодному после улицы меху, встряхнула и повесила на крюк у дальней стены. Едва удержалась, чтобы не понюхать: дорогой мех с холода так хорошо пахнет! Сам этот запах был чарующим и казался неотделимой частью самого Торлейва. Напоминал, каково расстояние между ней – заложницей, и ее спутником – братом киевского князя. Во всем Свинческе щипаного бобра носят только Станибор и его родичи.

Торлейв уже не одну и не две зимы ходил на посиделки и знал, что его здесь может ожидать. «Кыш все овцы под лавку, – в мыслях сказал он, как полагалось, если хочешь удачи на павечернице, – я пришел волк, всех вас съем». Слегка поклонившись и поздоровавшись, он окинул взглядом ряд сидящих парней. Свободных мест как будто не было; при его появлении отроки живо передвинулись и растопырили локти, стараясь занять побольше лавки. Он здесь новичок и чужак – просто так ему ни чести, ни места не дадут. Торлейв прикинул, кого выкинуть, – чтобы не самого хлипкого, а лучше всего сразу вожака. Кто из них?

Парни подобрались, оценив его выбирающий взгляд. Но тут Рагнора выбежала гостю навстречу, с удивительной приветливостью поклонилась и прикрикнула на парней:

– Что напыжились? А ну подвиньтесь, гостю сесть негде! Нам киевский гость честь оказал, а вы раздулись, как жабы. Заквакайте мне еще! Потеснитесь, ничего! Ботва, двигайся!

Она была здесь хозяйкой; переглянувшись, парни снова передвинулись, и Рагнора указала Торлейву на освободившееся место в самой середине, напротив стола.

– Потеснитесь, парни, это зверь важный – у него хвост бобровый! – крикнула Жаленья, та самая, что вчера ударилась в бегство, когда Дединка внезапно попала в полон.