"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Не летай, соловей, один во саду… – подхватил низким густым голосом Щедровит, будто медведь заревел, и пение прервалось женским смехом.

Торлейв уже хотел вернуться к веселью, но не успел сделать шаг, как услышал скрип – не со стороны крыльца. Насторожился: это заскрипела в другом конце двора воротная створка. Торлейв замер, прислушиваясь. Тень под стеной надежно скрывала его, зато ворота были видны ему хорошо. Не послышалось – воротная створка покачивалась, будто кто-то снаружи заглядывает во двор, стараясь не попасть на глаза.

Кто это? Опоздавший гость? Но хозяева не упоминали, будто приглашали кого-то еще, да и чего тогда таится? Торлейв ждал. На глазах у него воротная створка сдвинулась с места, и во двор скользнули две темные фигуры: высокая и пониже. Прижавшись к воротам, они замерли, видно, оглядываясь. Торлейв застыл, прижавшись к стене хлева. Почти не дышал, вслушиваясь: долетел неясный шепот. Через несколько мгновений один незваный гость двинулся вперед, второй затаился в тени ворот.

Это еще что? Воры? Рослый молодой, судя по сложению, мужчина перебежал через освещенный луной двор, направляясь прямо к Торлейву, хотя видеть его не мог. Задержался у клети, спрятался в тень, выждал, замерев. Сомнений не оставалось: это не добрый гость, это тот, кто хочет остаться незамеченным. Мелькнула мысль о Унезоре, о котором говорили совсем недавно. Тому вроде нечего здесь делать… Но не его ли самого тут подстерегают? Что он пошел с Миродаром, тайной не было… Не слишком убедительно, однако разобраться надо.

Эти соображения мелькнули в голове, но высокий ночной гость не оставил времени на раздумья: бегом пересек освещенный луной кусок двора и оказался возле хлева. Торлейв ждал, прижавшись к холодным бревнам и едва дыша. Чтобы попасть к избе, ночному гостю придется пройти мимо него. Можно выждать и посмотреть, куда тот пойдет. Но лучше взять сейчас, пока удобно, а то метнется назад к воротам – лови потом…

Неведомый злодей прошел мимо угла, так близко, что Торлейв легко мог его коснуться. Детская забава для того, кого воспитывали и обучали Мстислав Свенельдич и Агнер Одноглазый: неслышно шагнув следом, Торлейв правой рукой взял в захват горло ночного гостя и одновременно подбил ноги.

И рухнул наземь вместе со злодеем – тот оказался каким-то слишком легким и сразу упал, издав слабый полузадушенный вопль. Ростом он был с самого Торлейва, и тот прикладывал силу, рассчитывая на серьезное сопротивление. Упав на колени, Торлейв правой рукой продолжал сжимать горло противника в захвате, а левой поймал его левую руку, – помешать схватиться за оружие, если оно есть.

От ворот донеся крик – голос был женский, и звали вроде какого-то Дедина. Торлейв мельком оглянулся, но никого не увидел, никто не бежал к нему через двор, на помощь поверженному злодею. Да и со злодеем что-то было неправильно – слишком легкий и худой, тот не сопротивлялся.

– Эй! Ты кто и чего тут лазишь? – спросил Торлейв, несколько ослабив захват, чтобы тот мог подать голос.

– Я… ничего… – как-то слишком жалобно пропищал злодей. – Ты кто? Пусти! Чур меня!

– Пусти его! Ишь, выискался!

Торлейв живо перенес одно ногу через лежащего злодея, сел на него верхом, чтобы не мог встать, приподнял правой рукой, а левой нашел узел пояса и дернул за длинный конец.

– Ай! – взвизгнул злодей и забился уже не шутя, пытаясь подняться. – А ну пусти, охальник!

Торлейв навалился на него всем весом, и злодей рухнул лицом в землю; крик стал глухим, однако ноги его дергались в попытке освободиться. Подпоясан он был тканым поясом, завязанным на петлю, и тот легко развязался. Торлейв еще приподнял злодея, мельком снова удивившись, какой тот легкий, вытянул из-под него пояс, заломил назад обе руки – тот снова заохал, – и живо связал их сзади.

– Да ты чего? Чего ты делаешь? – хриплым, но странно высоким голосом верещал злодей. – Ты кто такой?

– А ты кто такой?

– Чур меня! Чур белых, чур черных… Мать Мокошь! Люуууди! – во всю мочь заголосил злодей, видя, что освободиться самому нет никакой надежды.

Торлейв встал и поднял злодея на ноги. Шапка в падении сползла тому на лицо, и Торлейв сбросил ее с головы: может, узнаю?

Вместе с шапкой упало еще что-то длинное и тонкое. Торлейв развернул злодея к лунному свету… и понял, что это – коса, длиной до колен.

– Ты что – девка? – не веря глазам, воскликнул он.

– Ну? – ответил тот с выражением, означавшим «ну конечно».

Изумленный Торлейв взял злодея за плечи – под суконной свитой плечи и впрямь были слишком щуплые для мужских. Прямо на него уставилось лицо без усов и бороды, испуганно вытаращенные глаза смотрели ему в глаза… на той же самой высоте.

– Ты что за притка? – уже явно женским голосом воскликнула его добыча. – Мы ж кур воруем, да и все! Чего набросился? Ты кто – дедушка дворово́й? Так ведь обычай такой!

– Кур воруем? – От изумления перед всем этим у Торлейва звенело в ушах.

– Ну! Куромолье же! Пусти меня! Чур белых, чур черных…

Громко заскрипела дверь избы.

– Что там такое? – раздался голос Миродара. – Торлав! Где ты?

– Хабиби! – С крыльца соскочил Агнер и устремился через двор к хлеву. – Что такое, с кем ты там бьешься?

– Я тут полон взял! – крикнул им Торлейв. – Сейчас приведу!

Пленник – вернее, к этому времени Торлейв уже поверил, что это пленница, хотя все еще был в недоумении из-за ее мужской одежды и обмана зрения, из-за чего она казалась такой высокой, – шел без сопротивления. Торлейв живо доставил добычу на крыльцо, а там, мимо посторонившихся Миродара и Агнера, провел в избу, под свет лучин. При свете огня он совершенно ясно разглядел испуганное девичье лицо и длинную русую косу. Агнер, закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной. Торлейв, недоуменно крутя головой, развязал руки пленнице и вернул ей пояс. Она поспешно подпоясалась, а Торлейв с опозданием сообразил: раз это девка, то насильственное лишение пояса она поняла как попытку обесчестить. Немудрено, что заверещала и принялась отбиваться во всю мочь. Но откуда ж ему было знать – она одета парнем! Порты, короткая рубаха, свита по колено, мужская шапка, под которую она поначалу прятала косу… Коса-то настоящая? Но подергать не решился.

Нечто подобное он видел в Киеве на Карачун, когда мужики рядятся бабами, иные пихают за пазуху тряпье, чтобы изобразить бабью грудь; бабы и девки наряжаются в мужское и вяжут себе соломенные и мочальные бороды. Но сейчас не Карачун, и оттого разум Торлейва никак не мог прийти к согласию с глазами. Так это парень или девка? Рост, одежда говорили за одно, а лицо, голос, коса – за другое. Он взглянул на грудь своей добычи – свита оттопыривалась, не слишком сильно, но определенно как у женщин. Сообразил бы во дворе – можно было бы пощупать, а теперь поздно – люди кругом.

Гости в изумлении забыли о еде и песнях; одни встали из-за стола, другие остались сидеть, раздавались голоса и смех.

– Дединка! – К двери подбежала Торстина. – Ты как сюда попала?

– Да мы с Жаленькой пришли кур воровать, а он набросился, как нечистик! – Пленница негодующе взглянула на Торлейва, стоявшего рядом, уперев руки в бока. – И как только подобрался, я не заметила, тихо все было! Как из-под земли! Я только к хлеву – а на меня как накинется сзади, чуть не придушил! Повалил, помял, я вся в синяках, поди! Думала, дворовой или еще какой невидимец, напугалась, чуть сердце не выскочило!

Все это она вывалила с возмущением и без стеснения, глядя на Торлейва так, будто он и был во всем виноват. Привычным ухом он отметил, что выговор у нее нездешний: слово «он» звучало как «йон», «меня» – «мене», «вся» – «уся», «вот» – «уот». И кривичи, и голядь говорят иначе, но Торлейв не удивился: в таком месте какой только народ ни встретишь.