"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Речица в эти дни только и искала, как бы услужить княгине. На второй день Зоранка подошла к Прияне с просьбой: оставить с ней Альрун и Альвёр, чтобы пожили дома, а взамен взять с собой Речицу.

– Пусть девчонки дома побудут, с матерью, а то годами не видятся, – уговаривала Прияну Речица. – Им бы и замуж пора, и коли в Киев к ним не посватался никто, может, здесь сыщут себе суженых, при родителях и останутся. А за них я сама тебе послужу, за двоих постараюсь. Мне и самой охота в Киеве пожить, на новых людей посмотреть, себя показать.

Всякий, глядя на приятную собой, нарядную молодую вдову, понял бы: ей хочется поискать себе нового мужа среди свежих, еще не приевшихся лиц. «Видно, здешних всех уже перепробовала, никто больше не по вкусу», – заметила Прияна мужу, и Святослав безразлично двинул плечом.

Так и вышло, что когда Святослав с малой дружиной и женой отправился вниз по реке назад в Киев, вместо Альрун и Альвёр среди пожитков Прияны сидела Речица, одетая для дороги в простую серую дергу, и ее большие карие глаза радостно сияли. В Киев прибыли в середине дня; поручив ключнице, Багуле, поместить Речицу в Малфридину избу и познакомить с дочерьми Славчи, Прияна больше о ней не думала. Тайное ее внимание было направлено на дочерей Жельки, но те ходили мрачные, против обычного неразговорчивые, и ничто в их поведении даже не намекало на получение хоть каких-то вестей о троих сгинувших братьях.

Отсутствие Игмора, крупного и шумного, ощущалось всеми, даже Прияной, никогда его не любившей. Куда приятнее было всякий день видеть в гриднице сменившего его Хрольва Стрелка, человека спокойного, рассудительного и толкового. Четыре его дочери заметно потеснили дочерей Жельки в делах по хозяйству; Прияна была этому рада, но являла милость сестрам Игмора, опасаясь, как бы они не скрылись с глаз.

Помимо этого жизнь пошла обычным порядком. Прияна занималась детьми и хозяйством, тайком наблюдая за всяким, кто мог принести некую весть. Так она и приметила однажды, что Болва явился с торга в явном возбуждении и принялся о чем-то оживленно, хоть и вполголоса, толковать Святославу. Насторожившись, Прияна, однако, не стала сразу подходить, а понаблюдала за ними издали. Болва как будто убеждал князя в чем-то. Сам был взволнован, но старался это скрыть. Болва, как знала Прияна, был человек довольно живой, но к тридцати с лишним годам выработал в себе осторожную невозмутимость. Вот и теперь он старался говорить негромко, но глаза его блестели, а на лице отражался трепет мысли.

Они поговорили, и Болва ушел со двора. Только вечером, уже собираясь спать, Прияна спросила у Святослава:

– Я видела, сегодня Болва тебе какие-то вести принес. Это не о них… не о тех?

– Нет, – тут же ответил Святослав. – Он знакомца старого на торгу встретил. Из тех еще, что у Свенельда с ним вместе когда-то в Искоростене жили.

– А тебе что до него?

– Этот парень, Лис, в Царьграде лет пятнадцать цесарю служил. В Средней этерии. Теперь вот воротился, и с ним ватага варяжская, человек десять. С цесаревым золотом домой собираются. Предлагал мне их нанять.

– И что ты? Наймешь?

– Не знаю еще. Сейчас нанимать – до того лета их без дела держать. Да и нужны ли мне эти варяги греческие – заносчивы они больно.

– Неужели тебе с ними поговорить не любопытно? Они ж там всякого повидали. Может, наших знают, Стенкиля и его братию.

– Ну, да… может…

Святослав скомкал разговор и отвернулся. Зная его прямоту, его непривычку к скрытности, Прияна уловила: муж пытается что-то от нее утаить, от чего-то увести. Пожалуй, те царьградские наемники для него любопытнее, чем он хочет показать. Но может ли здесь быть какая-то связь с поисками Игмора? Вот это вряд ли. Не забежала же Игморова братия в Царьград! Просто не успела бы – туда не попасть раньше следующего лета, когда опять пойдет обоз. Скорее его занимают военные дела самого цесаря, а вот это наемники, пятнадцать лет прослужившие в Царьграде, должны знать очень хорошо. А значит, скоро стоит ждать их здесь.

Правда, если их всего десяток, никаких приготовлений не требуется. Даже если Святослав решит нанять их, и они согласятся, и останутся жить на княжьем дворе – здесь и без них каждый день садится за столы столько народу, что десятком больше разницы не составит.

Назавтра, еще утром, к Прияне явилась Речица. Как обычно, она улыбалась и держала на лице выражение приветливой услужливости. По примеру своей матери-славянки, она одевалась в рубахи тонкого беленого льна и нарядные плахты в красно-синюю полоску; голову покрывала убрусом синего шелка, носила шитое серебром очелье и на нем серебряные подвески в виде колец с нанизанными тремя бусинами, желтыми и красными. Ожерелье из таких же бус лежало на пышной груди, давая всякому встречному из гридей повод восторженно воскликнуть: «Ну надо же, какие снизки!», беззастенчиво таращась, что Речица встречала благосклонной игривой улыбкой. Благодаря снизкам и вкрадчивой повадке она уже сделалась любимицей гридьбы, и Прияна подумывала с беспокойством, как бы из этого не вышло какого вздора. Впрочем, Речица – не девка, сама умеет о себе порадеть.

– Багула просит у тебя, госпожа, ключ от пивного погреба. – Речица поклонилась.

– Зачем ей?

Ключи от запасов пива и греческого вина Прияна хранила у себя – иначе этим дай только повод, а потом на стол поставить нечего. Теперь же она пива подавать не приказывала, день самый обычный.

– Нужно бочонок выдать, князь приказал.

– Что князь приказал? Кому выдать?

– Приказал Болве отвезти куда-то.

– Позови мне Болву.

С чего это Святослав вздумал распоряжаться припасами, да еще отсылать куда-то со двора? И тут тоже Болва как-то подвязался! На такую несуразную просьбу Прияна обратила бы внимание в любое время, а тем более сейчас, когда думала о Болве только вчера. Без Игмора он стал как-то уж слишком часто мелькать перед глазами…

Болва явился быстро, за некоторым смущением пряча тайную досаду.

– Ты что, на торгу с моим пивом стоять задумал? – строго спросила Прияна. – Тудора Телегу разорить хочешь?

– Князь пожаловать хочет… кое-кого.

– Кого это?

– В Ратные дома отвезти. Сидят там некие люди…

– Наемники царьградские? Варяги? Если князь их угостить желает, почему сюда не позовет? Или мы гостей принять не умеем?

– Госпожа, это дело тайное! – Болва огляделся, всем видом выражая, как страдает от ее расспросов. – Велел мне потолковать с ними, расспросить кое о чем… Здесь не дадут о тайном поговорить, а у них там тихо, лишних ушей нет. Думаешь, я у тебя пиво выманиваю, хочу со свояками тайком упиться в навоз? Спроси князя, он скажет, что сам приказал.

– Ин ладно, я пришлю Багулу с ключом.

На самом деле цель этих посиделок занимала Прияну куда больше, чем само пиво. Святослав хочет задобрить наемников, напоив их, и через Болву что-то у них выведать. Все указывало на то, что речь идет о каких-то военных делах, может, о замыслах цесаря на следующее лето. Да и какого цесаря? Недавно из Царьграда вернулись торговые люди, рассказали, что в конце зимы умер Роман-младший, оставил на столе свою жену Феофано и двоих детей малолетних. Жена его, как говорят, до замужества была зазорной девкой, какие ж цесари из нее и ее отродий? Кто с ними считаться будет? Прияна не очень-то верила, что распутная девка из городских низов могла взабыль стать водимой женой самого цесаря, сидеть на золотом троносе и принимать земные поклоны от вельмож, носить звание августы и сделаться матерью будущих цесарей. В простонародье чего только на владык не наплетут из зависти! Однако Прияна не раз слышала разговоры мужчин, что, мол, удобный случай еще раз сходить на Царьград, пока там защищаться некому. Может, в эту сторону Святослав и нацелился? Тогда ему, ясное дело, нужны и важны люди, хорошо знающие положение дел, сильные и слабые стороны нынешней цесарской власти.

Велев ключнице выдать Болве бочонок пива и лошадь с телегой – везти добычу в Ратные дома, Прияна готова была забыть об этом – то есть о бочонке, но мысль о Царьграде не желала покидать голову. Кому как не Прияне было известно, что с прошлого лета Святослав окончательно утвердился в мысли стать со временем цесарем. А для этого необходимо – для начала – одолеть какого-нибудь другого цесаря, отнять его удачу и звание. Так же всем было известно, что этим другим цесарем Святослав избрал хазарского кагана. Что если он передумал и нацелился, благодаря смерти Романа-младшего, на греков? С ними лет двадцать назад был заключен договор «о вечной любви», «пока солнце светит и мир стоит». От русов его скрепляли Ингвар, Эльга, Святослав и еще два десятка малых князей и конунгов руси. Потом Эльга, съездив в Царьград через год после замужества Прияны, подтвердила дружбу с Костинтином и сыном его Романом. Костинтин умер несколько лет назад, а теперь вот и Роман недолго батюшку пережил. Может, Святослав решил, что смерть последнего цесаря, с которым имели договоры, снимает с него обязательства? Это вполне имоверно. Но зачем такая таинственность? Только вчера она расспрашивала его об этом, и он делал вид, что ему нужды нет! Перед женой к чему лукавил? Князю стоило бы зазвать этих варягов сюда, устроить пир, позвать всех бояр киевских, при них обсудить возможный поход, его трудности и выгоды. Не один же он пойдет.