Сборник проза и блоги - Макс Акиньшин

этот счет я молчу и тянусь к мелким цветкам лепестки которых почти осыпались.

— Почему нельзя использовать? Даже из них можно сплести прекрасный венок! Хочешь?

— Нет!!! — он дергает меня за руку.

Мои пальцы застывают в миллиметре от стебля, достаточно распрямить их и я коснусь цветка. В удивлении, я смотрю на своего поводыря. На его лице четко проглядывает тревога и небольшое похмелье, которое никак не хочет отпускать. Где-то глубоко внутри я понимаю, что прекрасная Беатрикс ему надоела хуже горькой редьки, и Юсуф возится со мной, только из опасения получить на орехи или еще чего похуже.

— Это строго запрещено, моя госпожа, — терпеливо поясняет он, — здесь везде камеры. Тут стоит охранная автоматика. Вот табличка видите? Только коснетесь, нас зальет пеной, и мы тут прилипнем, а потом прибудет пешеходный контроль.

«Собственность управляющей корпорации Манапы. Срывать строго запрещено!»

На стекле таблички вспыхивают красные символы, я медленно читаю про себя, проговаривая каждую букву.

Собственность кого-то там! Плевать я хотела!

Усмехнувшись, я раздумываю, а не добавить ли мне ко всем проблемам еще одну, но потом передумываю. Черт с ним с венком. Хотя, говоря откровенно, мне очень хочется его сделать. Почувствовать мягкие уколы стеблей, запах зелени, горький аромат, хоть что-то, чтобы на мгновение ощутить себя. Снова стать принцессой. Благородной владелицей Мусорной Долины на Старой Земле. Порешавшей все свои проблемы когда-то давно и немедленно угодившей в новые. Так бывает, когда хочешь умереть, но подлая судьба не дает тебе этого сделать, чтобы ты не предпринимала. Мои изящные руки в другой вселенной, застывшие около восковых лепестков странных цветов, которых я никогда не видела. Часть из них уже опала и валяется жухлыми трупиками на бетоне. Я чувствую их запах. Балансирую маленьким светлым пятнышком над пропастью, подо мною жадная тьма, сверху шепот и неизвестность, а вокруг равнодушие. Я ровно на середине пути. Генриетта Лакс — прекрасная Беатрикс.

Почувствовав мои колебания, Юсуф тянет меня вперед, к проулку, захламленному всякой дрянью. Тянет, словно упрямый маленький пони, у которого перед носом висит морковка. Идемте, моя госпожа! Хватит на сегодня! Ну, пожалуйста! Стоит нам пройти пару шагов и за ним в двух кварталах его нора, в которой он обитает со своей мамушкой.

— От вас одни неприятности, — занудливо кудахчет он по дороге. — Черт вас мне послал.

— Олух, ты, — с улыбкой пеняю ему я, — посмотри какая красота! В вашем мире никто не обращает на нее внимания. Вы тут все как один слепые.

В ответ маленький проходимец заявляет, что это прекрасное место, чтобы прямо сейчас тут повеситься. Он бы это с радостью проделал, если за это нельзя было поиметь кучу геморроя.

— Ты его уже поимел, — замечаю я и смеюсь царственным звонким колокольчиком, — причем дофига. И заметь! Ты первый начал!

Он мрачно кивает и топает вперед сквозь толпу. Ты первый начал, дорогой Юсуф! А с ее светлостью принцессой так нельзя. Она бесконечно добра, но всегда платит по счетам, чтобы ей не предъявили. Пройдя по площади, мы заворачиваем в закоулок, проходим шагов пятьдесят в узком пространстве между двумя небоскребами и тут я охаю, остановившись в недоумении. Застываю как вкопанная.

— Что с вами?

— Ты слышал?

— Что слышал, моя госпожа? — видно, что ему все мои проблемы, остановки и прочее — нож по горлу. В волнении он даже пинает валяющуюся банку из-под синтетической тушенки. Видно как, дорогому Юсуфу не терпится убраться подальше с улиц. Его страшит неизвестность, потому что в подобных залипухах он никогда не бывал. И любая лотерея для него оканчивалась одинаково. Проигрышем. А в данном конкретном случае, что-то ему подсказывает, что все будет совсем херово.

— Это твое подозрительное бухлишко, — ставлю диагноз я, — у тебя вид, словно ты с сильного похмела. Но я не об этом. Что-то звякает, сечешь? Где-то рядом. Как будто кто-то бьет стекло. Дзинь-дзинь, вот так.

Он мрачно смотрит на меня, а потом заявляет, что я наверное окончательно тронулась после визита к Гельминтасу. И что коварный полуперевареный мастер накормил меня какой-то дрянью вроде торча. И сейчас судя по всему мне одна дорога: в сумасшедший дом.

В любое другое время, я бы стукнула мокрого придурка по шее за столь наглые заявления, но сейчас мне не до его мрачных прогнозов.

— Яхкого дня, госпожа или господин! — раздается у меня в голове.

— Ты слышал, дорогой Юсуф? — я оглядываюсь, позади на площади толпятся зеваки, которые рассматривают чахлые цветы на клумбе и безобразный памятник в углу.

— Ничего я не слышу, я уже говорил, — квакает маленький проходимец, — давайте уже поторопимся!

— Кто-то со мной разговаривает, — поясняю я.

Юсуф пытается что-то гневно мне высказать, но застывает с открытым ртом и щелкает пальцами. Конечно!

— Это унитестер, моя госпожа. Вы не отключили внешние звонки. И теперь вам названивают все кому не лень.

— Внешние звонки?

— Ну, да. Тут у всех они обычно отключены, кроме собственных контактов.

— Яхркого дня, госпожа или господин! — говорящий картавит, будто держит во рту горячую картофелину.

— А как мне с ним говорить? — я хмыкаю, — он от меня что-то хочет там, внутри.

— Говорите мысленно, — подсказывает Юсуф. — На звонки можно отвечать мысленно. И при этом разговаривать. Никто вас не подслушает.

— Здарова! — думаю я. — Ты кто?

— Вы госпожа Генхиетта Лакс? Очень прхиятно. Я младший помощник заместителя финансового менеджехра Упхавления монитохинга, защиты и добхого дня. Мое имя Хистофох. Сегодняшним днем на ваш личный сувехенный счет офохмлена сумма в хазмехе сто кхедитов, вы подтвехждаете данную инфохмацию?

Пока я пытаюсь сообразить, что вся эта фигня может означать, Юсуф дергает меня за рукав. Во- первых, с демонами в моей голове можно поговорить и в пути, а во-вторых если я не забыла, за нами охотятся местные «добровольцы» и возможно чертов Гельминтас им на нас настучал. Хотя в этом он сильно сомневается, у плешивого свои счеты с властями.

— Подтверждаю что? — думаю я, шагая между наваленным в проулке хламом. В моей груди разливается странное чувство: принцесса Беатрикс, стала тут немножечко своей. Совсем чуть-чуть больше Генриеттой Лакс, чем маленькой дурашкой Трикси.