Тушинские волки - Иоасаф Арианович Любич-Кошуров
Читать книгу Тушинские волки - Иоасаф Арианович Любич-Кошуров, Иоасаф Арианович Любич-Кошуров . Жанр: Историческая проза / Русская классическая проза.

Название: Тушинские волки
Дата добавления: 18 ноябрь 2025
Количество просмотров: 0
(18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Тушинские волки читать книгу онлайн
Тушинские волки - читать онлайн , автор Иоасаф Арианович Любич-Кошуров
отсутствует
Перейти на страницу:
с таинственным и хитрым выражением в лице и в глазах, которые он широко раскрыл, проговорил тихо, приложив указательный палец к кончику носа: -- Я даже, знаете, что думаю? Он глядел теперь не на того запорожца, с которым разговаривал, а на всех сразу, переводя глаза с одного на другого. -- Знаете, я что думаю? На минуту он умолк и потом еще тише закончил: -- Я думаю, что он и есть Дмитрий царевич? А? И глаза его опят скользнули по лицам запорожцев. Запорожцы, которые курили, затянулись покрепче и, выпустив изо рта облако синего дыма, разгоняли дым, окутывавший им лицо, помахивая перед собой то той рукой, в которой держали вынутую изо рта трубку, то другой. Многие при этом откашливались и сплевывали. Другие запорожцы уставились молча на Капута. Капут сказал опять: -- А что? -- Гм... -- сказал один запорожец, -- по-моему кто ни поп, тот батька... И он оглянулся направо и налево. И все, на ком он останавливал глаза, кивали головами, тоже оглядывались на других, и эти другие тоже кивали головами. Потом опять сразу начался говор по всей бане. Будто пчелы загудели в улье. Запорожцы говорили: -- И гарно, когда так. -- Нехай буде так. -- Нехай вин царь. -- Вин не то, что сий татарский свинарь. -- Эге! Вин покаже! Капут придал своему лицу еще более хитрое и еще более таинственное выражение и сказал, оставаясь сидеть на корточках: -- А разве не может быть, что он и на самом деле царь? А когда он не царь, так он уж знает, где добыть царя. Эге, он это так сделает, что ни одному писарю так не подделать чьей-нибудь подписи, как он это сделает. ГЛАВА XIX. По вечерам Молчанов входил в устланную коврами и богато обставленную комнату в занимаемому им доме и отвешивал самый церемонный поклон, сидевшей в этой комнате красивой, худощавой девушке с льняными волосами и голубыми глазами. На девушке было голубое бархатное платье польской аристократки. Лицо у неё было маленькое, почти детское, с румянцем на щеках, таким нежным, что казался каким-то умирающим, как последний отблеск зари весной в яблоневом, только что покрывающемся цветами саду. Молчанов называл ее то "матушка-царица", то "ваше пресветлое величество". И когда он говорил это, заря на её белом худощавом лице понемногу начинала рдеть ярче, становилась не вечерней, не умирающей зарей, а смеющейся утренней и вспыхивала улыбкой по розовым губам. И она протягивала Молчанову руку, -- нежно, с синими жилками и тонкими пальцами, -- для поцелуя. И он поцеловал эту руку, став на одно колено. А сам думал в это время, что, должно быть, большой был затейник этот польский пан, соблазнивший Азейкину дочь и, должно быть, от тоски по какой-нибудь оставленной на родине панни, обучивший хорошенькую московку всяким таким штукам. Он никогда не запирал плотно двери, когда бывал здесь, в этой комнате, обставленной так роскошно... Он знал, что все равно за ним будет сладить его подруга, та прекрасная и вместе жуткая, как огонь нездешнего мира, со взглядом еще более безумным, чем взгляд этого ангела с льняными волосами. Они жили все вчетвером: Азейка, его дочь, Молчанов и его еврейка. Молчанову иногда, казалось, что у него все мутится в голове, когда он входит к Азейкиной дочери. Будто и впрямь там ожидал его ангел, хотя он и понимал, что эта девушка, похожая на зарю то вечернюю, то утреннюю, -- только кукла. Обыкновенная заводная кукла, отличавшаяся от обыкновенной куклы лишь тем, что была живая. Кто-то ее завел на этот особый лад, и она стала на этот особый лад, совсем ей несвойственный, жить, говорить, двигать руками, качать головой, сиять глазами, улыбаться и плакать. Но на него веяло от этой живой картины чем-то грустносияющим, чем-то, что хотелось подольше задержать в себе. И хотя он старался отогнать это очарование, оно, грустносмеющееся светило ему даже тогда, когда он уходил отсюда, в блеске голубых глазах и в лице, озаренном потухающим светом вечерней зари. После визитов к Азейкиной дочери он всегда был задумчив. Заглядывая в его глаза, его еврейка спрашивала его: -- Ну, что? -- Все идет как следует. -- Все? -- Да, все... -- Как же ты ее теперь называешь? -- Мариной. -- А она откликается? -- Начинает откликаться... Главное, взять ея душу в руки. И еще мрачнее у него становились глаза. Она вздрагивала. -- Как взять душу? -- Ну, влезть в душу... Ну, как это я тебе расскажу?.. Повеличай тебя этак изо дня в день да этак с годик царицей... Ну, а она что?.. У ней... Куда ее дунь -- туда и полетит. Вместо того, чтобы вернуть Азейкину дочь к сознанию, Молчанов, наоборот, старался затемнить сознание и помрачить его новой идеей чем та, которая Азейкиной дочерью владела. Здесь не место распространяться долго о той секте, к которой он принадлежал... Он верил, что, призывая нечистую силу, можно "вливать" свои мысли в душу человека, если только человек не станет сопротивляться. Азейкина дочь не сопротивлялась. Когда он устремлял в её глаза свой взгляд, она не могла отвести глаза в сторону. И не мигала. И потом не могла уже произвести никакого движения. И сидела как очарованная, с полуоткрытым ртом, с почти остановившимся дыханием. Сковывал ее какой-то полустолбняк, какое-то полузабытье. И он, смотря ей в её почти безжизненные глаза, начинал говорить. Он рассказывал ей, как она вместе с мужем бежала из Москвы, как их приютили добрые люди в Польше. И называл ее "матушка-царица". Она потом, на другой день, рассказывала ему, что все это она видела во сне. А он возражал, что во сне она видела, что она королевна, тогда как на самом деле она царица. Крепко тонкими своими пальцами стискивала она тогда голову и смотрела мучительным, страдающим взглядом прямо перед собой. И спрашивала этим взглядом (это от него не могло укрыться), кто же она: королева или царица. ГЛАВА XX. Молчанов, хотя и бывал у царика на больших обедах и, хотя, по-видимому, пользовался его милостью, всё-таки не мог не заметить, что царик держится с ним настороже. Этого не было бы, может быть, если бы он привел с собою не сто запорожцев, а сто стрельцов. Царик даже раз как-то намекнул ему на это. Казаки в Московской земле, про которую они говорили, что взяли ее на саблю, не поляки, а именно они северские люди, да запорожцы иначе не назывались, как ворами, душегубцами, дорожными заставниками. И хотя царик не
Перейти на страницу:
