Проще, чем анатомия - Александр Поволоцкий

на самом деле она попросту заснула на дежурстве в Белых Берегах. Вот сейчас ей влетит от завотделением, ох как влетит! Но этой нахлобучке Раиса даже обрадовалась, главное ведь, что она дома, и нет ничего, ни войны, ни леса. И успев обрадоваться — проснулась.

На крохотном костерке кто-то из бойцов кипятил воду, старшина в последних лучах закатного света придирчиво оглядывал свою винтовку и подкручивал усы… Все-таки сном была больница — двух месяцев не прошло, а то, довоенное, как дымкой подернулось.

На какую-то очередную ночь к ворчащей по всему горизонту канонаде добавились звуки винтовок и пулеметов. И осознание того, что фронт совсем рядом, внезапно успокоило ее. Теперь этот кошмар так или иначе должен был закончиться. Они выйдут к своим или погибнут. Но лучше уж смерть, чем весь этот ад без конца!.

Командир группы удивил всех, достав из своего вещмешка пять банок тушенки, пачку махорки, чай и даже банку сгущенного молока. “Идем на прорыв. Все должны быть сытыми и полными сил”, - сказал он. Ели не торопясь, курили в кулак. Проверяли оружие. Делили поровну немногочисленные патроны. Две гранаты отдали замыкающим, остальные — передовой группе. Потом командир вздохнул глубоко, словно войдя по грудь в холодную воду, и сказал — “Пошли”.

И пошли. Побежали. Раиса тащила носилки и понимала, что пулям кланяться ей нельзя — впрочем, командир всех предупредил, спасение — в скорости. А потом из грохочущей темноты прилетело невидимое и ударило по ноге. Горячее потекло по юбке, захлюпало липко в сапоге.

Боли не было, но такое случается, Раиса помнила. Нога онемела и все норовила подломиться, но упасть — это хуже, чем два раза умереть. И она в плен, и раненый.

Плен. Это она поторопилась, думая, что все кончится. Нет, не падать, любой ценой не падать!

Нога отказала, когда они уже спрыгнули в окоп, и кругом радостно кричали по-русски. “Свои! Прорвались, живые. Товарищи, все целы?”

— Кажется, нога… зацепило. Не могу идти, — Раисе плохо давались слова. Накатила страшная слабость, будто даже земля под ней качнулась. “От потери крови, — подумала она отрешенно. — Натекло-то чуть не полсапога”.

Тут же, как будто ждал — да нет, наверняка ждал — появился санинструктор. Лица его Раиса не запомнила, только петлицы, на них были красные эмалевые треугольники и металлические желтые накладки на углы. Даже в неровном свете фонарика было понятно, что и знаки различия у него эдак щегольски потертые, и форма сидит, как влитая — кадровый!

— Давай посмотрю, девонька. Если с носилками вышла, значит, кость цела, а мясо нарастет, — он быстрыми чуткими пальцами ощупал ногу, Раиса успела удивиться, что ей все еще не больно и тут увидела, что тот улыбается.

— Э, да у тебя тут совсем другой диагноз! Не тебя ранило, а флягу твою насмерть убило. Вот гады, целую флягу чая угробили! Нет им прощенья, чтоб они передохли в скором времени! С нашей помощью. Повезло тебе, все осколки в чехле остались, тебе поди камнем прилетело, или совсем уж пулей на излете. Эти стеклянные осколки — такая гадость, их ни глазом не увидишь, ни на рентгене.

От этого “повезло” Раисой овладел нервный смех. Никогда не думала, что услышит это еще раз в таких обстоятельствах.

— А почему же у меня нога-то отказала? — спросила она, пытаясь спрятать неуместную, как считала, улыбку.

— С переляку. С каждым может случиться. А вот что ты упасть себе не дала, пока раненого не вытащила — это верный подход. Большевистский. Испугаться каждый может, а пересилить испуг — не каждый.

В перемазанной чаем со сгущенкой юбке идти было стыдно, даже в темноте. Но ничего не поделаешь, приводить себя в порядок и негде, и некогда. Раиса догнала своих уже в батальонном тылу, где группа пересчитывалась. Оказалось, вышли не все.

— Егоров с тобой рядом шел! Что значит — “Упал и все?” Он, может, сейчас на поле лежит, ждет, кто первый найдет! Ты товарища бросил, понимаешь?! Ты у меня сейчас пойдешь его искать! Без него вернешься — расстреляю!

Господи, как же оно так…

— Не кричи, товарищ старший лейтенант, — негромко, но удивительно весомо перебил командира рыжеусый старшина, тот самый, что чистил ее наган, — Видел я, как он падал. Три пули в грудь, навылет. При такой ране ему минута оставалась, не больше. Перевязать бы — и то не успели.

— Ты ж в передовой группе шел. Как ты это мог видеть?

— А я немца убитого обшаривал. Вот, документы забрал и автомат. И две гранаты. Потому и отстал.

На несколько секунд повисла мертвая тишина. Кто где был в ночной сшибке, и кто как действовал — каждый знал только сам. Поверил старший лейтенант старшине, или не поверил, понять было нельзя.

— Ладно, — сказал, наконец, командир, — Считаем — прощен. Двое убитых, один раненый — почитай, чудом выскочили. Ну, теперь на проверку — и снова на фронт.

Оказалось, что проверка, это совсем не быстро, если документов нет. Раиса проходила ее чуть не последней и кажется, чем-то уполномоченному особого отдела не понравилась. Потому что расспрашивал он ее дотошно, о каждой мелочи по два раза. Даже поинтересовался, где она жила в Белых Берегах и на какой улице там стоит больница. В другое время Раиса, наверное, рассердилась бы: “Вы что, товарищ, за шпионку меня принимаете?!” Но после перехода, после истории с фляжкой ей почти не пришлось отдыхать и спать хотелось отчаянно. Так что на то, чтобы сердиться, просто не было сил. Поэтому она раз за разом отвечала на вопросы, даже если они повторялись.

— Итак, где, вы говорите, произошел налет, при котором погиб военврач третьего ранга Данилин?

— Данилов, — уже машинально поправила Раиса. Который раз особист чуть-чуть путал названия и имена, — Не знаю. На дороге где-то, часа три-четыре, как от станции тронулись. Ни часов, ни карты у меня не было.

Даже будь у Раисы карта, она бы не сумела указать точного места. Вроде бы, она это уже объясняла. А потом подняла глаза на собеседника и увидела, какое у него осунувшееся, посеревшее лицо и набрякшие тяжелые веки. Стало ясно, что тот не спит минимум вторые сутки. Все происходящее после этого показалось и вовсе трагикомедией, нелепостью. Сидят в землянке два смертельно усталых человека, один по кругу спрашивает, другой по кругу отвечает и никак не могут они остановиться. И некому дать обоим хоть пару часов отдыха.

Она чуть не засмеялась, а потом, как-то без