"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Усевшись и приняв позолоченную греческую чашу стоялого меда – с такой равнодушной небрежностью, будто глиняную самолепную, – он принялся повествовать о собственных предках.

Он, оказывается, происходил из рода ютландских конунгов Скъёльдунгов, только по женской ветви. В очередной войне с бодричами ему досталась в качестве добычи младшая дочь князя Драговита, от которой и родился его сын Мистина, иначе Мстислав. Стали понятны намеки на «княжеское происхождение», которые тот иногда с небрежным видом ронял. Он действительно с обеих сторон происходил от королей, но везде – по женской ветви и полузаконного брака. Эльга сомневалась, что велиградские князья с такой же готовностью признают его за родню, как он – их. Но княжеская кровь – не шутка, и она даже стала поглядывать на Мистину более уважительно.

И вот приблизилась осень: в полях вокруг Киева вовсю шли Зажинки.

Мальфрид – княгиня Миловида, как ее тут звали, – в нарядном уборе, полыхающем всеми оттенками красного, несколько раз ходила с серпом на ближние поля, дабы сжать первый пучок колосьев. В сопровождении толпы нарядных жниц она несла колосья в святилище на Киевой горе – или просто Горе, возлагала на жертвенник, трижды поднимала к идолам Сварога и Макоши чаши с медом и обрызгивала принесенное, дабы небесные боги послали хорошую погоду на время жатвы – без гроз, дождей и сильного ветра, которые вытряхивают зерно из спелого колоса наземь. Потом тем же освященным медом обрызгивались серпы, а жницы пели про «серпы золотые», прося у богов сил для долгой важной работы.

Эльга дивилась тому, как рано здесь созревало жито: чуть ли не на месяц раньше, чем под Плесковом!

В сопровождении Оди, его маленькой сестры и невесты еще меньше, а также княгининой челяди Эльга часто ходила гулять по киевским горам: по Олеговой, где стоял его двор, по Киевой горе, по Подолу. Эльга вела мальчика за руку, часто их сопровождала киевская родня Олега – получалась шумная толпа нарядных женщин и детей, привлекавшая всеобщее внимание.

С вершин открывался такой вид, что захватывало дух!

Небокрай был отодвинут так далеко, что казалось – стоишь на самой вершине Мер-Горы, в середине белого света.

Широченный Днепр убегал куда-то прямо в небо, а зеленое пространство внизу было заполнено соломенными крышами. Казалось, их рассыпали горстями здесь и там, на удобных для жизни местах, но они были такими маленькими, что Эльга ощущала себя не человеком, а богиней, взирающей на землю из небесных палат.

Часто Мальфрид отправляла их с Оди кататься по Днепру на лодье с гребцами; на пристани Подола им все кланялись, улыбались, махали руками.

Иной раз она заворачивала взглянуть на недостроенный Ингваров двор; было досадно, что еще нельзя вселяться, хотя с ее приездом Свенгельд усерднее взялся за дело. Срубы жилой избы, клетей, бани, дружинных изб росли на глазах и подводились под крышу. Рыли обширные погреба, ставили загоны для скота.

Эльга взирала на это с гордостью и в мыслях уже видела себя хозяйкой всего этого. Даже пожалела, что когда-то в будущем, когда умрет старый Ульв, придется все это бросить и уехать в Волховец.

Впрочем, зачем бросать?

Здесь нужно посадить своих людей, которые будут смотреть за хозяйством, получать из Волховца товары и снаряжать обозы в Царьград. А если ей захочется, почему бы в иной год не приехать сюда самой? Теперь Эльга уже знала, что хоть дорога от Ильменя до Киева далека, на ней нет никаких стеклянных гор и огненных рек.

Уж скорее бы вернулся Ингвар и все эти мечты стали явью!

Иной раз Эльга задумывалась, не настоять ли на свадьбе этой же осенью.

Самое необходимое для пира и начала хозяйствования ей с радостью даст Мальфрид, тоже мечтавшая о скорейшем заключении этого брака, а остальное можно будет восполнить после полюдья.

Весной свадеб не делают – неужели придется ждать еще целый год!

Да она до тех пор поседеет – и так не недоросточек, недозрелая калинушка, а взрослая девица, самый маков цвет!

Даже Ута опередила ее и уже замужем… хотя в это Эльга никак не могла по-настоящему поверить.

Жизнь у киевского князя была беспокойная. Каждый день Эльга видела во дворе то полян, то хазар, то саварян или саваров. Часто возникали споры: о мыте, о местах для постоя, о праве участия в поездках под покровительством княжьей дружины.

Оказываясь поблизости, Эльга слушала не без любопытства.

Вчера она, например, во второй раз увидела Свенгельда. Он сам на нее не обратил внимания: пришел по делу.

Прижившись, Эльга охотно помогала Мальфрид принимать гостей: следила, что и как челядь подает на стол, наиболее уважаемым людям сама подносила пива или меду. Обычно ей кланялись с благодарностью и смотрели с восхищением.

Но вчера всем было не до нее. Возле князя сидел Свенгельд, а напротив стояли трое купцов из Козарского конца, легко узнаваемые по белым валяным остроконечным шапкам с небольшими полями.

Говорили, что это «жиды» – часть хазар, верующая не в хазарских богов, а в какого-то другого бога. Их поселение стояло на мысу между Днепром и впадающей в него Почайной уже очень давно: они появились здесь раньше, чем русь, еще во времена хазарского владычества. Поначалу Вещий изгнал их отсюда вместе с кагановыми даньщиками, но жиды обладали связями, которых не имела русь, поэтому, хоть им и пришлось потесниться на торговых путях, кое-что они сумели сохранить за собой и постепенно вновь обосновались на прежних местах. Через них шла почти вся торговля челядью: им сбывали полон русы, бравшие его в походах, но ленившиеся потом тащиться с толпой пленников через весь свет до Кордовы – ведь чем дальше пленник увезен от родных мест, тем выше его цена. Только жиды знали пути в далекую страну Сина, откуда привозили удивительный шелк с драконами. Так же, как и русь, жиды имели свои общины в самых разных городах и странах, что и обеспечивало им успех. Но по уровню и широте этих связей бойкие русы были перед ними просто младенцы.

Именно эти люди и пришли жаловаться князю – на Свенгельда, точнее, его дружину.

После успешного похода на деревлян Свенгельду же и было поручено держать их землю, собирать дань; половину он оставлял себе, вторую половину переправлял в Киев. Побежденной деревлянской старейшине он не позволял даже головы поднять.

Эльга знала, что у многих деревлянских родов взяты старшие сыновья и дочери: дочери розданы дружине в жены, сыновья живут на дворах по одному, кто у кого.

Нынче же выяснилось вот что: купцы из Козарского конца – Куфин, Манар и Шимшон – подсылали в Деревлянь своих людей, чтобы сговориться о покупке мехов зимней добычи. Проведав об этом, люди Свенгельда поймали лазутчиков, побили и выставили вон, отняв все имущество. Притащившись кое-как домой, те доложились хозяевам, а хозяева пошли жаловаться князю.

– Мы не сделали ничего против закона! – возмущался старший из них, Манар бар Шмуэль. – Мы же не посягаем на княжью дань. Мы хотели всего лишь купить излишки, что остаются у людей после уплаты. Почему мы не можем купить товар за честное серебро? Разве у тебя, княже, есть закон, который это запрещает?

– Людей избили, искалечили, совсем убили! – причитал другой, Шимшон. – Как мы будем теперь содержать их жен и сирот? За свои средства, да? Мы и без того так недавно отдали последнее, чтобы собрать деньги для бедняги Яакова бен Хануки…

– Мне плевать! – бросил Свенгельд, не переменившись в лице. – Князь отдал эту землю мне. И никто, кроме меня, там ползать не будет.

– Но это всего лишь…

– Все, что там есть, – мое! И я сам буду это все покупать, продавать, вывозить или жрать с кашей. Меха, шкуры, воск, мед и челядь. И ни серебра, ни железа, ни хрена лысого деревляне не получат ни от кого, кроме меня. Или я позволю им менять своих паршивых куниц на мечи у меня за спиной? Я, по-твоему, дурак? Вы запомните: это на первый раз ваших просто прогнали. На второй – убьют. Я так сказал, и так будет сделано.