Нил Стивенсон - Смешенье

– Вряд ли! Они слишком маленькие! – рассмеялась Каролина.

– Вот именно. Вы увидите, как он плавит вещества в тиглях или растворяет в кислотах. При чём тут атомы? Ответ прост. Ньютон, бессильный увидеть их даже в лучший микроскоп, сказал: «Если мои представления об атомах верны, то, бросив щепотку того-то в колбу с тем-то, я получу такой-то результат». Он проводит опыт и видит не тот результат и не противоположный, а какой-то третий, неожиданный. Тогда он размышляет, перекраивает свои представления об атомах, придумывает новый проверочный опыт и так далее. Подобным же образом, если вы посетите меня в Массачусетсе, то не увидите монад на лабораторных столах. Вы увидите, как я строю машины, которые для мышления - то же, что колбы, реторты и прочее для атомов. Машины, что, подобно монадам, применяют несложные правила к поступающей извне информации.

– Откуда вы узнаете, что машины работают как нужно? Часы можно проверить по движению небесных тел. А как должна поступить машина, приняв решение? И как вы убедитесь, что это правильно?

– Всё гораздо проще, чем вам кажется. Как указал доктор Лейбниц, правилам не обязательно быть сложными. Доктор написал систему для совершения логических операций путем действия с символами по некоторым правилам; для высказываний это то же, что алгебра для чисел.

– Он мне её показывал, – заметила Каролина, – но мне и в голову не приходило, что она имеет какое-то отношение к монадам.

– Эту систему логики можно без особого труда заложить в машину, – сказал Даниель. – Четверть столетия назад доктор Лейбниц, развивая идеи Паскаля, построил машину, которая может складывать, вычитать, умножать и делить. Я всего лишь хочу продолжить эту работу.

– И много вам потребуется времени?

– Годы и годы, – отвечал Даниель. – Больше, если я буду работать в лондонской суете. Посему, доставив вас в Берлин, я двинусь на запад и не остановлюсь, пока не достигну Массачусетса. Сколько займёт работа? Довольно сказать, что к тому времени, когда она даст первые результаты, вы уже вырастете и будете королевой какой-нибудь страны. Однако, возможно, в минуту досуга вы вспомните поездку в Берлин с двумя учёными чудаками и даже спросите себя, что сталось с тем из них, кто уехал в Америку строить логическую машину.

– Доктор Уотерхауз! Я уверена, что буду обращаться к вам мыслями куда чаще!

– Трудно сказать, у вашего высочества будет много других занятий. Надеюсь, вы не расцените мои слова как дерзость, но я почёл бы за честь получить от вашего высочества письмо, если когда-нибудь вам придёт мысль поинтересоваться состоянием логической машины. И, к слову, если я вообще чем-нибудь смогу вам услужить.

– Обещаю, доктор Уотерхауз в таком случае непременно вам написать.

Как ни сложно совершить такой манёвр в тряской карете, Даниель – сидевший всё это время безупречно прямо – поклонился.

– А я обещаю вашему высочеству откликнуться – с радостью и без тени колебаний.

Дом над Маасом

Перед воротами усадьбы разговаривали два всадника: плотный одноногий англичанин в мундире неопредёлённого цвета, который всё равно никто бы не различил под грязью, и французский шевалье. Человек двести тощих оборванцев с лопатами решительно не замечая беседующих, превращали регулярный парк в систему земляных укреплений.

Англичанин говорил по-французски в теории, но не слишком хорошо на практике.

– Где мы? – вопрошал он. – Понять не могу, это Франция, Испанские Нидерланды или герцогство Люксембургское, черти бы его драли.

– Ваши люди, кажется, воображают себя в Англии! – укоризненно произнес шевалье.

– Их, должно быть, сбили с толку слухи, будто здесь живёт англичанин, – отвечал его собеседник, потом с тревогой взглянул на француза. – Это… это ведь не зимние квартиры графа Ширнесского?

– Господин граф устроил здесь свою резиденцию. Между кампаниями он приезжает сюда поправлять здоровье, читать, охотиться, играть на клавесине…

– И тешиться с любовницей?

– Французы нередко проводят время с женщинами; мы не видим тут ничего примечательного. Иначе я добавил бы к перечню этот пункт.

– Я, собственно, вот к чему: есть ли в доме женский пол? Девицы в услужении или кто?

– Были, когда я выезжал утром на верховую прогулку. Остались ли сейчас, можно лишь гадать, мсье Барнс, ибо дом захвачен, и я не могу попасть внутрь!

– Сочувствую. Так скажите, мсье, мы на французской территории или нет?

– Как знамя на ветру, граница постоянно колеблется. Земля, на которой мы стоим, не объявлена французской, если только его величество не выпустил прокламацию, с которой я ещё не знаком.

– Вот и отлично! Значит, эти ребята не вторглись во Францию. А то могла бы выйти неловкость.

– Мсье! Некоторые командиры некоторых армий сочли бы неловкостью, что целых две роты из их полка дезертировали, забрели на тридцать миль от лагеря и взяли в осаду загородный дом знатного лица!

– Полагаю, это мы с вами взяли их в осаду, – заметил Варне, – поскольку они внутри, а мы – снаружи!

Шевалье даже не улыбнулся шутке.

– В военное время всегда есть дезертиры и грабители. Вот почему господин граф Ширнесский, отбывая в Лондон, приказал разместить в конюшнях мушкетёров, чтобы те день и ночь патрулировали границы поместья. В последние дни они докладывали, что в округе увеличилось число незнакомцев. Я отнёс услышанное на счёт оттепели, полагая, как всякий подумал бы на моём месте, что это французские дезертиры с намюрского фронта, расшатанного голодом и болезнями. Выезжая сегодня на прогулку, я намеревался по возвращении обратиться к командиру расквартированной неподалёку кавалерийской роты с просьбой поймать и повесить нескольких дезертиров. Мне в голову не приходило, что это англичане, пока, скача через луг, я не наткнулся на целую шайку и не услышал, как они лопочут на своём языке. Я примчался сюда и обнаружил, что в моё отсутствие более ста человек, пробравшись лесистыми лощинами от Мааса, захватили поместье! Покуда я недоуменно озирался, число их удвоилось! Я намеревался скакать за помощью, но…

– Дорога оказалась перекрыта, – сказал Барнс. – И тут, на счастье, появляюсь я. Слава Богу! Ещё есть время поправить дело, пока оно не перешло в досадный инцидент.

Брови шевалье подпрыгнули так, что едва не скрылись под париком.

– Сударь! Это уже инцидент! Ни при каких обстоятельствах законы войны такого не дозволяют!

– Совершенно согласен и как английский джентльмен приношу вам извинения. Однако выслушайте меня и подумайте, как поступил бы сам граф Ширнесский, будь он здесь. Граф – англичанин, живущий во Франции. Он командует полком, который, как вы прекрасно знаете, отважно сражается на стороне французов. Однако в версальских салонах придворные, не видевшие доблести графа на поле брани, наверняка шепчутся: «Можно ли доверять этому англосаксу? Не предаст ли он?» Нелепо, знаю, и несправедливо, – продолжал Барнс, взмахом руки успокаивая шевалье, у которого лицо стало такое, будто он сейчас вытянет дерзкого англичанина хлыстом. – Однако такова человеческая природа, особенно в наше смутное время. И вот шайка…

– Я бы сказал не шайка, а батальон!

– …английских дезертиров…

– Весьма дисциплинированных дезертиров, мсье…

– …ненароком забредя глубоко во вражеский тыл…

– Ненароком ли?

– По странной случайности разбила бивуак в поместье графа Ширнесского. И мне, и вам ясно как день, что это ничего не значит, однако в Версале тут могут усмотреть больше чем совпадение! Граф Ширнесский заточён в лондонский Тауэр, не так ли?

– Полагаю, вы прекрасно знаете, где он.

– Кто-нибудь может заподозрить, что он не столько заточён, сколько по своей воле нанёс визит королю Вильгельму и Собственному его величества Блекторрентскому гвардейскому полку, который квартируется в Тауэре.

Шевалье вскипел. Он мог бы убить Барнса на месте, но (в качестве эрзац-меры) всего лишь поворотил коня, проскакал несколько ярдов по дороге, снова развернулся и проскакал назад. Справившись с негодованием, он открыл было рот, чтобы выдать какую-то язвительную реплику, однако Барнс (который незадолго перед тем слегка выдвинул саблю из ножен), теперь вытащил её совсем и указал клинком на чугунную решётку ворот. Внимание шевалье переключилось сперва на саблю, затем – на полдюжины солдат с мушкетами на изготовку сразу за воротами.

– Перед вами, – объявил Барнс, – собственные его величества блекторрентские гвардейцы. Предлагаю вывести их отсюда как можно скорее во избежание прискорбных недоразумений.

– Как я и подозревал, – выговорил француз, – вы меня шантажируете. Чего вам надобно?