Олечич и Жданка - Олег Ростов

Олег. Знал я его хорошо, как и он меня. Мы с ним были одного возраста. И его не было тогда, когда Рёрик захватил Новагород и убил князя Вадима.

- У нас с тобой, Олечич, нет вражды. Зато есть, что вспомнить. И я не забыл, Воиславович, как ты жизнь спас мне. Помнишь у франков?

- Помню, Олег. Я на память не жалуюсь. У нас с тобой нет вражды, это правда. Но ты воевода, хёвдинг князя Рёрика. А с ним у меня нет дружбы. Ты же знаешь. Я отказался присягать ему. Давать клятву верности.

- Знаю. Ну и что? Олечич, сын славного Воислава, последний прямой потомок легендарного Святогора, одного светлых князей седой старины, внука самого Руса! Я не ошибся, Олечич?

- Так люди говорят про наш род.

- Не только просто люди говорят. Так у волхвов записано в их свитках.

- Наверное. Я не читал их свитки. И я чту своих предков, Олег. Но и без них, я сам себе великий предок!

Все стоящие рядом гридни, засмеялись. Олег тоже смеялся. Кивнул мне.

- Хорошо сказано, Олечич! Ты прав, предки предками, но и сам не должен оплошать и посрамить их. Иначе без предков кто ты сам? Пустое место! Ну а мне, ты клятву верности дашь?

- Тебе? А как же князь?

- А что князь? Я в свою дружину сам волен принимать гридней. На то воля князя мне не нужна. Хотя да, я действую в его интересах.

- Но у тебя прапор Рёрика.

- Конечно. Но кроме него есть и мой личный прапор. Разве не заметил?

И действительно, на ещё одной снеке развевался другой прапор, с родовым знаком Олега. Как же я его проглядел???

Мы продолжали смотреть друг другу в глаза и оба улыбались…

Двадцать лет спустя…

Сидел на лавочке возле бани. Хорошо то как! В теле чувствуется легкость. На мне светлые из византийской ткани порты и рубаха. На ногах странные онучи или как их называют в полуденных, жарких странах - тапочки. Были они с загнутыми вверх носками и расшитые золотыми и серебряными нитями. Смотрел на своё хозяйство. Большое оно у меня. Сразу возле Киевского детинца, сиречь крепости – цитадели городской. Да и само моё подворье обнесено крепкой стеной с двумя башенками, да не деревянной, а каменной из песчаника. Делал мне подворье ромей один. Взял я его ещё при походе на Царьград, это когда Олег щит свой к вратам Великого города прибил. Инженером военным он оказался. Знал как крепости строить. Вот мне и построил. Любо-дорого смотреть. Терем у меня с тремя поверхами. Два нижних каменные, не у каждого в Киеве такое. А у меня есть! А третий поверх из толстых дубовых брёвен. Красивые, резные окна с цветными стёклами, привезёнными от римлям-италийцев. Дорого вышло, но оно того стоило. Вспоминая, как Жданушка первый раз такое увидела, даже дышать перестала. Потом взглянула на меня:

- Олечич, неужто чудо такое есть?

- Есть, лада моя. У тебя это чудо есть, в доме твоём.

Большой терем. А как вы хотите? Семья то большая за двадцать лет получилась. Четверо сыновей, да две дочки – любимицы мои. Особенно младшенькая самая. Пять годков ей всего, но услада очей моих. Ещё не носит понёву, рано ей. В детской рубашке бегает. Вот уронит первую кровь, так и оденут на неё женщины понёву, что будет означать – стала она девой, а не дитём. А пока… Пусть. Вот она выскочила из терема. Бежит ко мне. Косы у неё, как у матери, только пока меньше и тоньше, но зато вплетены в них ленты шёлковые, разноцветные, царьградские. И на ножках её обувка дорогая, ибо невместно юной боярышне, из рода Олечича, босиком бегать. Зато старшая дочь, Берислава, невеста уже совсем. Четырнадцатую весну встретила. Понёву уже года три носит. Рядом с матушкой своей когда идёт, полностью Жданушку копирует. Не идёт, а словно лодочка плывёт. Всегда ей любуюсь. Красавица каких поискать. А как хотите, моя ведь кровь. Кровь и плоть! Глаза у неё материны, синие-синие, как небо. Точёные черты лица. Гордо вздёрнутый подбородок. Одета в самые лучшие наряды из заморской ткани. Украшения тоже самые лучшие. На это я не скуплюсь. Многие мужи пытаются говорить о ней со мной. Свататься готовы. Только я не тороплюсь. Дочерей своих отдавать куда-то не хочу. Пусть лучше женихи к нам приходят и живут. Молчит Берислава на призыв мужчин. Но я не неволил её. Даже Ждана стала возмущаться поведением дочери: «Это что такое???? Деве замуж пора и внуками нас одарить!» Но я продолжал молчать. Никому не давал отказа, но и согласия. Смотрел на дочь, ждал, когда она знак подаст, давая понять, что ей именно этот муж люб и сердцу мил. Не хотел я неволить дочку свою. Хотел видеть счастливые глаза её. Улыбку на её губах. Ведь она тоже, как и остальные мои дети, продолжение моё. И вот наконец, сказала она мне, что люб ей гридень один молодой из дружины моей. Да, у меня уже своя дружина, две сотни гридней. Это очень серьёзно. Мало кто в Киеве может таким похвастать. А этот муж молодой, два года, как пришёл ко мне. Сам он был из полян, племя такое. Хороший гридь получился. Храбрый, быстрый, перед ворогом не спасует. И самое главное нет родичей за ним, сирота он. А что это значит???? А значит это, что вести молодую жену ему некуда!!! А раз так, то где они жить будут???? А жить они будут как раз у меня на подворье, в тереме. И дочка никуда не уйдёт к чужим людям, и внуки здесь у меня от неё появятся. Слава богам!..

- Тато, как ты себя чувствуешь? – К реальности меня вернул вопрос старшего сына.

- Что ты хочешь услышать?

- То, что у тебя всё хорошо!

- Считай, что это так. Дальше???? – Глядя на него, улыбался. Вот он стоит самый старший из Олечичей, так детей моих зовут. Когда он родился, стоял я с тремя воями по углам бани, где Жданушка рожала. Стояли мы с обнажёнными мечами, ибо когда дитя приходит в мир яви, рвётся ткань миров и вместе с ребёнком к нам могут проникнуть и твари из бездны. Вот от них и нужно охранять четыре стороны света. Среди тех, кто стоял со мной был и воевода мой –