Кен Фоллетт - Гибель гигантов

Все закричали и захлопали. Григорий был поражен. В Петрограде революция только что произошла, и ее результаты еще вызывали сомнения. Как можно было думать о всемирной революции? Но все равно эта идея взволновала его. Ленин был прав: все народы должны восстать против своих властей, пославших столько людей умирать в этой бессмысленной мировой войне.

Ленин прошествовал мимо делегации и вышел на площадь, где сразу раздались приветственные крики. Солдаты Исаака подняли Ленина на крышу броневика, и на нем остановился луч прожектора. Ленин снял шляпу.

Говорил — вернее, кричал — он монотонно, но от его слов как будто шли электрические разряды.

— Временное правительство предало революцию! — прокричал он.

Все зашумели, соглашаясь. Григорий был удивлен: он и не представлял себе, насколько много людей думают так же, как он.

— Эта война — грабительская, империалистическая война. Мы не желаем принимать участие в постыдной империалистической бойне. После свержения капитала мы сможем заключить демократический мир!

Рев толпы стал еще громче.

— Нам не нужна ложь мошенников из буржуазного парламента! Единственная возможная форма правительства — Совет рабочих депутатов. Власть над всеми банками должна быть передана Совету. Все помещичьи земли должны быть конфискованы. Офицеров в армии следует выбирать открытым голосованием!

Именно так думал и Григорий, и он кричал и махал, как и почти все в толпе.

— Да здравствует революция!

Все словно обезумели.

Ленин с крыши забрался в броневик, который тронулся с места со скоростью пешехода. Люди окружили броневик и пошли за ним, размахивая красными флагами. Военный оркестр заиграл марш и присоединился к шествию.

— Вот за этого человека я — всей душой! — произнес Григорий.

— Я тоже, — сказал Константин.

И они двинулись за процессией.

Глава двадцать пятая

Май и июнь 1917 года

Буффальский ночной клуб «Монте-Карло» при свете дня выглядел отвратительно, но Лев Пешков все равно его любил. Краска облупилась, дерево было исцарапано, мягкая мебель — в пятнах, ковер весь усеян сигаретными бычками; и все же для Левки это был рай. Войдя, он поцеловал гардеробщицу, угостил швейцара сигарой, а бармену, поднимавшему ящик с бутылками, сказал: «Осторожно!».

Работа управляющего ночным клубом подходила ему идеально. Его главной обязанностью было следить, чтобы никто не воровал. А так как сам он был вором, то прекрасно знал, как это делается. Кроме того, надо было поглядывать, чтобы за стойкой было достаточно напитков, а на сцене — приличная группа. Он с этого, кроме зарплаты, имел бесплатное курево, а выпивки столько, сколько мог выпить и при этом не упасть. Он всегда ходил в вечернем костюме, отчего чувствовал себя князем. Джозеф Вялов предоставил ему самому управлять клубом. Пока Вялов получал от клуба доход, его ничто не интересовало, лишь порой он мог заехать с приятелями посмотреть шоу.

У Левки была только одна проблема: жена.

Ольга изменилась. Несколько недель тем летом 1915 года она была нимфоманкой, вечно желавшей его тела. Но теперь-то он знал, что это было временно. Когда они поженились, все, что он делал, стало ее раздражать. Она требовала, чтобы он мылся каждый день, чтобы чистил зубы и не портил воздух. Она не любила пить и танцевать и просила его не курить. В клуб она никогда не приезжала. Спали они раздельно. А еще она называла его быдлом. «Да, я рабочий класс, — сказал он ей как-то, — потому-то я и был шофером». Но она продолжала звать его так и отказывала ему в интиме.

И он взял на работу Маргу.

Сейчас его зазноба была на сцене, репетировала с группой новый номер, пока две темнокожие женщины в платках вытирали столы и подметали пол. Марга была в обтягивающем платье и с ярко накрашенными губами. Левка взял ее на работу, даже не представляя себе, хороша ли она как танцовщица. Оказалось, она не просто хороша — а настоящая звезда. Сейчас она выводила песню про то, как ждет всю ночь своего любимого.

— Хоть я страдаю от отчаянья,Но ожиданиеВоспламенит любовь,Когда придет он вновь…

Левка прекрасно понимал, что это значит.

Он посмотрел номер до конца. Она сошла со сцены и поцеловала его в щеку. Он взял две бутылки пива и пошел за ней в гримерку.

— Номер просто блеск! — сказал он.

— Спасибо, — она приложила бутылку к губам. Левка смотрел, как ее алые губы сжимаются на горлышке бутылки. Она долго пила. Потом поймала его взгляд, сделала еще глоток и улыбнулась.

— Наводит на мысли?

— Еще бы! — Он обнял ее и стал гладить ее тело. Через пару минут она опустилась на колени, расстегнула ему брюки и взяла в рот напрягшийся член. У нее хорошо получалось, лучше, чем у всех остальных, кого он знал. Либо ей действительно это нравилось, либо она лучшая актриса в Америке. Он закрыл глаза и застонал от удовольствия.

Дверь открылась и вошел Джозеф Вялов.

— Значит, это правда! — в бешенстве воскликнул он.

Следом за ним явились двое его громил, Илья и Тео.

Левка перепугался до смерти. Он попытался застегнуть брюки и одновременно принялся бормотать извинения.

Марга быстро встала и вытерла губы.

— Вы в моей гримерке! — возмущенно воскликнула она.

— А ты в моем клубе, — ответил Вялов. — Но теперь с этим покончено. Ты уволена.

От повернулся в Левке.

— Женат на моей дочери — так не смей трахать прислугу!

— А он меня не трахал! — с вызовом сказала Марга. — Господин Вялов, вы что, не заметили?

Вялов ударил ее кулаком по губам. Она с криком отлетела, из разбитой губы потекла кровь.

— Ты уволена, — сказал он. — Пошла вон!

Она схватила сумочку и убежала.

Вялов обернулся к Левке.

— Ах ты сволочь! — сказал он. — Я что, мало для тебя сделал?

— Папа, простите меня! — взмолился Левка. Тестя он боялся панически. От Вялова можно было ждать чего угодно: людей, которые вызвали его недовольство, могли выпороть, подвергнуть истязаниям, искалечить, убить. У него не было ни жалости, ни страха перед законом. В своем мире он обладал царской властью.

— Только не говори мне, что это было впервые, — сказал Вялов. — До меня начали доходить слухи, едва я тебя сюда поставил.

Левка ничего не ответил. Это была правда. Раньше были и другие. Хотя после того как он взял на работу Маргу — больше никого.

— Ты здесь больше не работаешь, — сказал Вялов.

— Что вы хотите сказать?

— Ноги твоей в клубе не будет. Слишком много этих чертовых девок.

У Левки сжалось сердце. Он любил «Монте-Карло».

— Но что же я буду делать?

— Будешь работать в литейке у порта. Там женщин нет. Управляющий заболел и попал в больницу. Заменишь его.

— В литейке?! — вскричал Левка. — Я?!

— Ты же работал на Путиловском заводе!

— Конюхом!

— И в угольной шахте.

— Тоже конюхом!

— Все равно эта среда тебе привычна.

— Да я ненавижу ее!

— А я что, спрашиваю тебя, что ты любишь? Господи, я только что тебя со спущенными штанами застукал! Скажи спасибо, дешево отделался.

Левка замолк.

— Выметайся на улицу и садись в машину.

Левка вышел из гримерки. Он шел по клубу — Вялов следовал за ним — и не мог поверить, что уходит навсегда. Бармен и гардеробщица проводили его взглядом, чувствуя недоброе.

— Иван, сегодня за старшего ты, — сказал Вялов бармену.

— Слушаюсь, босс.

Автомобиль Вялова, «Паккард твин-сикс», ждал на обочине. Рядом гордо стоял новый шофер, мальчишка из Киева. Швейцар бросился открывать Левке заднюю дверцу. «В конце концов, я еще поеду на заднем сиденье», — подумал Левка.

Он утешал себя мыслью, что живется ему не хуже русского барина, а то и лучше. У них с Ольгой в просторном «доме прерий» было свое «детское крыло». Богатые американцы держали меньше прислуги, чем русские, но у них в домах было чище и светлее, чем во дворцах Петербурга. Здесь у всех были ванные комнаты, домашние ледники и пылесосы, центральное отопление. И вкусная еда. Вялов не разделял любви русской аристократии к шампанскому, но виски в баре у него всегда водился. А еще у Левки было шесть костюмов.

Когда страдал от грубости тестя, Левка мысленно возвращался в петербургское прошлое: единственная комнатенка, в которой они жили с Григорием, дешевая водка, грубый черный хлеб и похлебка из репы. Он еще помнил, как возможность ездить на трамвае, а не ходить пешком казалась ему роскошью. Развалившись на заднем сиденье, он посмотрел на свои шелковые носки и сияющие ботинки и сказал себе, что должен быть счастлив.

За ним в машину сел Вялов, и они поехали к порту. Литейная Вялова была уменьшенным вариантом Путиловского завода: такие же полуразвалившиеся здания с разбитыми окнами, такие же высокие трубы и черный дым, такие же грязные рабочие с угольными лицами. У Левки заныло в груди.