Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов

мог — Зинка легко написала бы любую ложь, она была под защитой все тех же тайных и страшных сил. Сан Саныч очнулся — вокруг была обычная заснеженная улица, мужик ехал на санях, груженных мешками, полозья скрипели, от коня шел пар, а его гнедая морда, как и положено, была седой от мороза, автобус подошел к остановке, народ, пихаясь, полез в двери, Сан Саныч сам так же садился сегодня утром. Все было, как всегда, только внутри все стонало от бессилия. Он, свободный гражданин своей страны, много работающий на нее, лучше других работающий...

Он сказал Николь, что очень болит голова, выпил таблетку и лег. Она ушла в магазин, а когда вернулась, Сан Саныч тихо похрапывал и проспал до самого вечера. Проснулся уставшим, будто один загрузил бункера «Полярного». Улыбнулся Николь и сел ужинать. Игарка стала опасной для Николь.

Весь следующий день провел в хлопотах. Взял отпуск, снял со сберкнижки деньги, договорился с летчиками, и через два дня они с Николь на грузовом «Дугласе» улетели в Ермаково.

Столица Сталинской магистрали, Стройки-503, тоже приоделась в белые заполярные одежды. Самолет делал круг, целясь на ледовый аэродром Ермаково, Белов никогда не видел поселок сверху. Внизу, в окружении тайги и озер, прижимался к рябой торосистой полосе Енисея целый город, размером с добрый райцентр. Ближние от берега улицы тянулись ровными рядами домов, дальше же только крыши, крыши и крыши с шапками снега. Отдельные большие дома выделялись — больница, электростанция, лесозавод с высокими штабелями бревен, стадион, железнодорожные пути, пристани и склады, склады...

Самолет летел уже совсем низко. Ребятишки бегали возле школы, грузовики дымили синим, лошади тянули сани, дворняжки брехали на колонну зэков. Белые дымы поднимались в морозное небо — мелкие и частые завитушки над веселым человечьим жильем и тугие над электростанцией, особенно парило над теплым бассейном лесозавода, где оттаивал пиловочник. Сан Саныч жадно все рассматривал и радовался невольно развитию новой жизни.

Устроились в палатке, на освободившемся месте Пети Снегирева. У него родилась дочка — ровесница Стройки-503. Петя на радостях, Галя была еще в роддоме, по пьяному делу чуть было не записал ее Стройкой или Магистралью, да женщина в загсе отговорила. Если уж хотите по-новому называть, посоветовала, то можно Владлена, от Владимира Ленина, или Фридэнга... Стали́ной еще некоторые называют. Это красиво, а Магистралью некрасиво.

Пете с Галей дали комнату — не отдельную, пополам с другой молодой семьей, но в теплом брусовом доме и недалеко от Дома культуры и школы. Дочку назвали Варей.

В палатке теперь было просторней, некоторые семьи занимали по две брезентовые ячейки.

— Каждую ячейку общества — в отдельную ячейку! — шутил Петя, опуская чемодан с плеча. Он встречал Белова и Николь у самолета.

— Тут у нас и посуды осталась немного, — он понизил голос, чтобы не услышали соседи, — под кроватью картошка в ящике — можете брать, в бочке — рыба соленая, вы ее поближе к стене держите, пусть лучше подмерзает, чем квасится. Короче, пользуйтесь!

Он покрутил головой, чем бы еще поделиться:

— Ладно, вечером к нам, в теплый барак! Отметим ваше новоселье! Ты надолго сюда?

— Как получится... на два месяца просился, — замялся Белов.

— На весь отпуск?

— У меня за три года накопилось.

— Ну ладно, бывайте! Мне на службу... — Петя повернулся было к выходу.

— Ты обещал о работе для Николь узнать! — остановил его Белов.

— А-а, этого полно. На машинке печатать можешь?

— Нет, — покачала головой Николь.

— А в школу? Учительницей?

— У меня нет образования...

— Она пишет очень красиво, — помог Белов, — писарем в совхозе работала...

Петя растерянно чесал лоб, оценивая Николь.

— Я заходил в Управление стройкой, там рабочие специальности нужны. Или в лагерь? В охрану, учетчицей или в КВЧ... Не хочешь?

— В лагерь не надо! — не дал договорить Белов. — Ей не ради денег, она — ссыльная, надо, чтобы ее оформили в Ермаково. В Управлении водного транспорта ничего нет?

— Нет, зимой чего там делать? А на «Полярном» она кем ходила?

— Поварихой.

— Так, может, в столовую? Ты никого из лагерного начальства не знаешь?

Белов пожал плечами, задумался:

— Мишарина знаю, архитектора... О! Я майора Клигмана знаю! — вспомнил Белов.

— Ничего себе, у тебя знакомые! — уважительно одобрил Петя.

Через два дня Белов сидел в кабинете Якова Семеныча.

— Простой вопрос, Александр Александрович, — видно было, что Клигман ему рад. — Можно в столовую, нет, лучше... — он снял трубку и набрал номер. — Семен Исаакович, доброго вам дня, как Сонечка? Ничего? Ну и славно... Семен Исаакович, тут просьба будет, надо хорошую, честную девушку в вашу столовую пристроить.

Яков Семенович слушал, прикрыл ладонью трубку и спросил осторожно Белова:

— Поваром сможет?

— На буксире пятнадцать человек кормила... — Белов неуверенно пожал плечами.

— А если не поваром, попроще что-нибудь, на раздаче или... ну вот и хорошо. Спасибо, Семен Исаакович, кланяйтесь Соне, ваши лекарства будут на следующей неделе. Всего доброго!

Клигман положил трубку.

— В больницу для вольных выйдет — там хорошая столовая и директриса приличная. Как у вас дела, Саша? С Туруханом вы нам здорово помогли, премию получили?! Довольны? Что теперь? Какие подвиги? Пейте чай, пожалуйста.

Сан Саныч кивнул про премию и на радостях рассказал Клигману про Николь и про свои проблемы с Квасовым. Ему казалось, что майор Клигман и с этим может помочь, они были из одного ведомства. Яков Семенович слушал внимательно, головой покачивал понимающе. Когда Белов закончил, вздохнул и заговорил едва слышно, одними губами:

— Они, Саша, или Красноярску, или напрямую Москве подчиняются. Я в такие дела не вмешиваюсь. У всех, Саша, свои семьи, и проблемы все очень похожи. Хотите еще чаю?

Белов видел, что Яков Семеныч не хочет дальше разговаривать на его тему, поблагодарил за помощь. Встал. Клигман подошел близко, подал руку, в его глазах была тревога:

— А эта ваша девушка... вам о ней задавали вопросы? Она фигурировала в деле?

— Нет, ничего... У нее все документы в порядке!

Клигман неопределенно покачал головой, и они расстались.

Сан Саныч всю ночь ворочался, ругая себя, что открыл рот о Квасове. Боялся, Клигман струсит, а он и струсил, это было хорошо видно, и не поможет. Не выспался, утром мрачный пошел с Николь в больницу. Сидели в