Аламут - Владимир Бартол
Аламут читать книгу онлайн
Роман «Аламут» был написан в 1938 году как аллегория на фашистское государство Муссолини. В 1960-е годы книга стала культовой в Югославии Тито, а в 1990-е, во время войны на Балканах, ее читали как аллегорию раздоров в этом регионе, и она стала бестселлером в Германии, Франции и Испании. После терактов 11 сентября 2001 года книга вновь обрела новую жизнь, благодаря раннему описанию мира террористов-смертников в фанатичных сектах.
«Аламут» - классика словенского писателя Владимира Бартола, искусно написанный и поданный исторический роман об одном из первых в мире политических террористов Хасане ибн Саббахе. Действие происходит в Персии XI века, в крепости Аламут, где самопровозглашенный пророк Хасан ибн Саббах разрабатывает свой безумный, но блестящий план по управлению регионом с помощью горстки элитных бойцов, которые должны стать его «живыми кинжалами». Создав в Аламуте виртуальный рай, наполненный красивыми женщинами, пышными садами, вином и гашишем, Саббах убеждает своих молодых бойцов, что они смогут достичь рая, если будут следовать его приказам. Роман рассказывает историю о том, как Саббах смог вселить страх в правящий класс, создав небольшую армию приверженцев, готовых убивать и быть убитыми, чтобы достичь рая.
Владимир Бартол - словенский интеллектуал и журналист, живший до Второй мировой войны в итальянском Триесте. Будучи ранним последователем Юнга и Фрейда, а также первым в Словении переводчиком Ницше, Бартол хотел соединить психологию и литературу с историей первого в мире террориста.
В этом свете двойной девиз книги, очевидно, противоречащий друг другу и вызывавший немало разочарований у комментаторов на протяжении многих лет, начинает обретать смысл. Если "Ничто не истинно, все дозволено" символизирует лицензию, предоставленную исмаилитской элите, то не связанный с ним вспомогательный девиз "Omnia in numero et mensura" приобретает в конечном счете предостерегающее значение. Все в меру, ничего лишнего. Иными словами, скептицизм и рациональность - важные качества, но чрезмерная зависимость от них в ущерб состраданию приводит к трагедии, которая охватила Хасана в той же мере, что и его явных и неявных жертв.
В портреты Хасана и других персонажей романа Бартол вложил многие свои собственные качества и личные интересы. Он был заядлым студентом, изучавшим философию, историю, математику и естественные науки. Он был энтомологом-любителем и (как и другой Владимир, старше его на четыре года и автор книги под названием "Лолита") заядлым лепидоптеристом. В стране альпинистов Бартол буквально карабкался вместе с лучшими из них. Как и знаменитый французский писатель, который был старше его на три года, он был энтузиастом и опытным пилотом малой авиации - и все это только в качестве прелюдии к писательской карьере. Человек, который настолько любознателен и жаждет опыта, либо одержим, либо влюблен в жизнь. В личной жизни Бартол был примером последнего типа личности, но в своем романе он решил изобразить крайний вариант первого.
В комментарии к "Аламуту", опубликованном по случаю издания романа в 1957 году, постаревший Бартол, теперь уже более откровенно заботящийся о своих читателях, пишет:
Читатель "Аламута" наверняка заметил одну вещь. Какими бы страшными, бесчеловечными и подлыми ни были методы, которые использует Хасан, подчиненные ему люди никогда не теряют самых благородных человеческих ценностей. Чувство солидарности среди федаинов никогда не умирает, а дружба процветает среди них, как среди девушек в садах. Ибн Тахир и его товарищи жаждут знать правду, и когда ибн Тахир узнает, что его обманул человек, которому он больше всего доверял и в которого верил, он потрясен не меньше, чем когда узнал, что любовь Мириам к нему была обманом. И наконец, при всем своем мрачном знании Хасан несчастен и одинок во Вселенной. И если бы кто-то захотел узнать у автора, что он имел в виду, когда писал "Аламут", что он чувствовал в процессе его написания, я бы сказал ему: "Друг! Брат! Позволь спросить тебя, есть ли что-нибудь, что делает человека храбрее, чем дружба? Есть ли что-то более трогательное, чем любовь? И есть ли что-то более возвышенное, чем правда?"
