Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр

Следующие дни прошли как в тумане. Хорошо, что Генрих установил правила для королевского траура, сама Елизавета была не в состоянии думать о таких тривиальных вещах, как этикет. Леди Маргарет, тоже потрясенная смертью любимого внука, приказала дамам одеть королеву в черное бархатное платье и сюрко[39] с длинным шлейфом и капюшоном. Для нее также изготовили накидку из черного дамаста, а принцессам купили платья из такой же ткани. Елизавета будет соблюдать траур в течение шести месяцев. Все это ничего для нее не значило. Ей было все равно, во что одеваться.

Сесилия прилетела к ней, кто еще мог понять горе сестры так, как она, и они вместе проливали слезы, вспоминая своих умерших детей.

– Они всегда будут с нами, в наших сердцах, – сказала Сесилия. – Примите свое горе. Я не могу отпустить свое. Не хочу. Это будет все равно что заново пережить смерть моих девочек.

– Я хочу, чтобы Артур вернулся ко мне, – сквозь слезы проговорила Елизавета. – Хотя бы на пять минут, чтобы я могла сказать, как сильно любила его. При жизни я не успела этого сделать.

– Не переживайте, он знает, – заверила ее Сесилия и сжала руку сестры.

Елизавета находила утешение в повседневных делах, придерживаясь своего обычного распорядка. Это давало ей опору. Исполняя ежедневные обязанности, она чувствовала себя ближе к Артуру больше, чем когда-либо прежде, и удивлялась: может, он рядом с нею духовно, и это давало ей утешение.

Все проявляли доброту к королеве. Послания с выражениями сочувствия потоком шли отовсюду. Люди отдавали должное принцу, в котором воплощались надежды и чаяния подданных его отца. Говорили, что его добродетели равнялись достоинствам всех прославленных правителей, если не превосходили их. Трагедия смерти Артура затронула все королевство. Его красноречиво восхваляли как радость всех бриттов, славу и надежду страны и самого знаменитого наследника короля. А теперь, говорилось в одном стихотворении, Англия обречена проливать слезы, так как ее надежда умерла. Все это давало мало утешения. Если бы только, сетовала Елизавета вместе с поэтами, судьба даровала Артуру более долгую жизнь в этом мире.

Согревали сердце рассказы о том, как в последний час принц с горячей преданностью вручил свою душу Господу. Как бы ей хотелось быть там, держать его в своих объятиях и окружить любовью, когда он отправлялся в свой последний путь. Почему она не поехала к нему, когда могла? Почему позволила сыну умереть среди чужих людей? Елизавету преследовало чувство вины, и она не могла простить себя.

Из писем, присланных теми, кто был с принцем, она узнала, что Артур сошел в могилу быстро и Кэтрин тоже заболела. Однако испанский врач принцессы сообщил, что она подхватила лихорадку, которая распространилась вокруг Ладлоу, но Артур страдал от какого-то более серьезного недуга.

Вашим величествам следует знать, – писал он, не выбирая слов, – что принцесса остается девственницей, так как у принца не хватало силы, необходимой, чтобы познать женщину. Он был как холодный камень, его терзала чахотка в последней ее стадии, и члены его были слабы. Я никогда не видел такого истощенного человека.

Да, Артур был худым. Елизавету это давно беспокоило, и Генриха тоже. Но если он находился в последней стадии чахотки и это было очевидно врачу Кэтрин, другие доктора тоже не могли не знать этого; почему никто ничего не сказал ей и Генриху? В таком случае они хотя бы могли увидеться с Артуром в последний раз и быть рядом, когда он умирал.

Но какой смысл желать, чтобы все случилось по-другому. Это причиняло новые страдания, а Елизавете хватало горя. Она не винила Генриха за то, что он отправил Артура в Ладлоу. Ведь король не знал, чем болен его сын.

Ей передали завещание Артура, составленное на смертном одре, очень короткое и деловое. Елизавета удивилась, что он оставил все свои личные вещи сестре Маргарет и ничего – жене. Как печально. Она сомневалась, что этим двум молодым людям удалось хоть сколько-то привязаться друг к другу.

Тусклым утром через неделю после смерти Артура Елизавета проснулась от стука, раздававшегося с потолка у нее над головой, будто кто-то хотел привлечь ее внимание. Спустя несколько дней стук повторился, и на этот раз Генрих тоже его услышал. Елизавета выскочила из постели, чтобы разобраться, откуда идет звук. Определенно, кто-то ритмично стучал по полу наверху. Но она знала, что там расположена кладовая, ключ от которой есть только у нее. В этой каморке никого не могло быть. Генрих послал одного из ее слуг проверить на всякий случай, но комната оказалась пустой – никого и ничего, что могло бы объяснить этот стук.

Потом часы Елизаветы стали вести себя странно. Их завели утром, но вскоре королева заметила, что стрелки остановились. Озадаченный управляющий осмотрел механизм:

– Главная пружина спущена, мадам.

– Но я все время была здесь. Часы никто не трогал.

– Тогда, боюсь, я не могу этого объяснить, – сказал управляющий и снова завел часы.

Стук больше не повторялся, но однажды вечером Елизавета услышала шаги наверху – кто-то ходил по кладовой. Утром, встав на молитвенную скамью, она почувствовала чье-то нежное прикосновение к своей руке. Самое странное, что несколько раз, когда Елизавета перед сном лежала в постели и читала, кто-то как будто дул холодным воздухом ей на лицо и руки. Что могло быть причиной этих ощущений, если рядом не было окон, из которых могло бы тянуть сквозняком? А потом Генрих, прогуливаясь как-то раз по саду, услышал голос Артура, который спросил, здоров ли он?

Елизавета никак не могла найти объяснения этим происшествиям. Однажды на пустом листе бумаги, лежавшем в ее ларце с письменными принадлежностями, появилась дата рождения Артура. Она понимала: ей хочется верить, что сын пытается войти с нею в контакт, и невольно возвращалась мыслями к тому моменту после смерти Бет, когда ощутила детскую ручку в своей руке. Как еще истолковать эти странные переживания?

Пришла весна – как насмешка. Елизавета несла свое невыносимое горе, будто тяжкую ношу, и не могла спать, хотя и жаждала забвения, чтобы ни о чем не думать. Она снова чувствовала себя опустошенной, вымотанной и бессильной. Одышка вернулась. Елизавета посоветовалась с доктором Льюисом, тот объяснил ее симптомы переживанием глубокого горя и прописал ей лекарство, которое почти не помогало.

Генриху рекомендовали не привозить тело Артура в Лондон для погребения в Вестминстерском аббатстве. Чахотка заразна. Поэтому принца решили похоронить в Вустерском соборе. Из-за эпидемии в западных областях Англии