Нерон. Родовое проклятие - Маргарет Джордж

– Неужто сам Аполлон явился ко мне на ферму подобрать лошадей для своей колесницы?

– Ах ты, старый хрыч! – расхохотался Тигеллин. – Император не станет покупать лошадей у такого шарлатана.

Теперь и Ланат рассмеялся:

– Я не шарлатан, просто передразнил льстецов. Уверен, император сыт ими по горло. – Он посмотрел на меня так, будто мы с ним давно знакомы. – Это ведь очень утомительно.

– А тебе откуда знать? – спросил Тигеллин.

– Люди лебезят передо мной из-за лошадей, а они у меня лучшие на всей земле. О, вы оба удивитесь – а может, и нет, – на что готовы пойти люди, лишь бы заполучить лошадь своей мечты.

– Мы здесь, чтобы отобрать четырех таких, – сказал я.

Ланат присвистнул.

– Император задумал собрать команду лошадей и обучить их для гонок колесниц, – пояснил Тигеллин.

– А кто будет колесничим? Есть наметки? – спросил Ланат.

– Я.

– Могу подобрать команду спокойных лошадей. – Ланат по-отечески улыбнулся.

– Император умеет править колесницей, и он хорошо себя показал, – ответил за меня Тигеллин. – Теперь он желает испытать себя в настоящих состязаниях.

– Колесничих много, а император один, – возразил Ланат. – Почему ты хочешь стать колесничим?

– Как ты можешь спрашивать? Ты же конезаводчик! Но я отвечу. Потому что ничто в мире с этим не сравнится! Потому что с детства любил лошадей, но тогда мне запрещали даже думать о скачках и тем более – о гонках. Теперь для меня нет запретов.

Какая всеобъемлющая фраза.

– Но это опасно. Рим будет скорбеть, если лишится тебя, цезарь. Когда возничий вылетает из колесницы и его насмерть затаптывают лошади, это часть развлечения, и скорбят о нем только родные.

– Я понял, Ланат, ты не хочешь продать нам лошадей, – сказал Тигеллин. – Ладно, цезарь, отправимся к Авгурину.

Ланат схватил его за руку:

– Я ничего такого не говорил!

– Еще бы ты сказал, кто в своем уме откажется от чести запрячь императорскую колесницу? А теперь показывай, что у тебя есть. И никаких спокойных лошадок, только лучших!

– У меня все лучшие! Других не держу! – возмутился Ланат.

– Уверен, есть лучшие из лучших, – сказал я. – Сколько у тебя лошадей?

– О, не меньше тысячи.

Ланат провел нас к паддоку и попросил конюха привести нескольких лошадей, которых предварительно коротко ему описал.

– Я бы рекомендовал сицилийских, – сказал он.

– Потому что сам с Сицилии? – спросил я.

– Нет, потому что они очень быстрые. – Ланат кивнул в сторону двух буланых лошадей с вороными гривами, которых вывели к нам. – Эти – пятилетки, тренируются два года, готовы к отправке. – Он похлопал лошадей по шеям. – Я довожу своих лошадей до определенного уровня, а уж завершает подготовку сам возничий, чтобы стать с ними одной командой.

Тигеллин рассмеялся:

– Да, видел я такую слаженную команду в Цирке – настолько слаженную, что, когда возница вылетел из колесницы недалеко от стартовых ворот, лошади без него пришли к финишу. Да еще и первыми! Не твои, случайно?

– Увы, не мои, – ответил Ланат, поглаживая лошадей. – Что скажешь?

– Какие еще у тебя есть? – спросил я. – Как насчет иберийских?

– О, вижу, ты понимаешь в лошадях. Иберийские самые быстрые, но не особо выносливые, и у них мягкие копыта. Хороши только на коротких дистанциях.

– Но ибериец может задать скорость и увлечь всю команду за собой. И в Цирке дистанция не такая длинная.

По приказу Ланата в паддок вывели коня кремовой масти с умными, широко расставленными глазами.

– Быстрый как ветер, – сказал Ланат. – Никто за ним не угонится.

– Но я бы не хотел, чтобы в моей команде были одни иберийцы. Как насчет каппадокских?

– Они не такие быстрые, как сицилийские и иберийские, но с чрезвычайно развитым духом соперничества и волей к победе. В квадригах хороши для фланговых позиций, особенно на поворотах. Иберийца я бы поставил внутрь, где требуются и скорость, и устойчивость на крутых поворотах.

К нам вывели крепкую вороную лошадь.

– А две другие?

– Я бы рекомендовал взять микенскую, – сказал Тигеллин. – Они отлично работают в упряжке, и у них хороший баланс скорости и устойчивости. А ливийских не бери, если только не задумал выступать на длинном треке. У них копыта крепкие как камень, и они очень выносливые, но для Цирка тебе такие не нужны.

– Я бы все-таки выбрал сицилийских, – сказал Ланат.

– Они быстрые, но часто непредсказуемые, – возразил Тигеллин.

– А что, если взять всех по одной? – спросил я.

– Ты наверняка слышал о богах, запрягающих в свои колесницы медведей и львов, но раз уж ты не бог, лучше, чтобы в команде были лошади одной породы, от силы двух.

– Согласен, это настоящий вызов, но чем сложнее задача, тем интересней, – ответил я.

– А разве быть императором-колесничим – это не вызов? – спросил Ланат.

* * *

В итоге, оценив множество лошадей каждой из четырех пород, я остановил свой выбор на кремовом иберийце, вороной каппадокской, гнедой сицилийской и серой микенской. Да, вместе они смотрелись странно, но я верил, что они будут отлично дополнять друг друга. Собственно, на это и был мой расчет.

Готовясь стать колесничим, я почти каждый день ходил на скачки и старался ничего не упустить. Мои любимцы-зеленые выступали вполне успешно, и однажды я, чтобы их поддержать, приказал покрасить весь песок на треке в зеленый цвет. Мне не терпелось приступить к тренировкам, но нужно было подождать, пока мои лошади не освоятся в своих новых конюшнях неподалеку от Цирка.

Однажды, прогуливаясь днем по Форуму, я отдал дань уважения Цезарю, зайдя в его святилище, потом прошел мимо курии и базилики Юлия и решил заглянуть в храм Весты. В круглом мраморном здании хранился не только Палладий[65], который принес в Рим Эней, но и священный огонь, символизировавший «очаг государства». Внутри было прохладно (после жары на Форуме я сразу почувствовал облегчение) и светло благодаря круглому отверстию в крыше. Прямо под ним горел священный огонь, рядом сидела весталка и неотрывно смотрела на пляшущие языки пламени. Она стерегла огонь, который не должен был покидать стены храма.

Я сел на скамью и тоже принялся наблюдать за «очагом государства». Пламя казалось таким уязвимым и переменчивым, но империя и Рим, наоборот, были сильными и надежными. И я, император, снова стал сильным и возродился к жизни.

Благословенная прохлада дарила успокоение, Сириус еще не взошел, но палящая жара середины лета уже настигла город. Мы планировали со дня на день сбежать из знойного Рима обратно в Антиум и наслаждаться морским бризом на новых, недавно обустроенных землях виллы, которые раскинулись на уровне моря.

И вдруг пламя в очаге заколыхалось, я