Царь Давид - Алекс Грин

эхом. Солнце заканчивало кровоточить. Долина погружалась в сумерки. Небо на востоке окрашивалось в цвет индиго. Иоав зажег факелы и осмотрел поле сражения. Авишай присоединился к своему брату вместе с юным возбужденным Ахимаацем. Трубы Иттая затихали в поле.

Два военачальника посчитали своих людей. Трупы врагов похоронят и посчитают завтра. Сейчас они были спокойны. Нужно было возвращаться в Маханаим.

— А Авессалом, что с ним? — спросил Авишай, когда люди построились, чтобы возвращаться.

Иоав ответил ему красноречивым жестом, означавшим, что сын Давида отправился в загробный мир.

— А как же Амессай? — спросил, в свою очередь, Иоав.

— Он убежал. Несомненно, в Иерусалим, либо затаился в лесу, — ответил Авишай.

— Жаль! — воскликнул раздосадовано Иоав. — Я очень хотел повидать с ним.

— Позволь я пойду вперед и сообщу царю, что Господь избавил его от врагов! — попросил молодой Ахимаац, обращаясь к Иоаву.

— Сегодня не ты понесешь весть, — ответил Иоав. — В другой раз, может быть, но сегодня сын царя мертв.

— Авессалом мертв? — закричал Ахимаац.

Иоав кивнул головой и приказал одному кушиту отнести вести царю.

— Будь что будет, позволь, я побегу за этим куши́том! — вскричал Ахимаац.

— Зачем тебе бежать, мой сын? — спросил Иоав. — Разве ты можешь сообщить что-то ещё.

— Ну, позволь, я побегу, а там будь что будет! — настоял Ахимаац.

— Беги.

И молодой человек удалился. Он бежал так быстро, что опередил кушита.

* * *

Оказавшись в лесу, Амессай успел соскочить с лошади. Она получила пять стрел и пала. Он оглянулся. Никого. Неужели все погибли. Он пошел среди деревьев. Из оружия у него оставался лишь кинжал. Будет чем убить себя, если попадется в плен. Хотя лучше бы выжить.

Он шел долго. Но присесть не мог. Скоро начнут прочесывать лес и тогда его точно убьют. Внезапно он услышал голоса. Амессай тихо пошел среди деревьев. Под конец пришлось ползти. Он увидел воинов.

Присмотревшись, он увидел, что они кого-то несли. Перед тем как они бросили его в ров, он увидел волосы и понял что это Авессалом. Они забросали его камнями и ветками деревьев и затем ушли.

Амессай сидел в кустах и боялся дышать. Если его заметят, то точно убьют. Но его не заметили. Все ушли. Он выбрался на поляну. Постоял у тела Авессалома. Затем начал выбираться из леса. Наконец к вечеру он вышел на равнину.

— Стой.

Он повернулся и увидел троих воинов.

— Я свой. Я иудей.

— Молчи.

У него забрали кинжал и связали руки. Долго идти не пришлось. Он увидел большой лагерь, где сидел скованные в колодки военнопленные. К ним подъехал всадник.

— Еще кого-то поймали.

— Да господин.

Всадник всмотрелся в лицо Амессая.

— Амессай начальник войска мятежников. Как приятно тебя видеть, ты знаешь, как Иоав желает встретить тебя. Голова твоя послужит забавой, когда ее срубят.

— Ионадав бен Шамма. Как я рад тебя видеть. Но прошу, не выдавай меня никому кроме царя. Царевич Авессалом погиб. И я видел как он погиб. Его убили воины Иоава.

— Погиб. А может ты его сам. Спасаешь свою шкуру.

— Нет. Нет. Господин. Я говорю правду.

— Покажешь где тело, а потом я передам тебя Бенаи.

* * *

Давид ждал, сгорбившись между внешними и внутренними воротами Маханаима вместе с Эфраимом и слугой. Часовые укрепили факелы на крепостных стенах с каждой стороны будки часового.

— Кажется, я слышу звук трубы, — сказал Давид сторожу, который держался около будки. — Поднимись и посмотри, нет ли на дороге гонца.

Наблюдатель поднялся на крышу будки.

— Я вижу человека, — сказал он.

— Он один?

— Он один.

— Раз он один, значит, это вестник.

Сторож крикнул привратнику.

— Смотри, ещё один бежит!.

— И это вестник.

— Я вижу, что первый бежит, как Ахимаа́ц, сын Цадо́ка.

— Он хороший человек и несёт хорошие новости!

Ахимаац на одном дыхании подбежал к воротам Маханаима, узнал царя в мрачном свете факелов.

— Все хорошо! — крикнул он и поклонился Давиду.

— Слава твоему Богу, который отдал тебе тех, кто восстал против моего господина, царя! — произнес он.

— Всё ли в порядке с моим сыном Авессало́мом?

— Когда Иоа́в посылал меня и другого вестника, было много шума, но я не знаю почему.

— Останься со мной, — сказал Давид. Он встал рядом с царем и перевел дыхание. Немного погодя подбежал кушит и, узнав царя, остановился перед ним.

— У меня весть для моего господина, царя, — воскликнул он. — Сегодня Господь восстановил справедливость, избавив тебя от тех, кто восстал против тебя!

Давид качнул головой.

— Всё ли в порядке с моим сыном Авессало́мом?

— Пусть с врагами моего господина, царя, и со всеми, кто восстал против тебя, будет то же, что стало с твоим сыном, — ответил кушит.

Давид закрыл лицо руками и залился слезами. Потом он поднялся в свою комнату и предался горю, восклицая:

— Мой сын Авессало́м! Мой сын, мой сын Авессало́м! Лучше бы я умер вместо тебя, мой сын Авессало́м, мой сын!

Его крик слышался у ворот города.

Когда его военачальники вернулись, он все еще рыдал. Они слышали, как царь голосил о горе, которое ему принесла смерть сына, который хотел его убить. Иоав, Авшай, Иттай узнали от Эфраима, что Давид намеревался объявить завтрашний день днем траура.

— Ну, об этом не может быть и речи! — крикнул Иоав Эфраиму, охваченный яростью военного.

— А тогда зачем мы рисковали нашей жизнью! — крикнул раздраженный Авишай. — Для кого мы проливали кровь братьев иудеев и наших соратников? Угомони царя, вместо того чтобы рассказывать нам его бредни!

Эфраим побледнел как полотно и удалился. Все другие разошлись по своим местам со скорбными лицами.

Иоав пошел во дворец и потребовал, чтобы его тотчас принял Давид. Эфраим сослался на горе, которое царю принесла смерть сына.

— Да плевать я хотел на это! — крикнул Иоав, свирепея от гнева.

Эфраим, охваченный паникой, открыл дверь царских покоев. Иоав застал Давида в подавленном состоянии. Давид поднял на него заплаканные глаза.

— Послушай, — сказал Иоав, плохо сдерживая свой гнев, — Сегодня ты заставил стыдиться всех своих слуг, которые спасли твою жизнь и жизнь твоих сыновей, дочерей, жён и наложниц. Ты любишь тех, кто тебя ненавидит, и ненавидишь тех, кто тебя любит. Сегодня ты показал, что начальники и слуги для тебя ничто. Теперь я вижу: для тебя было бы лучше, если бы Авессало́м был жив, а мы все погибли. Выйди и успокой своих слуг, а если не выйдешь, то, клянусь Иеговой, к вечеру у тебя не останется ни одного человека. Это будет худшей из всех бед, которые случались с тобой с юности и до