Милош Кратохвил - Магистр Ян

Все одобрительно улыбнулись.

— Это Прокопек научил тебя? — спросил Мартин мальчика.

— Я сам! — смущенно возразил мальчик.

В этот момент на его голову ласково легла тяжелая рука. Мальчик поднял глаза — отец! Здоровяк-поденщик, довольный сыном, с нескрываемой гордостью сказал:

— Он сам! Когда Прокопек занимается с нами, парнишку никак не прогнать. Студент пишет буквы, а мальчишка не спускает с него глаз и вслед за ним сам царапает по земле. Здóрово?

Гонзик радостно улыбался. Ему были приятны похвалы взрослых.

— А я могу написать и слово «Вифлеем».

— Хватает на лету, — кивал головой поденщик. — Скоро он будет читать и писать лучше нас. Мы-то с трудом одолеваем науку — спасибо Прокопеку за его терпение. Поближе к берегу, к лесорубам, ходит другой студент, тоже ученик Гуса. Говорят, магистр посоветовал им учить нас.

К огню подсел старый батрак. Его худые плечи согнулись от многолетнего изнурительного труда. Поденщик показал на него рукой:

— Он тоже учится, хотя уже старик!

— При чем тут старость, — сказал дед. — Грамота… она вроде колдовства! Скажешь слово, напишешь его, а другой посмотрит и прочтет то, что ты сказал. Написанное слово не пропадает, не улетает и не уносится ветром, как сказанное слово. Прокопек говорит, что благодаря письму уцелело много мудрых мыслей великих мужей, которых уже давно нет в живых. Людям нужна мудрость, простая, настоящая, человеческая. Она очень нужна. Я сам, хоть мне немного осталось жить на этом свете, учусь грамоте, чтобы читать Библию. Вот в чем дело. Знаете, почему? — спросил он, лукаво улыбаясь, оглядел всех и сам ответил: — Потому, что в Библии — правда, истина. Там всё иначе, чем рассказывают попы.

Лицо старика помолодело и оживилось. Весело закинув голову, он направился к нарам.

Ян в последний раз помешал в котле поварешкой:

— Готова! Лучше не будет!..

Таган обступили со всех сторон мужчины и женщины с чашками и котелками. Дети сгрудились возле родителей.

Сняв с головы шапку, Ян сказал:

— Боже, будь милостив, пошли нам и завтра такую же похлебку!

Он опустил поварешку в котел и начал разливать в маленькие и большие посудинки, которые подавали люди. Каждому досталось столько поварешек, сколько было душ в семье. Ян разлизал спокойно, не спеша, и люди терпеливо ждали своей очереди. Никто не опасался, что кому-нибудь не хватит.

Последней подошла худая женщина. Она попросила оставить для нее похлебку в котле:

— Мои ребятишки еще не вернулись.

Сташек заметил, что она очень озабочена.

— Хочешь, я поищу их?..

— Где ты их теперь найдешь? — сказала она, грустно опустив голову. — Они ушли еще вчера вечером.

— Просить милостыню… — договорил за нее плотник Йира, сидя на нарах и продолжая точить топор. Этот драгоценный топор кое-как кормил целую семью. — Тебе нечего стыдиться, жена, — мрачно продолжал он. — Не мы повинны в этом. Пусть стыдится тот, кто забрал у нас последние крохи: поп, слуга божий!..

Люди склонились над скудной едой. Теперь у Яна появилась свободная минутка. Он сел возле угасавшего огня, снял промокшие башмаки и стал греть замерзшие ноги.

Неожиданно скрипнула дверь, и в нее протиснулись две детские фигурки — мальчик лет десяти и девочка. Девочка, горько плача, бросилась к матери.

— Он отнял… отнял всю нашу милостыню, — рыдая, сказала она.

Йира вскочил и вопросительно взглянул на сына.

— Я дрался с ним, но он оказался сильнее меня, — не столько с огорчением, сколько с гневом сказал мальчик. — У нас было почти семь галлеров, когда мы попались на глаза нищенствующему монаху. Он отобрал у меня деньги.

Мать поспешила налить детям похлебки.

— Не плачь, доченька, — успокаивала она девочку.

— Он такой злой, такой… — продолжала всхлипывать девочка.

— Он кричал, — сурово сказал мальчик, — что только нищенствующие монахи имеют право собирать милостыню. Он ругал нас, а сам такой… такой… — и горько заплакал.

— Иди ко мне, сынок, — позвал его Йира. — Не плачь. Запомни этот случай — на всю жизнь…

К жене Йиры подошла девушка и подала ей два ломтя хлеба:

— Дай ребятишкам. Они очень устали. Я не хочу есть.

Женщина, стыдясь, взяла хлеб:

— Спасибо тебе, Анежка.

В очаге остались одни угли, а у самого пола дотлевали лучины. Мрак сгущался, и в нем потонули углы ночлежки. Во тьме утихли голоса людей. Но если бы кто-нибудь заговорил, то сказал бы то же, о чем думали все.

Желая нарушить гнетущую тишину, Ян громко захохотал:

— Знаете ли вы, как поймать монаха? Поставьте крысоловку и положите для приманки грош. Слуга божий почует его за целую милю, припрется к ловушке, сунет в нее руку и попадется.

Кое-кто засмеялся. Озорная шутка и смех нарушили тишину. Люди постепенно оживились:

— Попы и монахи служат мамоне, а не богу! Ничего себе, хороши слуги божьи!

— Они смеются над евреями, которые плясали вокруг золотого тельца. А сами? За один золотой волосок из его хвоста они готовы убить собственного отца!

— Они загребают деньги обеими руками. Идешь в костел, берешь кошелек, точно на ярмарку. Вот почему такие, как этот негодяй монах, не стыдятся обобрать голодных детишек. Черт бы побрал этих святош! Разве у них желудки больше наших? Если бы они сели с нами за стол, то съели бы меньше нашего: мы-то вечно голодные, а они — обжираются. Не напялит на свою тушу поп и две рясы сразу. Золото словно околдовало попов.

— Так колдовать не нужно никакого ума, — лукаво сказал беззубый старик. — Хватит одного — любить деньги. Не людей, миленький, а денежки. Я уже не гожусь ни для какой работы, и у меня есть время об этом покумекать. А когда у человека появляется свободная минутка, он обязательно что-нибудь придумает. Если, к примеру, голодный бедняк украдет краюшку хлеба, его поймают, осудят и отрубят руку, а для бедняка это всё равно что смерть. Пекарь же, у которого бедняга украл краюшку хлеба, всю жизнь подмешивает в муку всякую дрянь. Этот мошенник копит деньги и строит на них целый дом. Хотя пекарь в тысячу раз больший вор, однако он гуляет на свободе. Наказали его? Нет! Почему? Потому что он богач, присяжный заседатель ратуши или его родственник. Когда-то наш король Вацлав переодевался в платье бедняка, шел на рынок и покупал хлеб. Горе было тому, кто обвешивал короля! По высочайшему распоряжению таких жуликов сажали в клетку и купали во Влтаве, а их хлеб забирали и раздавали нищим. Теперь это — сказки. Король болен или живет под стражей — как он узнает о своем народе? А ратуша? Та, братец, не поднимет руку на богача. Священники начали торговать самим господом богом. Их торговля еще более ловкая — в нее никто не посмеет вмешаться. Попы — толстосумы, никак не могут насытиться золотом. Чудесный мир, с любовью сотворенный господом богом на радость людям, испортило золото.

Старик умолк. Невеселые думы снова овладели людьми. И только в Анежке, которая дала хлеба детям Йиры, слова старика пробудили мечты о счастье. Девушка вздохнула и тихо запела:

Жизнь чудесна, друг мой милый,С той поры, как мы полюбили.Розы цветут, в зелени край,Бог на земле сотворил людям рай.

Вдруг резко распахнулись двери, и в сарай ввалились шесть высоких латников с алебардами в руках. Эти верзилы целиком заслонили седьмого пришельца, оставшегося на пороге, — тщедушную фигуру маленького попика с желтым лицом.

Его злые глазки светились невыразимым коварством. Песенка оборвалась. Все повернулись в сторону дверей и, затаив дыхание, глядели на священника.

— Ну что? Забыли, как нужно приветствовать слугу божьего? — заскрежетал зубами поп. — Почему вы не креститесь?

Ни одна рука не поднялась. Дети жались к матерям.

— Дома плотник Йира? — злобно спросил священник.

Йира встал, держа в руках недоточенный топор:

— Я здесь.

— Когда ты вернешь мне должок? — прошипел священник.

— Я рассчитаюсь с тобой, как только заработаю…

— Разве ты не знаешь, что тебе следует обращаться ко мне со словами «преподобный отче»? — закричал священник. — Ты думаешь, что я еще раз приду к тебе, в твою грязную берлогу?

— Мне пришлось сначала заплатить булочнику. Я задолжал ему за хлеб, — сказал Йира.

— Ага, для тебя булочник важнее, чем твой духовный пастырь, — проворчал священник. — Ты думаешь только о еде! Хорошо! Положи сюда топор и подойди ко мне… Ну, долго я буду ждать? — заорал он, так как Йира что-то обдумывал и колебался.

Плотник положил топор на нары и подошел к священнику.

— Взять его и забрать топор! — отдал распоряжение священник.

Пятеро стражников обступили Йиру и направили на него свои алебарды, а шестой подбежал к нарам, схватил топор и подал его священнику.