Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Виленович Шигин

берегу Каспия укреплений, Ермолов, однако же, не скрывал всех трудностей предприятия.

В своем донесении об итогах этой экспедиции Муравьева Ермолов доносил в Петербург так: «Но так как нельзя не согласиться, что торговые сношения с Хивою, а паче посредством оной с Бухарией, могут представить большие выгоды, и, оными еще не ограничиваясь, можно сильному государству иметь в предмете распространение их и до севера Индии, то в таком смысле нет затруднений, кои не достойны бы были испытания».

На этом донесении, к сожалению, все тогда и закончилось. Со стороны Петербурга не последовало никаких дальнейших распоряжений, и вопрос о русском присутствии на восточном берегу Каспийского моря был отложен на целое десятилетие…

Глава четвертая

В 1824 году посланником в Персии от Ост-Индской компании (которая в данном случае представляла интересы Великобритании) был назначен полковник Джон Макдональд Киннейр. Как и большинство других английских резидентов в Персии, Макдональд прошел индийскую колониальную школу. Службу начинал в Мадрасском пехотном полку, став в 1807 году лейтенантом, а впоследствии капитаном. В 1808–1809 годах он участвовал в экспедициях в Персию, а в 1813 году принял участие в войне с Наполеоном, когда с особой миссией оказался в Европе и попал в расположение русских войск в Польше.

Свои многочисленные поездки через Россию и страны Среднего и Ближнего Востока Макдональд посвящал ведению военно-стратегической и политической разведки в интересах Ост-Индской компании, на службе которой он состоял фактически всю жизнь. В 1818 году он выпустил в Лондоне книгу «Путешествия по Малой Азии, Армении и Курдистану в 1813–1814 годах с заметками о маршрутах Александра и десяти тысяч греков», где слегка зашифровал историей об Александре Македонском разведывательную информацию, а чуть позднее «Диссертацию о вторжении в Индию».

Макдональд был джентльменом и для своего времени не чуждым некоторых либеральных идей, в дипломатии же старался соблюдать установленные правила и действовать в рамках установленных ему полномочий.

Для нас Макдональд, с одной стороны, был серьезным соперником, но с другой, особых подлостей с его стороны Ермолов не ожидал.

Учитывая особое место принца Аббаса-Мирзы в персидской иерархии, Макдональд жил на два дома – один в Тегеране, другой в Тавризе, причем жена Амалия Харриет предпочитала жить в Тавризе.

Будучи специалистом как по Индии, так и по вопросу безопасности индийских границ, Макдональд с большим вниманием следил за всем, что могло представлять хоть какую-то угрозу Ост-Индской компании. Именно он первым обратили внимание на итоги поездки в далекую Хиву капитана Муравьева, усмотрев (не без оснований) в этом блестящую стратегическую разведку.

Что касается противостояния Аббаса-Мирзы с Ермоловым, то Макдональд не был уверен, что персы (даже обученные на европейский лад) смогут противостоять закаленной в Наполеоновских войнах русской армии, о чем не раз говорил Аббасу-Мирзе.

Но так как инструкции из Лондона и Бомбея гласили, что Англии и Ост-Индской компании война между персами и русскими будет выгодна, Макдональд скрупулезно исполнял все предписания начальства.

Вечерами, когда с Сехендских гор дул холодный ветер, Макдональд, сидя на террасе дома, делился с женой своими мыслями:

– Наш принц рвется в бой, так как хочет громкой славы. Ермолов в бой не рвется, так как хочет мира русскому Кавказу. Я же, понимая, что ничего хорошего из затеи Аббаса-Мирзы не выйдет, но повинуясь законам большой политики, раздуваю костер будущей бесславной войны!

– Что поделать, мой дорогой! – зябко куталась Амалия в персидские шелка. – Большая политика – это всегда большая грязь!

* * *

Еще во время посольства Ермолова в Тегеран все дела о границах с Россией шах передал Аббасу‑Мирзе. В 1823 году было решено, наконец, приступить к размежеванию границы, но персидские комиссары под влиянием турецких побед надменно противоречили нашим на каждом шагу и вопреки даже здравому смыслу. Устав от персидского хамства, Ермолов попросил управлявшего в то время Карабахом князя Мадатова переговорить по этому поводу с Аббасом-Мирзой. Персидский принц как раз охотился на правом берегу Аракса.

Свидание это состоялось у Худоперинского моста. Чтобы произвести впечатление на принца, Мадатов явился окруженный огромной свитой и многочисленной конницей, составленной из первейших фамилий закавказских ханств. Шествие замыкал грозный 42‑й егерский полк с распущенными знаменами. Аббас‑Мирза приехал в сопровождении сыновей и всего двора. Его приняли с подобающими почестями. В лагере целый день гремела музыка, устраивались маневры, проводились скачки, а вечером был зажжен великолепный фейерверк. Персы были потрясены пышностью даваемых им празднеств так, что впоследствии, говоря о 1823 годе, называли его не иначе, как «год, когда был фейерверк князя Мадатова».

Однако никакой реальной пользы встреча не принесла. Все ограничилось неопределенными обещаниями.

– Зная Аббаса‑Мирзу, я никогда и ни одному слову его не верю! – скомкал Ермолов бумагу, прочитав письмо.

Вопрос о границах так и оставался открытым.

А затем умер воспитатель Аббаса‑Мирзы, старый каймакам, умный и ловкий Мирза‑Безрюк, имевший огромное влияние на воспитанника. После этого слабохарактерный Аббас‑Мирза подпал под влияние тавризского первосвященника и религиозного фанатика Муштенда‑Мирзы‑Мехти. Мехти уверил Аббаса‑Мирзу:

– Малейшая ваша сговорчивость по поводу границ сразу же уронит вас во мнении народа!

– Но мирный договор подписан! Что же делать? – разводил руками удрученный принц.

– Необходимо смирить гордость России оружием, возвратить потерянные Персией области и Грузию, изгнав русских за хребет Кавказа!

– Сказать легко, но легко ли сделать! – еще больше печалился Аббас-Мирза.

Был собран военный совет. Муштенд‑Мирза‑Мехти снова призвал к войне, его поддержал и главный евнух дворца и сераля. Сурхай казикумухский ручался головой, что имеет в горах много приверженцев и легко поднимет весь Дагестан, наводнит лезгинами Грузию. Хвастливый эриванский сердар униженно поддакивал:

– Если мне только позволят, то я в течение двух месяцев буду с войском в Тифлисе!

В завершении совета Муштенд‑Мирза‑Мехти впал в транс. Изрыгая пену и сопли, первосвященник выкрикивал пророчества о грядущей великой победе. Затем бедолаге совсем стало плохо. Он закатил глаза, немного побился в конвульсиях и затих.

– Может, умер? – с тревогой спросил принц.

На это Муштенд‑Мирза‑Мехти тут же открыл глаза и поднявшись заявил как ни в чем не бывало:

– Я благословляю победоносные знамена будущего падишаха, а сам с пятнадцатью тысячами мулл пойду впереди армии, указывая путь к славе.

Слова тавризского мудреца произвели на Аббаса-Мирзу огромное впечатление. Вопрос о новой войне с Россией был решен.

Зная от лазутчиков о намерениях Аббаса-Мирзы, Ермолов писал императору Александру тревожные письма, прося усилить Кавказский корпус еще одной дивизией и несколькими казачьими полками. Но император только отмахивался:

– Употребите все меры к сохранению мира, ведь это не так-то сложно!

Императору вторил и министр иностранных дел Нессельроде:

– Я просто