Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

с закрытыми глазами, вслушивался в отдаленный звон посуды, ждал, когда же мать позовет его к столу, но сам он ни разу не спустился, чтобы помочь ей, о чем искренне сожалел теперь, когда сам потерял молодость и остатки здоровья. От Брониславы все еще исходили теплые ясные лучи света - много ярче тех солнечных лучей, что светили в окна. В такие мгновения Влад невольно взирал на маленькую статую Мадонны - святой образ вбирал в себя самое ценное, что оставалось в памяти от родной матери, кою ему не удалось увидеть перед ее кончиной.

Описывая детство - только самые теплые памятные картины, Владислав упомянул Казимежа, с которым всю жизнь делил непонятное и лишь под старость лет им удалось - и так легко, помириться, вновь почувствовать между собой, как сильно они любят друг друга. Ему захотелось позвонить брату, просто пообщаться с ним, услышать хотя бы родной знакомый голос. Мемуары разворошили прошлое словно муравейник, и "муравьи" - те отрывки далекой жизни раз за разом вставали перед его внутренним взором. Он набрал номер брата, трубку взяла одна из племянниц - младшая дочь Казимежа. Влад поговорил с родственницей, радуясь тому, что у нее все хорошо, затем попросил позвать Казимежа.

Прости, дядя, но отец не может подойти. Если желаешь, я протяну телефон к нему, только подожди немного.

Конечно, дорогая, я подожду, - взволнованно проговорил он, не понимая, что стряслось с братом.

Влад, - в трубке раздался знакомый голос, только старческий, уставший.

Казимеж, брат мой, что с тобой произошло?

Спина, это все та проклятая травма, полученная во время падения. В молодости я мог преодолеть боль, а ныне совсем худо сталось мне, без помощи родных даже встать не могу, вот и приходится сидеть целыми днями как сыч, читать перечитанные книги, смотреть опостылевший телевизор и думать, вспоминать с грустью ушедшую молодость.

Прости меня, брат, прости. Я не ведал о твоем недуге, а еще хотел было пригласить тебя, твоих жену и детей в гости.

Тебе нет надобности винить себя, это я в долгу вечном перед тобой. Иногда к нам приходят в гости наши двоюродные братья и сестры, мы часто говорим о тебе и они всякий раз передают тебе привет и искреннюю благодарность за твои деяния, что ты один из всего нашего многочисленного рода сумел возвысить имя Шейбалов на всемирный пьедестал. А я так завидовал тебе когда-то, в неразумной злобе задаваясь вопросом: почему именно ты превзошел меня во всем, о чем когда-то грезил я в юности, но после нашей последней встречи я увидел тебя иными глазами, понял, наконец, что ты особенный человек, не как все, и ты гораздо лучше меня, не зря ведь дядя Жозеф выделил из всех нас именно тебя одного, на его месте я поступил бы также.

Прошлое братья вспоминали с радостью, многое говорилось меж ними о пережитых моментах, о людях, давно покинувших этот мир, со слезами на глазах упомянули отца и мать и сестру, пообещав в конце разговора не забывать друг друга, поддерживать каждый со своей стороны, ведь они остались старейшинами рода - хранителями семейной печати. Лишь с возрастом на закате лет пришло понимание необходимости сплотиться, стать единым целым.

Владислав остался доволен общению с Казимежем. Он и сам немало сделал для спокойствия души его: в трудное время помогал ему и дочерям, позже - внукам. Не имея собственных детей, Влад как бы вжился в роль второго отца-деда и помощь его Казимеж оценил сполна. Он знал, что Влад по природе своей являлся помощником - столь редкий дар в наше время, он всегда старался подать руку помощи нуждающимся и никогда не отказывался поддержать всякого, кто просил об этом. Вся семья гордилась Владиславом, когда узнала из других уст, как он помог родственникам, живущих в Ереване, после страшного землетрясения, повергнувшего человечество в шок, и многие из рода благословили Влада.

Страницы автобиографии подходили к концу. Уже нужно было принести рукописи в издательство, но он медлил, чего-то стесняясь непонятного, в заботах и хлопотах откладывая каждый визит к Джилу.

Стояла солнечная осенняя погода, природа лишь немного позолотила листья, мягким ковром начавших застилать сухую траву. Владислав любил эту пору, она каждый год вселяла в него мирные надежды на будущее о тихой спокойной жизни.Эта осень 1992 года - его шестьдесят девятая; сколько еще осталось прожить: день, два, может, пять лет или десять, а, может, и того больше? Он гулял по своему внутреннему дворику, с благодатной безмятежной улыбкой вглядываясь в голубое небо, украшенное белыми облаками. Ему вспомнились дни беззаботного детства в Кременце, когда он, маленький мальчик, ниже травы, бежал босой по сырой от росы земле к холмам, где сидел за работой отец, тогда еще молодой и отчего-то необычайно красивый с большими пронзительными глазами под черными густыми бровями. Лишь став взрослым, Влад осознал свое безгрешное некогда счастье, коим обладал сполна в нежном возрасте, когда сердце переполнялось чем-то легким, светлым, незримо-веселым, что невозможно описать словами. Тогда все казалось легко преодолимым, надежным в ладонях нежной матери и мудрого отца. Да, они любили его - каждый по-своему, но осознал это слишком поздно, когда понял, как сильно их не хватает.

Ночью Владислав видел сон: яркий. окутанный сказочно-незримым светом, и в том сиянии стояли двумя рядами все те, кто был некогда дорог его сердцу: отец и мать, Янка, Ирена и Янина, тети Ванда и София, бабушки и дедушки, дядя Адам и Алан, а в конце с распростертыми руками словно крылья ожидал его дядя Жозеф с кроткой, уставшей улыбкой. А Влад смотрел на каждого и слезы текли по его щекам: он так хотел обнять их всех, сказать теплые слова, что давно хранил в своем сердце, но понимал, что то всего лишь сон - раз и погаснет как свеча. Утром встал много раньше обычного, на небе только забрезжил рассвет, в комнате было еще темно и холодно, но непонятное чувство тревоги и радости не давали покоя, и повсюду ощущался сладковатый запах, словно в доме вдруг вырос розовый куст, но откуда он, Влад не знал. Встав с кровати, артист проветрил комнаты, но запах не исчез, а лишь становился все сильнее и сильнее. Он принял душ, заварил в турке крепкий кофе - но розовый аромат перебил резкий запах горячего напитка. Бесцельно бродя по дому, останавливаясь и прислушиваясь к тишине, Владиславу становилось то страшно, то несказанно легко. Он пробовал заняться легкой уборкой, дабы отвлечься