Король холопов - Юзеф Игнаций Крашевский

было сказать. Он был большого роста, крепкого телосложения, с молодых лет закаленный, готов был, несмотря ни на какую погоду и во всякое время, сесть на коня, ночевать в поле и не боялся никаких трудов. Лишь в последние годы, так как у него мало было дела, он стал несколько тяжел на подъем; однако вокруг него всегда было шумно и людно.

В те времена вели совершенно иной образ жизни, чем теперь, и существовали другие обычаи. Как домочадцы, так и гости вставали очень рано, до восхода солнца. Так как воевода был очень религиозен и заботился о том, чтобы дворня и челядь тоже были такими, то все прежде всего отправлялись к обедне в ближайший костел или в каплицу, находившуюся во дворце.

После обедни садились за обед в обширной столовой; первые места занимали хозяин и его жена, а затем размещались по знатности и возрасту гости и придворные. Хотя уж и в то время начали входить в употребление разного рода коренья и пряности, но воевода не любил новшеств, и кушанья были незатейливые, но простые и сытные. Ставили на стол больших размеров блюда с мясом, дичью, рыбой, каши, молочные продукты, и все, оставшееся не съеденным, отдавалось прислуге и челяди. Пива давали вволю, а вино подавалось только по праздникам и то избранным лицам. Вместо вина давали мед — свежий и старый.

Обед начинался и оканчивался молитвой, которую совершал громогласно капеллан и благословлял яства и собравшихся на трапезу. Во время обеда воевода любил вести беседы, и гости старались каким-нибудь рассказом или сообщением только что полученных известий привести его в хорошее расположение духа. Сохраняя свое достоинство, он допускал в разговорах большую свободу, поощрял шутки и охотно смеялся над ними. Заговорив о каком-нибудь вопросе, он его всесторонне рассматривал и пускался в длинные объяснения, которые его собеседники охотно выслушивали, так как он говорил толково, плавно и часто очень красноречиво. Лишь в последние годы в стала нем заметна излишняя болтливость, свойственная старческому возрасту. За столом сидели довольно долго, и хотя воевода каждый съеденный кусок запивал пивом, однако он не пьянел и сохранял ясность рассудка. После обеда в комнату впускались любимые собаки, которые размещались вокруг стола и скамеек, и Бенко угощал их остатками от обеда; каждая собака напоминала ему о каком-либо приключении на охоте, о которых он любил рассказывать. Случалось, что тотчас после обеда приезжал кто-нибудь из деревни или приходил новый гость из города; его усаживали за стол, угощали медом, и Бенко оставался с ним. Если представлялись какие-нибудь дела, о которых нельзя было говорить при чужих, он удалялся в свою комнату, в противном случае он оставался в той же комнате или выходил на двор, присматривался к упражнениям молодежи, стрелявшей из лука, метавшей копья, отправлялся в конюшни и осматривал лошадей. Так проходило время до вечерней трапезы, если в промежутке не приезжал какой-нибудь знатный дворянин или какое-либо духовное лицо.

Изредка воевода отправлялся на охоту, ездил в гости к соседям, навещал епископа. В таких случаях он брал с собой многочисленную свиту и челядь.

По вечерам усаживались за вторую трапезу, которая часто продолжалась до поздней ночи.

По воскресеньям и праздничным дням число приезжающих гостей увеличивалось, и воевода, любивший видеть вокруг суету, радовался каждому вновь прибывшему. К нему приезжали не только из различных частей Великопольши, но и из Мазовья, Силезии прибывали землевладельцы по делу и безо всякого дела.

Благодаря его доброте, справедливому и хорошему обращению с людьми, к нему быстро привязывались, и всякий, подружившийся с ним, оставался его другом до конца жизни. Его приятели ему доставляли со всех сторон всевозможные известия, и он всегда знал обо всем происходящем, хотя у него не было специальных наемных людей, обязанных за всем следить и обо всем доносить.

В особенности с тех пор, как он поссорился со своим племянником, ему сообщали о каждом шаге Борковича. Куда бы Мацек ни тронулся, каждый его поступок, о чем бы он ни говорил, всякое неосторожно сказанное им слово — все это тотчас же становилось известным при дворе воеводы.

Жена Бенко, сохранившая прежнюю любовь к племяннику, пыталась несколько раз промолвить в его защиту робкое слово, но успеха не имела. Воевода на основании верных данных был убежден в том, что Боркович замышляет измену, и ждал только какого-нибудь опрометчивого шага с его стороны, чтобы выступить против него.

— Не стану я ждать, — говорил Бенко, — пока получу приказание из Кракова. Лишь бы были какие-либо улики против него, я велю его арестовать и засажу в тюрьму. Пускай произведут следствие.

Но и у Борковича были свои наушники, доносившие ему о том, что воевода говорил и намеревался сделать.

Мацек злился и презрительно насмехался над дядей.

— Пока старик будет собираться, — говорил он, — я с ним справлюсь. Он трое суток будет болтать, раньше чем возьмет оружие в руки, а я тем временем тихохонько его захвачу.

Незадолго до свадьбы короля у воеводы открылась старая рана на правой ноге и начала гноиться. Поэтому он не мог поехать в Краков, чтобы лично принести свои поздравления королю, несмотря на то, что он хотел и обязан был это сделать. Не участвуя лично в свадебных празднествах, он ими интересовался, и всякий, возвращавшийся оттуда, должен был ему подробно рассказать обо всем виденном и слышанном. В особенности ему любопытно было знать, что там делал Мацек, поехавший туда вопреки его ожиданиям. Рассказы о том, как Мацек старался, чтобы его присутствие на королевской свадьбе было всеми замечено, возмущали его до глубины души. Зная о замышляемой измене Борковича, он находил такое поведение с его стороны неслыханной дерзостью и со своим прямым, честным характером, не допускавшим никакой фальши, он перенести не мог, что его племянник старается обмануть короля. Он знал о его прежних отношениях с бывшей княжной Ядвигой, теперешней королевой, и это его сильно беспокоило.

Одним из первых, возвратившихся со свадебных торжеств, был Вержбента, с которым воевода был в приятельских отношениях, и которому он вполне доверял. Бенко тотчас же послал к нему гонца с просьбой навестить калеку, как он про себя выражался. Вержбента имел при королевском дворе большие связи, был человек опытный, с проницательными глазами, с чутким слухом, и Бенко о многом надеялся от него узнать. Как только Вержбента прибыл, они заперлись вдвоем в спальне воеводы, лежавшего в постели из-за больной ноги.

Вержбента, раньше старавшийся защищать Борковича и поверивший в то, что это опасный человек, возвратился из