Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

(1514), с Центральной Азией – взятие Казани (1552) и Астрахани (1556). Завоевание Сибирского ханства (1582)162 – важнейшего транзитного центра доставки мехов с Севера Сибири превратило Московское царство в евразийского «пушного монополиста». Это произошло в тот самый момент, когда мода на меха в Западной Европе достигла своего пика163. Казалось бы, перед московской казной открылась возможность безграничного обогащения. Однако ведущие на европейские рынки пути были преимущественно морскими, а у Москвы не было собственного флота. Поэтому она была вынуждена «уступать» часть прибыли от экспорта «мягкой рухляди» ливонским, ганзейским или шведским посредникам – региональным морским перевозчикам. Попытка Ивана IV Васильевича Грозного «взять под свою руку» балтийские порты, купеческие фактории и флотилии потерпела неудачу164.

Двери для выхода русской пушнины на международный рынок, по выражению Роберта Рейнольдса165, отворили англичане, проложившие в 1553 году в обход не пускавшей их на Балтику Ганзы морской путь в «северные области России и Московии» вокруг Скандинавии через Ледовитое море166. Называемое также Северным, Хроническим, Арктическим, Мертвым, Скифским или Кабенным, упоминаемое в прусских и московских источниках как Печорское море, до этого момента оно «считалось несудоходным, поскольку думали, что оно находится в холодной стране, полно льдов и в нем весьма трудно найти путь для корабля»167. Для торговли с Москвой английские купцы образовали первое в истории акционерное общество «Mystery and Company of Merchant Adventurers for the Discovery of Regions, Dominions, Islands, and Places unknown» («Общество купцов, искателей открытия стран, земель, островов, государств и владений неизвестных и доселе не посещаемых морским путем»)168, позже известное как Московская компания169. Вслед за англичанами в «северные области России» пришли голландские и французские купцы170. Главными воротами московского экспорта стал Архангельск, основанный в устье Северной Двины в 1584 году специально для «портового торга». Иностранные коммерсанты ежегодно покупали здесь до 600 сороков соболей, 350000 белок, 16000 лисиц и 20000 кошек171. Следует заметить, что «пушной бум» стимулировал самый широкий товарообмен, в круг которого включались произведения Нового Света и Ближнего Востока. Собственно доля мехов в этом обмене была не столь значительной172. Наибольшим спросом у купцов новых морских держав пользовались экзотические продукты северных земель – деготь для конопачения корабельных корпусов, пенька для канатов и лен для парусов173. В конце XVI века Архангельск был самым быстрорастущим российским портом174. Вплоть до основания Санкт-Петербурга в 1703 году он оставался единственным российским портом на Мировом океане175.

Исторически Белое поморье и Печора были Первым Севером России. Его столица – Архангельск – был не только торговыми воротами России, но и ее форпостом дальней северной колонизации. С середины XVI века жители Белого поморья занимались рыбными и звероловными промыслами в Заполярье: на Мурманском берегу и Новой Земле, которую промысловики называли Маткой. Поморско-сибирская торговля, прежде всего Мангазейским морским ходом (о нем подробнее будет сказано ниже), способствовала миграции в Западную Сибирь жителей Белого поморья, составивших значительную часть потока «вольно-народной» колонизации Обского Севера176. Активно развивавшаяся в XVI–XVII веках международная торговля делала заполярные промыслы чрезвычайно выгодными177. Благодаря им в XVII веке Архангельск стал одним из мировых центров продажи трески178, связующим звеном российской торговли с английской и голландской колониальными экономиками179. Иначе говоря, Архангельский Север был фасадом Московского царства, его лицом, обращенным к глобальному миру. В записках иностранных путешественников, посещавших Архангельск, образ последнего репрезентировал всю «русскую землю». Яркие описания северных пределов Московии, с характерными для них топосами, переносились европейскими путешественниками и читателями их записок на страну в целом:

Архангельск представляет собой замок, сооруженный из заостренных и перекрещенных бревен; постройка его из бревен столь превосходна – нет ни гвоздей, ни крючьев, – что это прекрасное творение, так что нечего похулить; и для того чтобы сделать все это, использовался один только топор. И нет такого специалиста-архитектора, который мог бы сделать более прекрасное творение, нежели это180.

Россия изобилует землей и людьми и очень богата теми товарами, которые в ней имеются… В северной части страны находятся места, где водится пушнина – соболя, куницы, молодые бобры, белые, черные и рыжие лисицы, выдры, горностаи и олени181.

…земля [тут] очень красива. Жителей вовсе нет, от Колы до Св. Николая, ибо земля вся еще была покрыта снегом, и снег еще шел, когда мы там были, и очень было холодно182.

…в северных частях владений великого князя холод не дает расти хлебу – так он жесток183.

Тут [в Новгороде] мы нашли агента [Московской] компании Уилльяма Роули… мы передали ему все товары, привезенные из Колмогор, потому что на пути мы продали их на какие-то гроши; очень уж бедно везде население страны184.

28 июля [1586 года] мы приплыли к городу Св. Михаила Архангела, где наши купцы сошли на берег говорить с губернатором и отдать ему рапорт… Поприветствовав их, он спросил, кто они, и когда узнал, что мы французы, то весьма обрадовался и сказал переводчику, что мы желанные гости, а потом взял большой серебряный стакан и наполнил его. Надобно было опустошить его, а потом другой, и опять, а потом третий также надлежало докончить. Сделавши три таких славных глотка, начинаешь думать, что расквитался, но самое худшее идет в конце: надобно выпить еще чашку водки, столь крепкой, что от нее живот и горло как будто в огне, когда ее выпьешь. И тут еще не все: поговоривши немного, надобно пить за здоровье вашего короля, и вы не смеете отказаться. Таков обычай здешней земли – много пить185.

Неудивительно, что европейцами Московское царство в целом воспринималось как северное царство. В воображении венского епископа Иоганна Фабри «московиты» обитали у Ледовитого моря (1582)186. Властителями Севера объявляли себя и сами московские правители. Посольство сибирского князя Едигера в Москву в 1555 году дало Посольскому приказу основание добиваться от европейских дворов признания нового царского титула «всея Сибирские земли и Северные страны повелитель»187. «Титулярник» Великого государя Царя и Великого князя Всея Руси Ивана IV Васильевича Грозного (1533–1584) сообщал о нем, помимо прочего, как о «Князе Кондинском и Обдорском» (des Pais Bas de Condorie et Hobdorie), то есть правителе расположенных в обско-иртышском междуречье Югорских княжеств (шестая позиция) и «всея Сибирския земли и Северныя страны повелителе» (des pais de Siberie, et aultres grandz pais, et provinces, de la part du Nord) (седьмая позиция)188. Век спустя Великий государь Царь и Великий князь Всея Руси Алексей Михайлович Тишайший (1645–1676) именовался также «Царем Сибирским» (четвертая позиция), «Государем и Великим Князем Обдорским и Кондинским» (шестая позиция) и «всея Северными странами повелителем» (седьмая позиция)189. При этом если южные и западные границы