Л. Дымерская-Цигельман - АЛИЯ 70-Х...

Нацерет мне в первый день показался пустынным. Но уже назавтра город мне понравился. И чем дальше, тем больше ощущалось, что это древний библейский город. А если говорить о природе, то мои впечатления первых месяцев были очень неожиданными и благоприятными. В России я себе представлял, что буду жить в пустыне с оазисами. Оказалось, что Израиль, в той полосе, где живет большая часть его населения, исключительно зеленая, красивая и разнообразная страна.

Занятия в ульпане проходили нормально. Язык я учил с большим интересом, и он давался мне без особых сложностей. Однако до сих пор у меня остается некое ощущение неграмотности.

Работу я искал очень несистематично, но у меня и выбор был небольшим. Я собирался продолжать заниматься физикой и оставалось искать место в одном из четырех или пяти заведений: в Хайфском Технионе, в Университетах Иерусалима, Тель-Авива или Беер-Шевы и в институте Вейцмана в Реховоте. И так как Нацерет был ближе всего к Хайфе, то и договориться мне было проще всего в Технионе, где я и начал работать через полгода после приезда в страну. В Технионе я защитил докторскую диссертацию и продолжаю в нем работать, часть времени преподаю и занимаюсь наукой. Правда, здесь возникла некоторая сложность. Я привык работать в группе, то есть, когда несколько человек работают над одной темой. Здесь же нет таких групп. Если десять человек работают в одном отделе, то это практически означает десять тем. Работа более индивидуальна, и, видимо, моя психология к этому меньше приспособлена, чем это требовалось бы. Поэтому и результаты работы меньшие, чем следовало бы ожидать за такое время.

Я НЕ ЛЮБЛЮ БЫТЬ ПОСТОЯННО ЭКЗАМЕНУЕМЫМ

Если говорить о престиже, то ученые — это привилегированная группа. Израильтяне ценят человека, к имени которого можно добавить слово «профессор» или «доктор». Говорят, что в последнее время пиетет этот уменьшается и, если так, то это хорошо. Другое дело, что есть разница между статусом ученого, прошедшего весь путь от студента до профессора в Израиле, и статусом ученого, приехавшего из России. В Израиле не так много научных учреждений и штат постоянных сотрудников в них небольшой. Попасть в их число сложно. Поэтому большинство ученых работает временно. Временная работа может продолжаться 3-4 года, а может и 15 лет, но формально после каждого года нужно возобновлять договор и нет никакой гарантии, что контракт с тобой будет возобновлен.

И это не имеет никакого отношения к тому, откуда ученый приехал. Проблема состоит из двух частей: 1)социальная и 2)финансовая. Обе части объективно справедливы. Справедливы ли они каждый раз по от ношению к любому человеку — это уже другое дело. С| социальной точки зрения считается, что в науке не должно работать особенно много людей, так как значительная часть науки непродуктивна. Она поглощает деньги, и, если и есть отдача, то только от части ее и то на каком-то определенном этапе. И разрешить заниматься наукой всем, кто этого хочет, общество не может себе позволить. Поэтому нужно отбирать. И для того, чтобы отбор был справедливым, нужно поставить людей в условия жестокой конкуренции. И эти жесткие условия конкуренции существуют в израильской науке. Поэтому, когда в институт приходит ученый, то прежде, чем его включить в постоянный штат, о нем наводят справки, каким он был студентом, аспирантом, докторантом. И так как Израиль страна небольшая, то, в сущности, несложно получить информацию о любом местном ученом. Несложно получить требуемую информацию и об ученом, приехавшем из Америки или любой другой свободной страны. И совершенно невозможно ее получить из Советского Союза. Поэтому неясно, что представляет собой ученый из Советского Союза, если только он не мировая величина. Ему дается возможность проработать временно 2 или 3 года и соответственным образом проявиться. И это, в общем-то, очень нехорошее состояние, для меня по крайней мере. Я не люблю быть непрерывно экзаменуемым. Такова социальная сторона проблемы. И существует чисто финансовая трудность. Технион — это, конечно, не хозрасчетная единица. Даже с небольшим штатом он работает на громадных дотациях. Часть дотаций идет от государства и часть из заграницы. И если это чьи-то частные пожертвования, то меценат, как правило, хочет, чтобы на его деньги было построено здание и на нем повешена табличка с его именем. На ставки работников деньги жертвуют менее охотно. Поэтому институты постоянно стеснены в средствах.

ЧТО ДЕЛАТЬ УЧЕНОМУ

Какой же выход может быть для ученого, с которым не продлили контракт?

Это уже вопрос подхода. Можно уехать в Америку и там найти место. Некоторые так и поступают. Можно попробовать в других местах в Израиле. Скажем, есть у меня знакомый, с которым не продлил контракт Иерусалимский университет, а в Технион его взяли, и у него сейчас очень хорошо пошло дело именно в Технионе. Это еще одна возможность. Есть возможность снижения — преподавание в техникуме или школе. Есть теперь и другая возможность. Пойти в «Аршах» — поселение, организованное учеными и инженерами из России. Они выполняют прикладные исследования на договорных началах. Это поселение существует уже 2 года, и хоть с трудностями, но развивается. Такие возможности для ученого. Остальное вопрос психологии и предпочтения.

ДРУЗЬЯ ПРИОБРЕТАЮТСЯ ТРУДНО

Периода изоляции у меня не было никогда. В ульпане вместе с нами жили интересные люди, общения с которыми на первых порах мне вполне хватало. Я глотал громадными порциями книги о России, которые не удалось там прочитать. Постепенно мои интересы сдвинулись и наряду с книгами о России я читаю книги об Израиле и даже с большим интересом. Израильских друзей у меня до сих пор нет, и я считаю, что это естественно. Друзья приобретаются трудно. Это требует времени и, главное, общего жизненного опыта. Потому что люди могут думать более или менее одинаково о вещах, которые они пережили, а не о том, что один пережил, а другой читал. А этот опыт требует времени. Нужно отслужить с израильтянами в армии; понять, что значит стране не хватает денег; кто такие выходцы из Марокко — это плохо или хорошо. Нужно это все прочувствовать и, может быть, у тебя потом будут друзья — израильтяне, а, может быть, нет. Мне пока хватает друзей из России и знакомых израильтян.

МНЕ НРАВИТСЯ АРМЕЙСКАЯ СЛУЖБА

Мне нравится армейская служба может быть потому, что я не доигрался «в войну» в детстве. Сейчас «милуим»[16] — это 35 дней в году. Приятно было узнать, что можешь хорошо стрелять, выносить нагрузки большие, чем предполагал. Конечно, это мешает работе, так как вырываешься из круга занятий, мыслей. А в общем это очень здоровое ощущение, что ты сам себя защищаешь, раз уж ситуация такова, что защищаться надо.

ДЕТИ ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ В ИЗРАИЛЕ ПРЕКРАСНО

Дети чувствуют себя в Израиле прекрасно и это касается не только моих детей. Для тех, кто покидает Израиль, основная трудность — убедить детей уехать отсюда. Моя старшая дочка была в садике очень немного, она вскоре после приезда пошла в школу. А младшая прошла весь путь израильского дошкольного воспитания, она была в нескольких садиках и везде ей было очень хорошо. Воспитательницы здесь добрые. Они любят детей и знают как эту любовь перевести в воспитание. Они все получили специальное образование. Со школами бывает по разному. Уровень ее зависит от района, в котором школа находится и от того, кем заселен район. Старшая дочка учится в школе, где уровень преподавания более высокий, чем в школе у младшей. Но и старшая, и младшая не хотят болеть, им надоедают каникулы, им хочется быть в школе и это самое важное.

«ТАНАХ» — ЭТО НАША ИСТОРИЯ, НАШИ СКАЗКИ, НАША РЕЛИГИЯ

Нужно понять, что значит учить Танах. Уже с детского садика дети знакомятся с «Танахом», потому что Танах — это наша история, и наши сказки, и наша религия — все вместе. Детям рассказывают о каждом празднике и тогда обязательно обращаются к Танаху. Первые годы у меня вызывало умиление, когда дочка приходила и рассказывала мне библейские истории. Было очень трогательно и приятно видеть младшую дочку в садике на празднике, поющую с остальными детьми ханукальные или пасхальные песни. Дети сами очень любят библейские истории. Во-первых, это увлекательно, как сказка. И это не просто сказка про Ивана-царевича, который непонятно какое имеет к тебе отношение, это сказка про твой народ. Это-то они точно знают. Герои сказки — это мы, только 3000 лет тому назад. Праздником начинается для ребенка изучение Танаха, а потом это уже становится предметом полуэтическим, полуфилософским.

Хочу ли я, чтобы Танах оставался для девочек только знанием или чтобы они стали религиозными людьми?

Я бы хотел, чтобы они сами это выбрали. Я бы только хотел, чтобы значительная часть того духовного, что есть в Танахе, воспиталась в них, чтобы они понимали, что религия — это часть нашей истории, нашего сознания, нашей философии. И это у них будет совершенно точно. Так построено воспитание. Что же касается выполнения правил, предписанных религией, то мы все пока ограничиваем тем, что зажигаем свечки в субботу и делаем «Кидуш».