А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)

Так почтительно и нежно приветствует её, берёт руку… Они идут танцевать.

– Знаете, если бы вы не приехали, княжна, я бы так и не танцевал. Я решил уехать с бала.

– Почему, сир? Здесь так весело. Столько дам, девиц… Такие красивые… – замирая от радости и страха, пробует наивно лукавить малютка. И ждёт, что он ответит.

– Может быть. Не знаю. Я особенно не интересуюсь девицами… и дамами. Я ждал вас.

Вот, вот, эти слова!

Такие простые и чудные в то же время: «Я ждал вас!»

Боже мой! Отчего это так засверкали ярко огни в люстрах и бра по стенам? Отчего звуки музыки полились упоительно сладким потоком, кружа голову? Отчего сердце замерло в груди, перед этим так громко стучавшее в твёрдый высокий корсаж!..

Почему ноги сами скользят по блестящему паркету словно крылья выросли за плечами у неё, маленькой, глупой девочки?..

Неужели оттого лишь, что юноша, танцующий с нею, бледный и серьёзный, с тёмными горящими глазами, в чёрном наряде, сказал три слова: «Я ждал вас».

Да, только оттого.

И что бы ни случилось потом, ничего не будет лучше этой первой минуты, когда он, желанный, годами ожидаемый, являвшийся ей в чистых девичьих снах, сказал: «Я ждал вас…»

Праздник близок к концу. Чаще и выше вздымаются женские полуобнажённые груди, негой и зноем сверкают лучистые глаза.

Огнями желаний загораются очи мужчин, которые тонут взглядами в пропасти опасных вырезов, отмеченных пеной кружева, изломами тюля, гирляндами невянущих цветов…

Губы тянутся прильнуть к тому, чего не видят, но угадывают жадные глаза… И только цепи приличий и светская выдержка заставляют сдерживать порывы желаний.

Бал удался на славу, потому что цель его достигнута: две-три сотни дам и мужчин испытывают настроение, близкое к экстазу, смесь веселья и страсти… То, чего нет в скучной, обыденной жизни.

Все заняты друг другом… Но невольно следят за одной парочкой.

Они тоже охвачены любовью. Но ещё чистой, невинной пока.

По крайней мере, это можно сказать о девушке.

Уже волнуется у неё кровь, алеют губы, щёки… дышит порывисто полудетская, невысокая, но прелестно обрисованная грудь… Но нет грязи в этом волнении, нет похотливой струи в той волне, которая, по-видимому, подхватила всё существо девушки и мчит её, клонит к нему, к этому желанному, милому… Ей только бы слышать этот голос, видеть эти глаза, опираться на сильную, породистую руку и забыться в упоительном танце, умереть в нём вместе с этим юношей… Больше ничего!

Со временем, конечно, и это девственное тело загорится другим огнём, его коснётся острое жало плотской страсти. И новые муки, новые радости узнаёт девушка. Но ликовать будет только тело. Первая радость души, последняя радость души переживается сейчас, на этом балу, в этом танце, рядом с ним… Когда он так просто сказал ей: «Я ждал вас!»

Сегодня справляет душа юной девушки первый самый прекрасный пир: первого чистого чувства любви…

Не совсем то же чувствует её друг.

Он уже изведал кое-что из мира страстей… Ему мало танца, звука, пожатия руки… Он видит порою, как сон на яву, что берёт малютку, чистую и прелестную, как ландыш, бледную, как этот вешний цветок… И несёт в своих объятьях куда-то далеко и жмёт крепко к груди… сам горит и трепещет. И она, белая, чистая, загорается, начинает алеть от его поцелуев, объятий и ласк…

Вот и сейчас, здесь, на балу, при всех, юноша почувствовал неодолимое желание прильнуть губами к губам, к шейке этой чудной малютки…

Разум говорит, что этого нельзя… А молодая кровь ничего слушать не хочет…

Забыв обо всём, не помня даже, как робка, неопытна его подруга, юноша, улучив минуту в колыханье танца, своими пылающими сильными пальцами крепко сжал хрупкую, бледную ручку девушки, прижал эту руку к груди, как бы желая и её, робкую, чистую, заразить своим огнём, своими желаниями…

Затрепетала малютка, от испуга похолодело у неё в груди. Вспыхнуло яркое пламя в глазах, потом поплыли зелёные и жёлтые круги. Она едва удержалась на ногах.

Густав тоже смутился, заметив, как его вольность повлияла на девушку.

Он сразу отрезвел и особенно мягко, совсем по-братски спросил:

– Я сделал вам нечаянно больно? Простите. Что с вами? Вам дурно?..

– Да… Простите… я пойду… я к генеральше… Простите… – едва могла пролепетать пересохшими губами княжна и, не ожидая его помощи, бросилась в уголок, где воспитательница её, Ливен, сидела и наблюдала издали за питомицей.

К счастью, танец кончился в эту минуту и никто почти не заметил маленького приключения юной пары.

– Ваше высочество, что случилось? Что произошло? Вам нездоровится? – встретила вопросом девушку зоркая воспитательница.

– Да… нет… ничего… Пойдёмте в уборную… Впрочем, нет… Тут близко никого… Я должна вам сказать… сейчас он… он позволил себе… Он так пожал мне руку… Разве это можно?.. На глазах у всех. Я просто не знала, куда мне деваться?!

– Да… То-то я заметила… Что же вы сделали?

– Я? Ничего. Я так испугалась, думала, упаду в обморок!..

– Ну, ничего… Успокойтесь… Пойдёмте, выпейте воды. Тут не место, мы потом дома поговорим…

Густав тоже кинулся к своему опекуну, который стоял со Штедингом, Зубовым и князем Эстергази.

Князь делился с высокими слушателями пикантными подробностями своих многочисленных приключений, и все дружно хохотали.

– На два слова, дядя Штединг. Простите господа… Я только два слова.

Зубов и Эстергази предупредительно отошли, но оба насторожили уши, почуя, что дело важное.

– Дядя, я решил… она мне очень нравится. Слышите? Я хочу сделать предложение. Кончайте скорее ваши переговоры… В чём там у вас помеха, скажите мне наконец?

– О, ничего, почти ни в чём, – поспешно заговорил Штединг, – впрочем, как его высочество?..

– Да, да. Теперь пустяки остались… Решили? Поздравляю… А я было хотел тебе нынче… Ну, да это дома, потом… Поздравляю… Я так и поведу переговоры… Да…

Густав, уже не слушая, вернулся в зал, разыскивая княжну. Он увидел, что она с матерью и Ливен готовилась уезжать.

– Почему так рано, ваше высочество? – обратился король к Марии Фёдоровне.

– О, мы и так засиделись дольше, чем думали… Ужин затянется поздно… А я и Александрина ещё хотим навестить бабушку если она не спит, справиться об её здоровье.

– Прошу вас… Один танец… Ещё не поздно…

– Ну, так и быть, для вас, господин Густав… Иди, танцуй, Александрина…

И княжна, трепещущая, бледная, боязливо подала теперь руку кавалеру. А в сердце её что-то звенело радостно… Руки были холодны, а в груди жгло от неведомого восторга, непонятного страха… И длился последний, в этот вечер, танец юной пары – по всем углам шли толки, посеянные неизвестно кем, все говорили, что дело кончено, что даже на словах решены условия союза и назначен день сговора, чуть ли не свадьбы.

В воскресенье ещё нездоровилось государыне. Да и Густав не показывался никуда, вёл долгие переговоры наедине с регентом, после которых выходил, хлопая дверьми, и запирался в своей комнате…

Только в понедельник к обеду собралась в Таврическом дворце семья императрицы, включая Константина, ещё бледного, действительно перенёсшего лихорадку после ареста. Не было одного Павла.

Все чувствовали, что должно совершиться нечто особенное.

Густав, видимо, дулся на дядю, а тот поглядывал на питомца с какой-то особенной опасливостью.

Только Лев Нарышкин, бывший в ударе, шутками и каламбурами поднял несколько общее настроение.

День выдался сухой, тёплый, и кофе подали в саду.

Екатерина, всё время наблюдавшая за внучкой и гостем, была удивлена сдержанностью последнего, особенно после тех рассказов, какие пришлось ей выслушать с разных сторон о странном приключении на балу у Кобенцеля.

Ещё слабая после припадка, Екатерина медленно, опираясь на свою трость, шла по террасе, куда раньше собрались остальные.

Вдруг Густав, словно выжидающий минуту, отделился от группы и подошёл к ней.

– Позвольте помочь вашему величеству?..

Он ловко подвинул кресло и помог опуститься в него государыне. Затем сразу, словно не давая себе опомниться, продолжал:

– Я должен извиниться… Но теперь подходящая минута… Моё сердце вынуждает меня говорить прямо, не прибегая к посторонней помощи, чтобы избежать всяких проволочек и хитросплетений… Я больше люблю прямо, на чистоту.

– Я тоже, сир. В чём дело, говорите!

– Я желал вам открыть, что ваша внучка, княжна Александрина… Что я полюбил её и прошу руки её высочества, если вы и родные ничего не имеете против этого.

– Да? Что же… Это несколько неожиданно. Но мы все здесь давно желали этого. Не стану скрывать, и я, и все будут рады… В добрый час. Со своей стороны я даю полное согласие… Конечно, на условиях, о которых будут говорить ваши и мои министры. Сын мой и невестка, полагаю, тоже порадуются… Даже уверена, зная их расположение к вам… В добрый час, мой кузен и будущий внук! В добрый час!