Сергей Бородин - Тамерлан

Нас поместили в уютной кибитке, где мы вымылись и почистили одежду от пыли. Через час за нами пришёл Ибрагим и повёл в ставку. Меня поразил строгий лагерный городок. Несмотря на кажущуюся суетню, везде был строгий порядок. Впоследствии я удостоверился, что азийцы — опасные воины: они мужественны, хорошо вооружены и искусны в битве. Я лично в этом убедился и стал сомневаться, устояла ли бы наша рыцарская конница против кольцевой атаки этих бешеных наездников.

У входа в ставку с нас сняли обувь, помыли ноги, опрыскали какими-то неизвестными благовониями, и мы вошли под купол Тамерланова шатра. В полутьме я услышал звучный, немолодой, произнёсший два слова, голос. Толмач перевёл по-гречески: «Приблизься, ференк!» Чезаре выступил вперёд; поклонился и ждал.

— Почему ференк оказался в стане моего враг? — перевёл толмач. — Разве он не знал, что одного, моего слова достаточно, чтобы исчезали целые города и с ними «тьмы тем» людей?

Момент был опасный.

Чезаре вежливо ответил: «Хан Тохтамыш приглашал меня, как посла великой Генуэзской республики, и я был его гостем так же, как мог быть твоим, если бы ты знал о моём существовании и пожелал бы меня увидеть».

Смелость ответа Чезаре, видимо, удивила завоевателя.

В полутьме громадной палатки по проволоке тихо зазвенели кольца, и красный занавес из тяжёлой шёлковой материи тихо был отодвинут чьей-то невидимой рукой. Я увидел сидевшего на подушке большого походного и очень удобного кресла крупную фигуру пожилого сухощавого человека лет под 60, с умными, чёрными суровыми глазами.

Он с минуту, не моргая, смотрел на нас. Я спокойно его разглядывал. Джовани за спиной у меня не выдержал этого молчания и шумно вздохнул.

Наконец, тонкие пальцы правой руки Тимура выбили лёгкую трель по лакированной поверхности китайского столика, и он спокойно сказал:

«Расскажи мне о твоём генуэзском государстве. Я мало его знаю: до Самарканда известия доходят поздно. Я знаю, что генуэзцы весь Понт снабжают новым страшным огневым оружием, которого у меня нет. Без него я медленнее покорю весь мир».

Чезаре рассказал о могуществе Генуи, о колониях, о флоте, богатстве. Свой рассказ он закончил так:

«Если великому хану угодно будет, я мог бы передать главе республики, дожу Генуи, его пожелания».

Тёмное, худое лицо Тамерлана стало мягче, и он милостиво кивнул Чезаре головой.

«Генуэзец, твой народ богат и предприимчив. Но знай, что Азийский мир богаче и сильнее. Как буря, проносятся по земле несметные азийские войска, и нет ни одного народа, который бы им противостоял. Шесть климатов[78] я покорил: неужели кто может подумать, что последний, седьмой, мне не покорится? На очереди Великая Татария. Мои войска уже раз разбили войска хана кипчаков. Я милостиво тогда с ним обошёлся. Во время войны его эмиры сделали мне несколько письменных предложений. Это было вероломством с их стороны по отношению к своему владыке, моему неприятелю. Эти предложения привели меня в негодование, я сказал себе: они изменят и мне так же, как теперь изменяют своему повелителю, и вместо всякого ответа я их проклял. Я тогда не хотел зла Тохтамышу. Теперь он вновь преградил мне путь в северные страны. Если враг злоупотребит оказанной ему добротой и возобновляет вражду, он да погибнет. Тохтамыш погибнет. Останься при мне. Когда я приближусь к Крыму, я отпущу тебя с письмом к Генуе».

И Тимур жестом отпустил нас.

Обращение с нами улучшилось; мы получили отдельную кибитку. Мы зажили спокойно.

Каждое утро мы все спускались купаться в быстром Тереке, затем верхом объезжали лагери.

Последние известия разведчиков сообщали, что кипчакская армия под предводительством самого Тохтамыша быстро наступает. Тимур собрал совет из эмиров.

ВОЕННОЕ ИСКУССТВО АЗИЙЦЕВ

Я должен здесь остановиться и рассказать о замечательном военном искусстве Тимура.

Один из его эмиров, Ахмат-бей, жил рядом с нами. Он сблизился с нами. Он мне по вечерам часто повествовал об удивительной способности Тимура — хитро подготовленными и молниеносными ударами разбивать неприятеля наголову. Однажды он вынес из кибитки книгу; в ней на китайской бумаге было написано сочинение Тимура — «Воинский устав».

— Я вижу, ты интересуешься нашим военным делом. Хочешь, я тебе объясню, в чём состоит наше искусство побеждать? Я часто объясняю это молодёжи.

Я попросил его сделать это.

Эмир принёс из кибитки много белых и серых речных камешков и долго их раскладывал на траве перед нашими походными складными стульчиками.

— Готово! — наконец, сказал он. — В этом «уставе» три отдела: как вести бой для войска в 12 тысяч человек, в 40 тысяч коней и в 100 и более тысяч всадников,

Возьмём, к примеру, отдел с правилами для армии в 40 тысяч. Смотри: я её разделил на 14 «дивизий». Вот центр. Вот — правое, вот — левое крыло.

Что видим на правом крыле? «Фронт» и «арьергард». Фронт состоит из 3 «дивизий» и «арьергард» также состоит из 3 «дивизий»; из них одна называется «передовой». Вот она. Остальные — «первой» и «второй». Что видишь ты на левом крыле? Тот же строй? Что же представляет собой этот центр? Два отборных «отряда»; это авангард центра. Здесь в центре ставятся храбрейшие воины, лучшие копейщики, лучники, меченосцы. Центральный авангард первым должен атаковать врага, испуская при этом громкие крики: «Алла акбар!»

Смотри: этот авангард уже пошёл в атаку. Командующий всей армией в этот момент следит за ходом наступления врага, ищет его слабые стороны. Тут может быть такой опасный случай: центр вражеской армии обращается в притворное бегство; наш авангард бросается в коридор — видишь? — и натыкается на сильные тыловые резервы. — Эмир восстановил прежнее расположение камешков. — Если неприятель производит общее наступление, — что делать нужно? Нужно двинуть вперёд центральный авангард, а на помощь ему бросить «передовые» дивизии правого и левого крыла. Двинули. Оказалось мало: вступают — первая дивизия правого крыла и вторая дивизия левого крыла. Вот эти; за ними следуют вторая дивизия правого крыла и правая дивизия левого крыла. Оказывается, и этого недостаточно после наших атак: враг напирает. Тогда в бой бросаются «передовые» дивизии «арьергардов» — правого и левого крыла. Если и после этого не последует победы, то в атаку пускают вот эту «первую» дивизию арьергарда правого крыла и вот эту «дивизию», «вторую», арьергарда левого крыла. Если неприятель не сломлен и этой атакой, на него бросают оставшиеся дивизии обоих флангов. Если не принесут победы и эти атаки, главнокомандующий, не теряя ни минуты, бросает на врага весь свой центр.

Эмир быстро развернул «Устав» Тимура, быстро нашёл нужное место и с расстановкой, подняв высоко брови, прочёл: «Пусть «центр» горой вырастает в глазах неприятеля и обрушится на него тяжело и мерно». Эмир передохнул.

«Если и теперь враг не сломлен, главнокомандующий, не колебаясь, должен сам ринуться в бой и увлечь за собой воинов и в то же время не терять из виду знамени Тимура».

Знамени во время боя Тимур придавал большое значение. В глазах татар это знамя могло заменять отсутствующего хана. У них, — говорил мне эмир, — иногда исход битвы зависит от знамени: достаточно было исчезнуть знамени, и воины обращались в бегство. Поэтому, Тимур иногда ухитрялся подкупать знамёнщика ханского знамени, чтобы тот в решительную минуту боя ронял знамя: это могло означать, что главнокомандующий убит, и тогда страх охватывал всех.

Кончив объяснение боя армии в 40 тысяч, эмир собрал все камешки, много добавил к ним новых; всех их вновь, не торопясь, слегка сопя, разложил красивым прямолинейным узором и с видом доброго учителя взглянул на меня.

— Это план боевого строя армии в 100 тысяч воинов, — вновь начал мой лектор рассказ, интересный только для меня: ни Дориа, ни Пиларо не понимали татарского языка. Из дальнейшего объяснения эмира, очень сложного, я вывел заключение, что этот план, в общем, был похож на только что описанный.

— Я тебе забыл сказать, — добавил эмир в конце своего длинного объяснения, — что этот «Устав» разрешает эмирам самостоятельно вести бой только тогда, когда сила неприятеля не превышает сорока тысяч человек. Если больше, — командует сам великий хан. Вот смотри, Франческо, — тут эмир поднёс к моему носу книгу. — Вот золотые слова, закон для меня: «Главная задача заключается в том, чтобы взять в плен командующего и опрокинуть его знамя»[79]. Я посмотрел на эмира. Глаза его горели. Я подумал: пожалуй, не сдобровать хану Тохтамышу: есть ли у него подобные эмиры?

БИТВА КИПЧАКОВ С АЗИИЦАМН

НА ТЕРЕКЕ

Сближение противников продолжалось.