Нил Стивенсон - Смешенье

Один из слонов выразил намерение повернуть вспять. Джек издалека не мог разглядеть, согласен ли с ним погонщик, но это не имело значения, так как слон уходил. Возможно, он был вожаком, поскольку идея распространилась со скоростью фосфорного огня. Когда несколько слонов с острыми, как бритва, клинками на бивнях решают совершить пируэт посреди скученной толпы, неизбежна сумятица. Произошла она и сейчас; Джек почти ничего не видел за фосфорным светом, но отчётливо слышал звуки: маратхи голосили так, будто все когда-либо написанные итальянские оперы исполнялись одновременно.

По мере того как фосфор на земле высыхал, он вспыхивал. Однако это происходило спорадически и медленнее, чем следовало бы. Джек и его товарищи у излучины ничего не могли сделать, потому что ничего не видели. За их спинами караван полз через брод, как струи патоки по холодной тарелке. Переправа могла занять часы. И Джека предупреждали, что опасно недооценивать маратхов. Одно дело – напугать животных, другое дело – сломить волю людей, и не крестьян с дубинками, а закалённых бойцов из каст махар и манг, посвятивших всю жизнь воинской службе. Джек не сразу воспринял предупреждения всерьёз, потому что в Англии нет ничего похожего, но Сурендранат убедил его, проведя грубую параллель между этими кастами и янычарами. Соответственно Джек велел пращникам сберечь часть бутылок про запас и, когда фосфорный огонь догорел, приказал наёмникам выдвинуться на прежние позиции. Лучников он отправил к пращникам, чтобы стреляли из укрытия зарослей. Все эти меры вскорости подверглись испытанию новой атакой махаров и мангов, и Джек, как ни мало ему хотелось, вынужден был выехать из шатра с мистером Футом по одну руку и мсье Арланком по другую, промчаться по перешейку и гнать несгибаемых маратхов до самых ущелий Дхароли. Ибо Джек, Фут, Арланк и их лошади светились в темноте. Никто даже не осмелился выпустить в них стрелу.

– Мистер Фут! – крикнул Джек огненному пятну, преследующему деморализованного врага. – Поворачивайте-ка к реке. Ничто, кроме пыли и песка, не отделяет нас больше от дворца Великого Могола в Шахджаханабаде, и лучше бы ему сразу расщедриться, не вынуждая нас упаривать мочу в его городе.

Книга пятая: Альянс

Кофейня миссис Блай, Лондон

– Теперь вы великий человек, Роджер, и богаче Великого Могола.

– Мне говорили, Даниель, но ничего, я не прочь выслушать это ещё раз.

– И вы человек в какой-то мере образованный.

– Я предпочёл бы услышать «умный», но продолжайте свою лесть, столь для вас несвойственную.

– Так вот. Какое метафизическое значение вы придаёте тому, что не можете заплатить за чашку кофе?

– Позвольте, Даниель, я только что заплатил, и не за одну, а за две, если то, что перед вами, – не мираж.

– Но вы не платили, милорд. Кофе принесли и записали на ваш счёт в конторской книге миссис Блай.

– Вы сомневаетесь в моей платежеспособности?

– Я сомневаюсь в платежеспособности всей страны! Выверните-ка ваш кошель. Прямо на стол. Давайте глянем.

– Не паясничайте, Даниель.

– Ах, теперь я паясничаю.

– С тех пор, как вам вырезали камень, в вас появилась какая-то странная ребячливость.

– Держу пари на всё содержимое моего кошелька, что всего содержимого вашего не хватит на ведро тресковых голов.

– Будь в вашем кошельке хоть столько, вы бы уже плыли в Массачусетс. Это все знают.

– Вот видите? Вы боитесь принять пари.

– С какой стати вам вздумалось поговорить о том, что в Англии нет денег?

– Вы сейчас важная птица, слухи носятся вокруг вас, как чайки вокруг рыбачьей лодчонки, вот я и хочу, чтобы вы каким-то образом отправили меня в Америку… ну вот. Ладно, ладно, я подожду, пока вы отсмеётесь. Когда снова будете меня слышать, махните рукой. А, отлично. Так вот, хорошо вам, Роджеру Комстоку, иметь неограниченный кредит и получать кофе и дома по первому слову. Многие другие влиятельные особы пользуются той же привилегией, включая нашего короля, который финансирует нынешнюю войну посредством каких-то алхимических манипуляций. Однако от нас, простых смертных, ждут платы за покупки, а платить-то нам нечем. Говорят, Америка купается в пиастрах, и хотел бы я на это поглядеть, да только шкипера не верят в долг, по крайней мере, натурфилософам… О да, милорд, смейтесь, смейтесь. Я здесь, в кофейне миссис Блай, исключительно в качестве придворного шута и прошу лишь по серебряной монете за каждый ваш смешок и по золотой – за взрыв хохота. Ещё изволите? Как, денег нет? Ваша мошна болтается, как мошонка мерина? Обычное дело, Роджер, и напоминает мне о другом вопросе, который я коротко изложу, покуда вы сморкаетесь и утираете слёзы: что будет, если все долги, личные и государственные, стребуют разом? Что, если миссис Блай выйдет из своего уголка, неся конторскую книгу на обширной груди, как Библию на аналое, и скажет: Роджер Комсток, вы должны мне свой вес рубинами, расплатитесь немедленно!

– Но, Даниель, такого не случается. Если миссис Блай нужны кофейные зёрна, она может пойти в порт, показать шкиперам свою конторскую книгу или, на худой конец, свой аналой и сказать: «Вот, самый влиятельный человек в Лондоне – мой должник, я могу представить залог, одолжите мне тонну мокко – и не пожалеете!»

– Роджер, что такое конторская книга миссис Блай, разрази её гром – приношу извинения, миссис Блай! – как не чернильные закорючки? У меня есть чернила, целый бочонок, я могу надёргать из гуся перьев и рисовать закорючки сколько влезет. Но это просто значки на бумаге, видимость. И значит, наша коммерция зиждется на видимости, в то время как испанская зиждется на серебре.

– Некоторые сказали бы, что это свидетельствует о нашей высокоразвитости.

– Я не из тех мракобесов, что считают кредит изобретением дьявола, и нечего меня с ними верстать. Я говорю лишь, что чернила, высыхая на бумаге, становятся хрупкими, и финансовая система, выстроенная на чернилах, тоже будет хрупкой – настолько, что может рассыпаться в любой миг. В то время как золото и серебро ковки, податливы…

– По мнению некоторых, это оттого, что их атомы, или частицы, обволакивает подвижная ртуть…

– Увольте.

– Минуту назад вы сами требовали от меня метафизики.

– Вы меня дразните, Роджер. Ладно, ладно, забавляйтесь, я не в претензии.

– Даниель, вы правда хотите отправиться в Массачусетс и оставить всё это позади?

– Всё это куда забавнее, чтобы не сказать прибыльнее, для вас, чем для меня. Я хочу отрешиться от мелочных забот, уехать в глушь и работать.

– Что, в вигваме? Или вы уже присмотрели пещеру?

– Там осталось достаточно деревьев. Вы намереваетесь жить на дереве?

– Нет! Срубить их, выстроить дом.

– Боюсь, Даниель, вы непривычны к такой работе.

– Но я умею учиться.

– Куда надёжнее рассчитывать на какой-либо общественный институт. Вы могли бы стать викарием в пуританской церкви.

– В пуританских церквях нет викариев.

– Ах да… ну что ж, вас могут взять в Гарвард.

– Могут взять, а могут не взять.

– Вот, Даниель, метафизическое истолкование ваших обстоятельств.

– Я весь обратился в слух.

– Вы ещё нужны Англии!

– Боже милостивый! Чего ещё ей от меня нужно?

– Сейчас я к этому перейду. Но прежде я предлагаю сделку.

– Подразумевается ли оплата серебром? Или чернильными закорючками?

– Подразумевается синекура для Даниеля Уотерхауза. В Колонии Массачусетского залива.

– А я, чёрт побери, здесь, по другую сторону океана!

– Синекура включает в себя некоторые привилегии, такие, как билет в один конец.

– Вы хотите сказать, Англия ждёт от меня чего-то столь ужасного, что после этого мне нельзя будет в ней показываться?

– Вы придумываете невесть что. Вы сами всё это время твердили, что стремитесь в Массачусетс.

– Тогда зачем было подчёркивать, что билет в один конец?

– Вы сможете вернуться, как только сочтёте, что это в ваших интересах, – невинно проговорил Роджер. – До тех пор, покуда аллианс у власти, вы без покровительства не останетесь.

– У вас есть досадное обыкновение глотать слова, как раз когда вы собираетесь сказать что-то то важное. Вы это нарочно?

– Аллианс… аллианс… АЛЛИАНС!

– Это что ещё за напасть? Род ишиаса?

– Можно произносить на французский манер – альянс.

– Вы о супружестве?

– Скорее о содружестве.

– Тогда почему просто не назваться партией?

– Потому что тогда решат, будто мы собираем партию в бостон.

– Не всё ли равно, в Бостон или в Массачусетс?